у существу.
Пока Млечный Путь медленно плыл над головами, Хорьчиха Имбирь называла щенкам имена выбранных ими звезд. Очерчивая лапой контуры созвездий, она вспоминала легенды об их возникновении. И рассказала щенкам, как много веков назад хорьки прилетели на Землю, покинув другое солнце и свою собственную планету.
Мисс Имбирь показала звезду по имени Хорек, вокруг которой вращались все другие звезды, и недалеко от нее — созвездие Мустелла, чье тело напоминало ковш. Ручка «ковша» состояла из четырех ярких звезд, образующих хвост Великой Хорьчихи.
— По легенде, Мустелла — единственное созвездие на небе, которое выглядит одинаково с Земли и с планеты Ферра.
— Это правда, мисс Имбирь, или только легенда, как про Дикобраза?
— Большинство сказок рождаются из подлинных происшествий. Дикобразы добры к полевкам даже в наши дни. Но никто не знает точно, откуда мы явились.
Одна маленькая хорьчиха терпеливо ждала, слушала и смотрела на других.
— А ты нашла свою звезду, Трили? — спросила учительница.
Малышка протянула лапку:
— Да, мэм. Она там, в Великой Хорьчихе.
— Последняя в ручке ковша, самая яркая?
— Нет. В середине ручки.
Учительницу словно током пронзило, от носа до хвоста. Эта крошка выбрала...
— Видите две линии под прямым углом? Моя звезда — около вершины угла. Она не очень яркая.
Учительница повернулась к маленькой хорьчихе.
— Из всех звезд на небе, — прошептала она, — ты выбрала ту, что в самом сердце Мустеллы. Кто помог тебе?
— Но, мэм... Разве нельзя? Она же не очень большая...
— Ты знаешь имя твоей звезды?
— Нет, мэм.
— Трили, ее зовут Феррина. Легенда гласит, что это звезда нашей родной планеты.
— Что за легенда, мисс Имбирь? Почему мы ее не знаем?
Учительница задумчиво улыбнулась в темноте. Острая тоска по дому вспыхнула в ее душе.
— Что тебя больше интересует, Трили? То, что уже случилось, или то, что еще должно произойти?
Малышка молча обдумывала ответ. Всю жизнь родители задавали ей вопросы, чтобы научить наблюдать, воображать, делать заключения, изучать. «Почему это так, Трили? Почему это случилось так, а не иначе или вообще не случилось?»
— Больше всего мне интересно... разгадывать тайны!
«Это дитя сможет расширить границы мира», — подумала учительница.
Слушая разговор, рядом стоял щенок с белой масочкой.
— А мне интереснее всего то, что должно произойти! Мисс Имбирь кивнула.
— Как и большинству из нас, Хоппер. То, что уже случилось, — наша история — не так волнует нас, как наше будущее. — Она улыбнулась: — Почему, Трили, как ты думаешь?
— Потому что мы можем творить наше будущее, — ответила маленькая хорьчиха. — Потому что будущего еще не было, а прошлое — было.
В темноте прозвучал голосок Джимкина:
— Но, мисс Имбирь, если очень захотеть, разве нельзя изменить и прошлое?
— Хорьки-философы говорят, что можно.
— Я хочу стать хорьком-философом, — сказал Джимкин.
Какие тропинки выберут себе ее щенята, учительница сказать не могла. Каждый хорек — создание волшебное.
Эта ночь запустила в небо девять ракетных корабликов в девять новых «завтра». И в каждом из девяти сидел малыш со своей собственной звездой, которая навсегда будет его другом.
Глава 3
Ко времени прибытия Хорьчихи Трилистник деревенский клуб был полон хорьков-фермеров. Она обещала поведать им тайну кукурузных полей, и каждый желал ее услышать.
В зале стало тихо, когда сыщица прошла на сцену, украшенную выполненными пером и пастелью рисунками с изображением сухой кукурузы, тыквы и кабачков. В середине сцены располагался стол, залитый льющимся с потолка светом.
Трилистник поставила на стол плетеную коробку. Ее прикрывала крышка, но четыре медных замка не были застегнуты. На коробку падал яркий свет. Шепот прошелестел по толпе: что в коробке?
Сыщица взяла в лапу микрофон, и шепот стих.
— Спасибо, джентльфериты, — произнесла она ясным, твердым голосом опытного детектива. — Дело о Таинственных Рисунках — задача в высшей степени увлекательная и сложная.
Она сделала паузу, обводя взглядом присутствующих от мордочки к мордочке: разные оттенки шкурок и масок, глаза, устремленные на нее, словно на иллюзиониста, готового показать фокус.
— Помогите проверить мое решение, ответив на несколько вопросов.
Мгновенно ее слушатели превратились из наблюдателей в участников игры «Угадай-ка!». «Помогите проверить мое решение» — было типичным приемом сыщицы Трилистник, превращавшим ее клиентов в детективов, участников расследования.
— Нет ли на расстоянии примерно тысячи лап от полей, на которых появились изображения, — начала Трилистник, — каких-либо ручьев или речек?
Усики и маски закивали в знак согласия. Действительно, недалеко от каждого поля, где были обнаружены рисунки, протекает речка, не большая, не маленькая — средняя.
— Если стать лицом к северу, правда ли, что речка всегда протекает слева от поля и никогда — справа?
Вдумчивые кивки. Да, это так.
— Появляется ли рисунок после туманной или дождливой ночи или в ночь, после которой находят рисунок, небо бывает ясным?
Клиенты молча обдумывают ответ, затем, посоветовавшись друг с другом взглядами, кивают, и чей-то голос с общего согласия произносит:
— Каждая ночь перед появлением изображения была ясной.
Трилистник кивнула в знак благодарности за помощь.
— Был ли последний сезон особенно урожайным? Или этот год был трудным для фермеров?
В толпе заискрились смешки. Никоим образом нельзя назвать прошедший год трудным для сельского хозяйства. Они, конечно, от рассвета до сумерек трудились на своих ухоженных полях, но этот год был особенно урожайным.
— Кто-нибудь узнает это? — Сыщица показала фетровый диск, похожий на берет, размером с пол-лапы.
Удивленный возглас из четвертого ряда:
— О, я нашел такой же! На моем поле, расположенном на вершине холма, около апрельского рисунка!
— Ясно, — подтвердила сыщица. — Благодарю вас, джентльфериты, это была замечательная загадка. Польщена тем, что вы пригласили именно меня, чтобы разгадать ее. Ваши таинственные узоры, ваши рисунки из кукурузных стеблей — работа прибывших сюда парижских художников-мышей.
В толпе молчание. Лапы поглаживают усы, точно так же как это делает сыщица.
Если есть в расследовании самый счастливый момент, то он наступил сейчас, когда решение объявлено клиентам и можно наблюдать, как в лучах очевидности тает их недоверие.
— В стеблях кукурузы имеются соединения железа. Когда стебли попадают в магнитное поле, — объяснила Хорьчиха Трилистник, — они прочно связываются с тем покрытием, которым пользуются художники, — льняным маслом. А те привыкли работать на левом берегу реки их любимого города — Парижа. Ясное небо и свет полной луны необходимы, чтобы внедрить в творческие головы сумасбродную идею, иначе они до нее не додумаются. Конечно, следовало ожидать, что кто-то из множества путешественников обязательно потеряет шляпу.
— Но, мисс Трилистник, чем привлекли их наши поля и кукурузные стебли? Если образы приходят к ним при полнолунии, то у них дома что ли полнолуния не бывает?»
Сыщица кивнула:
— Это хороший вопрос. Однако не образы приходят к художникам, а наоборот: художники — к образам. Ваша кукуруза — это их холст. Ваша богатая, плодородная земля видоизменялась в течение многих столетий. Окислы железа разлагались в интенсивных магнитных полях.
Мыши не создавали рисунков, но угадали их чутьем. При помощи своего масла они освободили кукурузные стебли, и те образовали рисунок, повинуясь электрическим разрядам далекого прошлого.
Снова вопрос из аудитории:
— Как мыши могли узнать о существовании рисунков, мисс Трилистник, если мы никогда не догадывались, что они у нас есть?
— Но это мыши-художники, — ответила сыщица. — Они чувствуют малейшие токи, чего мы, остальные, чувствовать не можем. Посмотрите на бабочек, которые перелетают с места на место; их побуждения неведомы им самим. Но эти чуткие создания приземляются на ваших полях, потому что здесь — произведения искусства.
— Но постойте, ведь там могут быть и другие рисунки, еще не найденные!
— Да, весьма возможно.
— Мисс Трилистник, а что они означают? Юная сыщица нахмурилась:
— Вы попросили меня разгадать тайну появления рисунков на ваших полях, — возразила она. — Сказать, что заставляет стебли ложиться определенным образом, кто побывал на полях и почему. Значение рисунков — это совсем другая тайна, и я ее еще не раскрыла. Но клянусь кончиком хвоста, кое-какие соображения у меня есть. Подозреваю, что рисунки — это послания древних с целью напомнить нам о чем-то крайне важном.
— Напомнить нам?
— Что говорят хорьки-философы? Мы знаем лишь то, что уже известно. Ничто не узнается вновь, все только вспоминается.
Из середины толпы спросили:
— Есть ли доказательства правильности вашей гипотезы о том, что мыши-художники — из Парижа? Допустим, вы правы насчет левого берега, но почему именно Сены? Ваши аргументы несколько притянуты за уши...
Картина, которая пронеслась в сознании, пока Трилистник, закрыв глаза, держала в лапах беретик, была свежа в памяти. Будто она очутилась в другом месте — в доме, который был студией мышей-художников, а его хозяин во французском кепи — их лидером.
«Мы ничего не придумываем, — объяснял он художникам, пока они складывали свои кисти и банки с льняным маслом в потрепанные ранцы. — Мы открываем! Освобождаем спрятанные от глаз произведения искусства!»
В своем воображении Трилистник прибыла вместе с художниками на поля, раскинувшиеся за спящей хоречьей деревней, и видела, как искусно мыши орудуют кистями и как падают в изнеможении кукурузные стебли под лунным светом, чтобы зарядиться энергией, освобожденной после многих веков покоя.
Но хорьки-фермеры ждали доказательств.