Келли Энсон встала и прошла с чековой книжкой и счетами через кухню, хмурясь, как будто ей не нравились цифры, которые она постоянно придумывала. С раздраженным вздохом Келли все бросила.
Шэд мог себе представить банковский счет Луппи. Долгие годы тот следовал традициям своего деда и закапывал наличные в стеклянных банках по всей ферме. Обычно он хранил замысловатые карты, нарисованные на миллиметровой бумаге, но однажды в сезон дождей половину его земель затопило, и восемнадцать тысяч утонули в грязи. Раз теперь Луппи Джо хранил деньги в банке, у него, скорее всего, имелось с дюжину разных счетов, средства на которые поступали и уходили без всякого порядка.
Девушка засуетилась в холле, обошла гостиную и тут заметила в дверном проеме Шэда. Легкий ветерок окутал его и взметнул ее волосы.
Не выказывая ни малейшей тревоги, девушка заглянула Шэду через плечо и увидела, что Джейк по-прежнему возится с деревянной рейкой, а остальные мужчины ходят по двору к сараю. Это ее обнадежило.
Девушка выпрямилась во весь рост – она была почти шести футов, такая же высокая, как Луппи, – и спросила:
– Ты кто?
– Я – Дженкинс. Шэд Дженкинс. – Он попытался изобразить обезоруживающую улыбку, но не был уверен, что получилось так, как он надеялся.
Взгляд темных глаз смягчился.
– Брат Меган?
– Точно.
– Ты был в тюрьме.
– Да.
– И только что вышел.
– Да. – Так все и должно было происходить.
– Ты не Джо ищешь? – На самом деле это был не вопрос, а скорее тема для разговора, но Келли отвергла ее в ту же секунду, как затронула. – Ты хотел поговорить со мной.
– Да.
Милый голосок девушки был словно топленое масло среди зимней стужи – мягкий, густой, гладкий и какой-то воздушный. Голос напомнил Шэду, насколько Келли молода, и он ощутил странную обиду на Луппи.
– Чтобы поговорить о ней. Ведь тебя так долго не было.
Можно без конца кивать, пока не почувствуешь себя идиотом, поэтому Шэд просто ждал приглашения сойти с придверного коврика.
– Не знаю, чего ты от меня ждешь.
– Я тоже, – ответил он.
– Что ж, заходи.
На каминной полке стояла большая фотография, на которой были запечатлены Луппи Джо и Келли в день их свадьбы. Луппи выглядел счастливым, но чувствовал себя неловко в рубашке с коротким рукавом и галстуке «боло». Огромный живот нависал над поясом, пуговицы едва не расстегивались. На Келли была короткая вуаль, которая опускалась до середины переносицы, скрывая ее глаза, хотя их все же можно было различить – черные, как прорехи в ткани. На ней было длинное белое шелковое платье допотопного фасона. Такие носили, прогуливаясь по плантациям, перед Гражданской войной. На фотографии Келли была по меньшей мере на шестом месяце беременности.
Шэд не заметил поблизости никаких детских игрушек. Ни кроватки, ни бутылочек, ни баночек с детским питанием. Возможно, о ребенке заботились ее родители или она его потеряла. Некоторые вопросы лучше не задавать.
– Это же ты купил «Мустанг», в котором погиб двоюродный брат Джо?
– Да, – сказал Шэд.
– Джо говорит, что парня убили его волосы.
– Его убила мать Чаки Иглклоу, хотя можно сказать, что причиной смерти действительно стала его залысина.
На губах Келли мелькнула улыбка, и сейчас этого было достаточно.
– То есть?
– Он постоянно гляделся в зеркало заднего вида и не следил за дорогой.
Келли схватилась за спинку стула и сжала так, что напряглись мышцы на шее. Шэд старался не пялиться на аппетитную линию ее шеи, на четкие изгибы тела, упакованного в ладно сидящую одежду. Это было нелегко.
– Я слышала, ты нарываешься на неприятности, – сказала Келли. – Вызываешь беспокойство, куда бы ни пошел.
Ее тон охладил Шэда.
– Кто такое говорит?
– Все и так знают. Думаешь, у людей в Лощине есть о чем потрепаться, кроме бывшего зэка, который вернулся домой и узнал, что его младшая сестра мертва?
Вот тебе и ходьба на цыпочках. Слова Келли доказывали ее проницательность, она уже настроилась на разговор и не возражала выложить все.
– Полагаю, других тем у них нет.
– Ты же не собираешься навлечь на мой дом все эти неприятности и беды, Шэд Дженкинс?
– Я лишь хочу поговорить.
– Хорошо. Садись.
Прогулка по дому ничем не отличалась от путешествия по собственному прошлому. Шэд вспомнил, как возвращался сюда поздно вечером, после развозки спиртного по придорожным барам и приходским базарам. Парни играли в покер, ставя на кон брелоки от карманных часов и серебряные доллары, как делали их отцы и деды. Шэд понимал, что связан с ними реальной, хоть и неосязаемой, нитью, которая вела назад сквозь смутные мили его родословной.
На барной стойке расположились бутылка самодельного виски, вино и свежеприготовленный кофе, но Келли ничего ему не предложила.
– Я не знаю, о чем спрашивать, – признался Шэд.
– Не уверена, что смогу подсказать.
Теперь, когда у него появился кто-то, способный помочь, каждый его вопрос казался слабым и жалким.
– Как ты и сказала, последние пару лет я был вне пределов досягаемости. И пропустил бо́льшую часть жизни Мег, пока она превращалась из девочки в женщину. Я пытаюсь выяснить то, чего может не знать мой отец.
– Ладно.
– Что вы делали? Куда ходили?
Келли сурово нахмурилась.
– Что, черт возьми, это за вопросы?
Она была права, ему следовало сосредоточиться.
– Вы вместе участвовали в Молодежном служении.
– Мы ездили по округе. В одной только Лощине четыре христианские церкви, включая зал преподобного Соу в подсобке его галантерейного магазина, где стоит пара скамей. Где-то любят вино и танцы, где-то предпочитают более пуританское поведение с редкими ночными посиделками под евангельские песни. А есть те, кто придерживается старых привычек. Ты же знаешь, как это бывает. Преподобный Дадлоу просил нас разговаривать с такими, раздавать литературу, стараться, чтобы они почаще приезжали в город и слушали его проповеди.
В фильме парень, играющий Шэда, сейчас протянул бы руку. Возможно, коснулся бы ее запястья или тыльной стороны ладони, и зрители вцепились бы в кресла, чувствуя, как на экране нарастает сексуальное напряжение.
Господи, он был таким же испорченным, как Зик, который постоянно думал, что на него направлена камера. И она берет крупный план.
Слишком легко месть превращается во что-то вроде надежды. Шэд слегка поскреб подбородок, пытаясь сфокусироваться.
– То есть вы, девочки, наносили визиты.
– Не называй меня девочкой, пожалуйста. Возможно, ты не хотел, чтобы прозвучало оскорбительно, но вышло именно так. Я чувствительна к подобному тону. Моя мать часто этим пользуется.
– Прошу прощения. Итак, вы обе, э-э, что именно делали? Стучали в двери?
– Раздавали брошюры. Иногда забирались далеко – до Энигмы, Поверхое и Уэйнскросса.
По воротнику Шэда стекала струйка пота.
– Вы ходили на ферму Ласк?
– Это которая?
– Местечко на шоссе – восемнадцать в Уэйнскроссе. Жалкие несколько акров с умирающим вишневым садом и больными детьми. Двое с ластами вместо рук, еще один с гидроцефалией. Мальчишка с большой головой, похожей на тыкву.
– Я понимаю, что значит это слово, Шэд Дженкинс. У нас было несколько остановок на шоссе – восемнадцать. Но я не помню название Ласк или похожих детей.
– Уверена?
Она снова нахмурилась, на переносице появилась морщинка.
– Я бы запомнила ребенка с головой как тыква, тебе не кажется?
То, что Меган бывала там, где жила ее мать, и не повидалась с ней, не могло оказаться совпадением.
– Случались какие-нибудь неприятности, когда вы раздавали брошюры проповедника Дадлоу? Две юные девушки все-таки.
– Иногда нас прогоняли. Люди не всегда готовы восхвалять Господа непривычным для них способом. Или хоть каким-то, как часто выясняется. Толпа перевозчиков из Суитуотера однажды устроила нам веселый денек – они кричали, доставали и тому подобное, но ничего такого, с чем женщине не приходилось бы сталкиваться тут почти каждый день.
– А Зик Хестер?
– А что с ним?
– Он когда-нибудь беспокоил Меган?
– После того как она расквасила ему губы, а ты его избил? Нет. Он обходил нас десятой дорогой.
Раздался протяжный гудок – это Нытик нажал на клаксон. Джейк крикнул:
– Я серьезно думаю, что этот пес, наверное, хочет наняться в перевозчики. Парни, как считаете: дать ему пробный заезд?
Ладонь Шэда скользнула по столу, и он понял, что тянется к Келли, словно имеет на это право. Он встал, сунул кулаки в карманы и прислонился к стене.
– Вы когда-нибудь бывали на Евангельской тропе?
– Нет. Незачем подниматься по той дороге.
– За хребтами ведь живут несколько семей. Йохансены, Таскеры, Бернберри и Габриэли.
– Никогда о них не слышала. Кроме того, это слишком далеко, а мы обычно передвигались пешком.
– Пешком до Уэйнскросса и Энигмы?
– Нет, конечно. В такие дни Джо давал мне свой грузовичок.
Наконец до Шэда дошло. И тут же в нем всколыхнулась волна раскаяния в собственной несообразительности, но он не подал вида.
– Чтобы сбросить товар. Ты не просто раздавала церковную литературу, а доставляла виски.
– В некоторые дни я делала и то и другое. Думала, ты догадаешься, учитывая, за кем я замужем.
– Мне стоило догадаться. Меган часто была с тобой на таких вылазках?
– Она только пыталась привлечь людей в церковь. Если мне нужно было сделать доставку, я просто подвозила ее на грузовичке. В остальное время мы ходили по домам, помогали с базарами, с распродажами выпечки и тому подобными вещами. Она была старомодной, чистой душой.
– Проповедник Дадлоу сказал мне, что Меган навещала его за три дня до смерти.
– Миссис Свузи любит выпить виски под свои пироги. Я попросила Меган забрать деньги, которые нам причитались.
– Она знала, что это за самогон?
– Она же не была дурой. Конечно, знала. Иногда ее тревожило то, что так много людей пьет. Даже старые церковные дамы, вроде миссис Свузи. Но Мег никогда ни на кого не держала зла. Так принято в Лощине.