Хор больных детей. Скорбь ноября — страница 50 из 72

Хубер поднял на него блестящие красные глаза, беззубая улыбка придавала его лицу простодушное выражение. Некоторые считали Хубера умственно отсталым, а потому никогда не приближались и старались держаться противоположной стороны улицы. Он был настолько одутловатым, что его смуглая кожа, казалось, готова была лопнуть в любую секунду.

Злобный оскал и враждебные соски Бекки нацелились на Шэда, и тот почувствовал себя как в детстве, когда сидел на ее уроках Библии, не зная правильной главы и стиха. Над верхней губой Бекки белело пятнышко кокаина.

Потребовалась минута, чтобы Хубер прочистил мозги и заговорил. Это явно давалось ему с трудом, и Шэд гадал, зачем тот вообще старается.

Черные десны раздвинулись, кончик языка скользнул из стороны в сторону.

– Мои соболезнования, – произнес Хубер.

– Спасибо.

– Не мог уснуть?

– Думаю, я спал.

– Лунатишь, да? Ноги коварные.

– Бывает.

– У меня тоже, иногда. – Хубер не мог полностью открыть глаза, но его голос звучал трезво и разумно. – Некоторые из нас слышат зов, на который должны ответить.

Бекка Дадлоу кивнула так, словно ей сухожилия на шее перерезали. Ее губы задрожали, будто она хотела что-то сказать, но затем жена проповедника снова закрыла рот. Медленным, отработанным движением она соскользнула с пня, свернулась калачиком на траве и захрапела.

– Тебе не холодно? – спросил Хубер.

Стоило Шэду об этом задуматься, он начал дрожать.

– Да. Ты слышал, как я недавно разговаривал?

– Нет.

– Чувствуешь запах краски?

– Краски? – Хубер фыркнул. Его ноздри были забиты грязью и кокаином. – Нет.

– А крови?

– Черт, тебе, должно быть, жуть снилась.

Или что-то еще. Шэд по-прежнему чувствовал на шее липкое прикосновение Джеффи О’Рурка, но теперь не видел на коже никаких красных пятен. Его трясло все сильнее, и он направился к задней двери пансиона.

Шэд прошел мимо телефона в холле. На миг он задумался, не выяснить ли в справочной номер Альберта Херрина в Восточном Голливуде. Можно было бы позвонить и спросить Прескотта Пламбера. Но что, черт возьми, он будет делать, если Джеффи ответит.

Глава девятая

Он направлялся на встречу с новой женой Луппи Джо Энсона вместе с Нытиком, который, тяжело дыша, лежал на пассажирском сиденье, когда зеркало заднего вида заполнила патрульная машина Дейва. Шэд притормозил, съехал на обочину, вышел, прислонился к «Мустангу» и стал ждать. Так же он себя ощущал, когда «быки» проводили свои выборочные обыски.

Когда он блокировал дорогу для перевозчиков самогона, то висел на хвосте у Таба Гаттлинга или кого-нибудь другого из парней, пока копы не выскакивали из-за мостов и рекламных щитов на шоссе. Иногда шериф Уинтел лично выворачивал из-за двадцатифутового штабеля досок у склада стройматериалов и перемахивал через реку на окраине города. В тех краях у него была девушка, и, если момент оказывался подходящим, он бросался в бой. Шерифу нравилось палить, высунувшись из окна машины.

Копы всегда могли определить тех, кто вез спиртное, поскольку от тяжести багажники сильно проседали. Когда Шэд предложил брать только половину груза и делать две ходки или равномерно распределить бутылки по всей машине, чтобы амортизаторы так не сжимались, перевозчики посмотрели на него как на психа.

Нельзя портить игру, нужно просто в нее играть. Так что Шэд выполнял свою часть работы: отстреливался и отрезал патрульные машины, принимал удар на себя и блокировал копов, пока перевозчики не убирались. Затем он уводил полицию в безрассудную погоню через весь город, а потом стряхивал их с хвоста.

Каждый исполнял свою роль. Слишком много денег от необлагаемого налогом виски поступало в округ. Если бы бизнес лишился перегонных кубов, треть населения оказалась бы без работы. В выходные Лощина сворачивала дела и снова появлялась в трейлерном парке в Поверхое.

Шериф не мог арестовать больше двух перевозчиков в месяц. Это было самое приятное – делать все возможное, чтобы не оказаться в числе задержанных.

Дейв подошел к Шэду.

– Тачка все еще в хорошей форме. Кто присматривал за ней для тебя?

– Таб Гаттлинг.

– Он что-то переделал, пока тебя не было?

– Нет, только мыл ее и заряжал аккумулятор.

– Я удивлен, что он смог себя контролировать, учитывая все те мощные тачки, которые он собрал для команды. Улучшенная ходовая и усиленная подвеска, чтобы можно было мчаться по изрытым колеями проселкам и перепрыгивать ручьи без особых поломок. У него настоящий талант. Он все время совершенствует дизайн кабин.

Любой другой коп, будь он даже другом, сыграл бы грубее. Подошел бы и тихо зашипел на ухо. «Быки» на ярусе постоянно так поступают: протискиваются с ухмылкой и грозят шепотом, просто чтобы вывести заключенных из себя. Прощупывают, давят на тебя с улыбочкой, а руку всегда держат возле дубинки на поясе. «Бык» приходит домой и узнаёт, что его шестнадцатилетняя дочь беременна, сын продает травку и завалил геометрию, жена спустила кредитки на новую мебель для гостиной, и он варится во всем этом, пока не добирается до работы. А там отрывается на какой-нибудь мелкой сошке с дурным характером.

Любой другой коп сыграл бы грубее, особенно если сила на его стороне. Но только не Дейв Фокс. Он вел себя спокойно и невозмутимо. Шэд понимал, что у него могут быть неприятности, раз Дейв тратит время на пустые разговоры, но ничего не мог сделать, кроме как пережидать.

– Чем больше денег штат выделяет полицейскому управлению на машины, тем серьезнее Таб должен относиться к своей роли.

– Я готов аплодировать там, где это заслуженно. И все же ему следует держаться своих дорожных шоу или автодерби. Если дела пойдут еще серьезнее, кому-то придется на него надавить и снова уравнять положение.

Неужели Дейв думал, что Шэд сразу по возвращении вернется в игру? Безо всякой задней мысли снова займется перевозками виски?

Шэд не хотел проявлять слишком большой интерес, но знал, что именно возвращения в игру от него и ждут, поскольку лишь эта тема всех объединяла.

– «Понтиаки» по-прежнему используют чаще других?

– Да, Луппи и некоторые парни по-прежнему предпочитают GTO, поскольку папаши после Вьетнама катались именно на этих тачках. Заставляет парней чувствовать себя частью мировой истории.

– Я всегда думал, что Gran Turismo Omologato звучит, возможно, слишком по-азиатски, чтобы они пошли на такую сделку.

– А никто из них не знает, что означает GTO.

Тачка твоего отца имеет такой же смысл и значимость, как и твоя первая телка. Не станешь настоящим мужчиной, пока не проедешь сквозь множество пожаров и не пересечешь дюжину линий, протертых поперек подъездной дорожки. И только одолеешь одну – тебя уже ждет другая. Тот первый раз, когда ты привез домой пьяного отца. Та первая ночь, которую ты провел в тюрьме.

Нытик забрался на водительское сиденье и принялся дергать ручку, пытаясь опустить стекло. Наконец-то па обзавелся сообразительным щенком.

– Зик Хестер был в отделении неотложки прошлой ночью, – сказал Дейв, и они перешли к этой теме.

Лицо Шэда превратилось в пустую маску блока «С».

– Даже так?

– Кажется, он снова сломал руку.

Иногда просто необходимо быть мудаком. В редких случаях это лучше любой альтернативы.

– Думаю, ему следует быть осторожнее.

Ноябрьский воздух наполнился пеплом. Наверху, в полях, фермеры жгли ветви остролиста и тополя с окраин своих садов. Дейв скрестил на груди массивные руки и сделал вид, что едва сдерживается. Раньше, до встречи с Маленьким Пепе, этот жест выглядел внушительнее.

– Думаю, и о других можно сказать то же самое.

– Разумеется. Он рассказал тебе, что случилось?

– Нет.

Шэд ущипнул себя за подбородок и притворился задумчивым, стараясь не переборщить. На самом деле пудрить мозги Дейву не особо хотелось.

– Возможно, он вернулся бухой из закусочной и опять споткнулся о ткацкий станок своей матери. Ты меня озадачил. Она раскрасила новую картину по номерам, чтобы заменить ту, с Элвисом и Иисусом на облаке?

– Нет, та ей так нравилась, что она ее просто склеила.

То, что ты не распускаешь язык, не мешает тебе слегка развлечься. В тюрьме Шэд никогда бы не повел себя подобным образом, но ему пришлось признать: дома он чувствовал себя умнее, чем следовало бы.

Дейв сверкнул глазами, и его галстук каким-то неведомым образом стал еще прямее.

– Хочешь заставить меня пожалеть о том, что ты вернулся в город?

– Какие страшные вещи ты говоришь.

– Знаю, сам от себя в ужасе.

Нытик опустил окно на четверть и, высунув морду, облизал стекло.

– Полагаю, пока остаешься дома, ты сделаешь то, что должен, – сказал Дейв, – какой бы ни была цена.

– Ты и сам поступил бы так же.

– Я считаю, что следует красться, пока не придет время прыгнуть.

– Я тоже. Но до тех пор, пока вы все не решите, что означает «смерть от несчастного случая», думаю, мне придется идти своим путем.

– Послушай, я не жду, что ты будешь раздавать соседям горячие булочки с маслом и подливку. Но шериф не собирается мириться с горой проблем.

– Если так, то почему не он разговаривает со мной, а ты?

Это был хороший вопрос. Нытик тоже его обдумывал, склонив голову набок и размахивая взад-вперед хвостом. Огромные лапы щенка выглядели так, будто они слишком тяжелые, чтобы он мог их поднять. Дейв переменил позу, и Шэд увидел, как в его глазах появилась суровость.

– Прошлой ночью у Добера произошла поножовщина. Шериф занят этим.

– Там был кто-то, кого я знаю?

– Нет. Я приехал встретиться с тобой из вежливости, так к этому и относись.

– Хорошо. – Подобные выпады и финты подрывали его решимость. – Если тебе интересно, Зик набросился на меня. Сзади. Налетел как бык. Я не искал ссоры.

– Научился в тюрьме не прибегать к насилию? Освоил принципы Ганди?

– Призна́ю, я был не против надрать Зику задницу.