– Тогда пройдемте в отделение до выяснения личности.
– Зачем в отделение? Я Татьяна Ветрова… Послушайте, там моей подруге плохо, вызовите «скорую»…
– Может, тебе еще и пожарных вызвать? Шляются по киношкам в рабочее время…
Милиционер вцепился ей в рукав. Танюшка еще попыталась вырваться, однако он грубо осадил ее и потащил за собой к выходу из кинотеатра. Она еще докрикивала билетерше: «Вызовите “скорую”!», однако уже была оттерта от нее толпой, которую ледоколом рассекал милиционер, и люди смотрели на нее с презрительным недоумением, как будто она что-то украла.
Отделение милиции оказалось недалеко, почти во дворе кинотеатра. В нем сидело еще трое таких же «прогульщиков», как и она, – в рабочее время людей ловили прямо в кафе, кинотеатрах, химчистках и магазинах, требуя объяснений, почему они не на рабочем месте. До Танюшки, конечно, доходили слухи, однако чтобы такое случилось с ней… Ладно, она в конце концов на каникулах, но же что будет с Маринкой?
Милиционер долго и на полном серьезе оформлял протокол задержания, куда-то звонил, кажется, в университет, проверяя, учится ли у них такая Татьяна Ветрова, потом сверял в паспортном столе личные данные и прописку на силикатном заводе.
– Вы что, не видите, что она беременная? – наконец не выдержала дама в каракулевой шубке из числа таких же пойманных.
– Беременная – не больная, – не отрывая глаз от протокола, ответил милиционер.
Танюшке стало дурно от жары и духоты в отделении.
– Да? – слезы у нее давно иссякли, и она думала только, как скорей выбраться отсюда. – Тогда запишите в протокол, что у меня свекор прокурор республики. Петр Андреевич Ветров. Можете даже ему позвонить.
– Может, тебе еще сам Андропов дядька? – хмыкнул милиционер. – Андропову звонить не надо?
В конце концов ее отпустили, потому что предъявить оказалось действительно нечего. И она поплелась домой, зареванная, в сбившемся платке, едва волоча ноги. Проходя мимо кинотеатра, она вспомнила про Маринку, однако после всего, что случилось, заглядывать внутрь не решилась. Попросту испугалась. Ей надо было срочно попасть домой и хотя бы умыться. Ей казалось, что лицо ее заляпано жирной липучей грязью, что теперь она замарана навсегда перед всем миром, но более прочего перед государством. Чем она была виновата? Да уже тем, что могла вот так запросто сходить в кино, когда другие вкалывали на производстве. Она давно догадывалась, что человек рожден для того, чтобы каждую минуту вкалывать – на производстве или у себя дома. Вдобавок каждый гражданин страны Советов в принципе был в чем-либо да виноват перед государством, и задача государства – только установить эту его вину… А «внутренний мир», о котором любила говорить Вероника Станиславовна – это вообще ничто на фоне государственных интересов. И это Танюшкино внутреннее Я опять чему-то явно не соответствовало, чему-то очень важному, чего Танюшка никак не могла уловить и сформулировать для себя.
Дверь была закрыта изнутри на верхний замок. Значит, кто-то совсем некстати приехал на обед домой. Сергей? Пальцы дрожали, Танюшка с трудом нащупала ключом замочную скважину, однако дверь уже открывали изнутри.
Дома был Петр Андреевич. Танюшка попыталась было быстро скинуть сапоги и пальто в темной прихожей и проскользнуть в ванную, однако по ее прерывистому дыханию он понял, что что-то явно не так, и спросил, что случилось.
– Представляете, – она попробовала говорить спокойно, но голос сорвался, и она опять откровенно разревелась, заново переживая свое унижение. – Мы с Маринкой просто пошли в кино, а меня там милиция… в милицию…
Путаясь в словах, она объяснила, что случилось, и наконец опять расплакалась, утирая слезы уголком платочка.
– Нет, главное, меня отпустили, а Маринка… Что с ней такое? Кто-нибудь вызвал «скорую»?
– Не реви, ну все, все, – произнес Петр Андреевич как можно мягче. – Фамилию милиционера запомнила?
– Фамилию?.. Какую фамилию? Он там сидит, в отделении, почти во дворе кинотеатра.
Накинув дубленку, Петр Андреевич быстро вышел. Вернулся скоро, не прошло и получаса, в нервном, возбужденном состоянии, даже поругиваясь сквозь зубы, чего не бывало прежде.
– В общем, так, Танечка, не переживай. С милиционером будет отдельный разговор. Он явно перед начальством выслужиться хотел, да перестарался. А Маринку твою увезли в горбольницу на «скорой», билетерша вызвала.
– С ней что такое? Вам сказали?
– Ну, она молодая девчонка, думаю, ничего страшного. В конце концов туда можно позвонить, а вечером навестишь, – и тут, вздохнув шумно и глубоко, будто действительно переживая некий серьезный момент. – До чего несуразно получилось. Сегодня Татьянин день, ты хоть это помнишь?
– А? Да-да… – Танюшка попробовала улыбнуться, но получилось плохо.
– Тогда чего сидишь, как мертвая царевна? Я специально домой заехал… – он как будто бы подыскивал слова в свое оправдание, что было уж совсем странно, и Танюшка даже посмотрела на него с любопытством.
– В общем, мы с Сергеем решили сделать тебе подарок… – смущаясь и даже немного покраснев, он полез во внутренний карман пиджака и выудил оттуда бархатную коробочку.
Танюшка подумала бы, что в этот момент Петр Андреевич выглядел крайне глупо, однако она не могла о нем так подумать, поэтому просто приняла эту коробочку, точно так же смущаясь и краснея. В коробочке обнаружился золотой кулончик-солнышко на цепочке, который Петр Андреевич тут же предложил ей надеть и некоторое время еще неловко возился с застежкой, дыша ей прямо в затылок.
Кулончик был почти горячий и по-настоящему жег Танюшкину кожу, как сгущенный огонь. Она слегка ахнула и прикрыла кулон ладошкой.
– Что? – низким и тихим голосом спросил Петр Андреевич.
Ее синтетическая кофточка ответила электрической искрой. Или, может быть, это заискрил сам воздух. Обернувшись, Танюшка отступила на полшага, но все равно осталась к нему слишком близко, почти вплотную, почти упираясь в него отчаянно торчащим животом.
– С-спасибо, – едва совладав с собой, но все еще тяжело дыша, сказала Танюшка. – Но почему это дарите вы, а не Сергей? Он что же, попросил вас?..
– Нет. Но… В общем, не задавай лишних вопросов, – Петр Андреевич перешел на обычный свой суховатый тон, и голос его обрел прежний тембр. – В конце концов, ты внука моего носишь… Ну, не скучай, а мне пора.
Когда за ним захлопнулась дверь, Танюшка еще выглянула в окно, ожидая, что вот сейчас он выйдет из подъезда, пройдет к машине.
Через полминуты Петр Андреевич вышел из подъезда, сделал шагов пять и – обернулся на окно, в котором была она. Она даже немного испугалась оттого, что он обернулся, однако не стала прятаться, а робко, почти незаметным движением, помахала ему. Он улыбнулся и ответил ей, высоко подняв руку над головой.
И только когда его машина отчалила со двора, Танюшка опомнилась: она же до сих пор не знает, что случилось с Маринкой. Вдруг Маринка решила, что Танюшка ее попросту бросила в этом туалете, злая и бессердечная? Развесила сопли, а всего-то милиционер задержал! Она набрала телефон приемного покоя и терпеливо, переживая каждый свербящий гудок, ждала, когда ей ответят.
– Саволайнен, Саволайнен… Год рождения, говорите, какой? Шестьдесят четвертый? – дежурная на некоторое время замолчала, потом выдала бесстрастным тоном: – Больная Саволайнен поступила сегодня в сахарно-диабетической коме, состояние стабильное, находится в отделении интенсивной терапии.
– В какой еще коме? Как это? Постойте… Ее можно навестить?
– Сегодня нельзя, – отрезала дежурная, и в трубке раздались унылые гудки.
Господи! Кома, сахарный диабет… Какое отношение эти страшные медицинские слова имели к Маринке? И тут Танюшка припомнила, что в последнее время Маринка то и дело бегала пить, срываясь в столовую посреди лекции, совсем истаяла с тела и руки у нее чесались, она еще не могла понять от чего, думала, что от колючего свитера. А в кино эти два стакана сладкого виноградного сока… Да ведь она же просто могла умереть!
Растерявшись, Танюшка набрала служебный номер Сергея, хотя чем он-то мог тут помочь. Сергей ответил по обыкновению сухо, почти рявкнул в трубку.
– Это я-а… – проблеяла Танюшка. – Тут, в общем…
– А, батя уже подсуетился. Ну как, подарочек понравился?
– Что? Д-да. Спасибо…
– Ты прости, я про Татьянин день как-то не подумал, а отец у нас человек старорежимный, именины отмечать привык…
– Сереженька, да, за кулончик спасибо, только я звоню… Маринка в коме, ее увезли на «скорой». Меня туда не пускают. Ты можешь что-нибудь сделать?
– Подожди, – Сергей ответил через паузу. – Ты серьезно? А что случилось?
Он обещал помочь. То есть он почти ничего не обещал, а только съездить вместе с Танюшкой в больницу, поговорить с врачом…
Прошло еще часа три-четыре, в течение которых Танюшка не знала, куда себя деть. Только направляясь на кухню, чтобы заварить чаю и таким образом скоротать время, она мельком увидела себя в зеркале и зацепилась взглядом за кулончик, блеснувший в ямке под шеей. И сразу снова бросило в жар, и жилка забилась под кулончиком, как в тот момент, когда Петр Андреевич возился с замком цепочки, дыша ей прямо в затылок. Как там он ее назвал? Мертвой царевной? Но почему же мертвой? Она вполне живая. Ходит, дышит, чувствует. Вот только жизнь теперь представлялась ей бесконечным ожиданием – своей очереди к телефону-автомату, в гардероб, к кассе и т. д. По большому счету – ожиданием какой-то иной, лучшей доли, которая все откладывалась на потом.
В приемном покое сидел Володя Чугунов, которого Танюшка не сразу признала – виделись они редко. Сперва просто обратила внимание, что вот сидит парень в синей мастерке с очумевшим лицом, держит на коленях драный пакет, из которого торчат бордовые варежки. Маринкины варежки. И так, даже не поздоровавшись, Чугунов начал говорить, что ему велели всю одежду оставить в больнице до выписки, а как тут оставишь, если она пропитается насквозь больничным духом и черт знает когда еще будет эта выписка. С виду Володя Чугунов был настоящая голытьба, наверно поэтому и не мог вот так просто расстаться с одеждой. Если бы не Маринка, Танюшка никогда не стала бы с ним общаться. Даже не из презрения к голытьбе, – сама-то она только недавно выдернулась из такой же точно, разве что чуть припудренной финским флером. А только лишь потому, что жизненный цикл таких вот персонажей был предопределен с самого начала. Они росли в бараках где-нибудь в окрестностях Тяжбуммаша, шли работать на Тяжбуммаш и ничего иного не хотели от жизни. Совершенно ничего. Хотя Володя был хорошим парнем, Танюшка это знала, такие выходили победителями в кино, однако в реальности они не то что проигрывали, а попросту не участвовали в игре, их туда никто не приглашал.