о разворачиваюсь и тихо ухожу, так как тревога за ребрами растет. И чем дольше жду, тем больнее становится.
Сижу на остановке. Бессмысленно пропускаю автобус за автобусом и мечтаю о телепорте, когда телефон в руке оживает и на экране высвечивается фотография Роксаны.
– Привет, – звучит весело, будто даже как раньше.
И больше всего я сейчас хотела бы «как раньше»: без Ника, Аполлонова, скандалов и интриг.
– Привет, – вздыхаю и жмурюсь, едва не всхлипывая.
– Эй, ты чего? – тут же звучит взволнованное на другом конце. – Что случилось? Плачешь, что ли? Если это Голицын-придурок тебя обидел, я даже не посмотрю, что…
– Нет, не он.
– Профессорская задница? Ну, Аполлонов пожалеет об этом. Берегись тетю Роксану, сволочь! Хочешь, я ему…
Не сдержавшись, смеюсь в динамик, потому что наконец узнаю свою подругу. Всегда обожала это в ней: не зная сути проблемы, она всегда на моей стороне.
– Мне тебя не хватало, – поперек ее монолога говорю я. Звучит грустно, зато правда.
– Так, мне не нравится твой настрой. Ты свободна?
– Как ветер, – шучу я не в тему, чувствуя себя опухшим, зареванным шарпеем.
– Заезжай за мной в студию на такси, я как раз закончила. Меня тут один парень позвал на тусовку.
– Один парень?
– Да, не спрашивай. Я пока не пойму, запала на него или только хочу этого. Правда, тусовка у Голицына.
– Роковая ошибка парня, – усмехаюсь я.
– Может быть, – напевает Роксана, как будто ее забавляет вся ситуация. – Шучу! Мы вроде бы выяснили, что Ник не мой вариант.
Я улыбаюсь ее словам.
– Я боялась, что тебя схватит амнезия и все начнется по новой, – признаюсь я.
– А вот и нет! Я на пути к полному исцелению! Короче, погнали. У Ника можно будет найти где сесть и поболтать в тишине с вином.
Сколько раз я это слышала – не счесть. И каждый раз получала от Роксаны что угодно – танцы на столе, песни в караоке, слезы и даже игры в «Крокодила», но никак не разговоры по душам.
– Я обещаю. Поедем?
А сейчас язык не поворачивается ей отказать. Вряд ли мне стоит куда-то ехать, тем более к Нику, но Роксане явно нужна компания, потому что она нервничает ехать туда одна. Это наш шанс помириться и вернуться к нормальному общению, по которому мы обе скучаем. Повисает пауза.
– Слушай, а как у вас… с Ником? – спрашивает она вкрадчиво. – Ну вы типа… друзья? Или… Он ведь точно ни при чем?
Я задумываюсь, но не нахожу верного ответа. Друзья? Можем ли мы ими быть после всего? Понятия не имею. Как и не знаю, специально он подставил меня и Андрея с записью или просто все у него, как всегда, пошло… через одно место? В голове сразу звучит голос Андрея, предупреждающий, чтобы я не совалась к Голицыну, но… Андрей меня оставил. Поставил на паузу, чтобы что-то решить, а к Нику…
– Ну, к Нику у меня определенно есть парочка вопросов, – тихо говорю я больше себе, чем в трубку.
– Тогда поехали. Пожа-а-алуйста.
Уже через полчаса я сижу в такси, положив голову Оксане на плечо, пока та рассказывает о своем новом ухажере по имени Павел, которого она отговорила от дурацкой, по ее мнению, татуировки, и за это была приглашена на свидание. Татуировку Павел все равно набил у Голицына, но с Рокси они спелись.
Да дай бог.
Задумываюсь о том, что, наверное, на фоне подруги я выгляжу ужасно непрезентабельно, но сил лезть в сумочку за косметикой попросту нет. Нет желания даже губы блеском намазать, не то что пудрить лицо. Да и не красоваться я иду на эту тусовку – так и успокаиваю себя, прикрывая глаза под размеренный стук срывающихся дождевых капель.
Я была у Ника в гостях лишь раз, но все равно с легкостью вспоминаю, куда идти и на какой этаж подниматься. И даже когда дверь перед нами открывается, уже догадываюсь, что за музыку услышу – Голицын себе не изменяет. Зато он крайне удивлен, увидев меня на пороге.
– Бить будешь? – задирает бровь, но губы застывают в прямой линии.
Молчу секунду, две, три.
– Буду, – наконец выдыхаю я и, замахнувшись, с силой впечатываю ему кулак в плечо. Сама всхлипываю от боли, трясу ладонь, пока Ник потирает ушибленное место и шипит под удивленным взглядом Роксаны.
– Мне от тебя душевных страданий досталось выше крыши, теперь еще физическое насилие терпеть, – возмущается он с легкой улыбкой, пропуская нас внутрь.
– Иди в задницу, – ворчу я, переступив порог и начиная разуваться.
– Моя девочка, научил-таки. Скажи, я все же получше учителем буду, чем некоторые?
Ну вот и что ты с ним сделаешь? Этому наглецу невозможно не улыбаться в ответ на его тупые подкаты.
Я прохожу за ним в кухню, где несколько человек курят кальян, по пути предсказуемо потеряв Роксану, которую ловит и с ходу целует какой-то парень. Симпатичный, между прочим. Видимо, Павел. Вот и поговорили с подругой наедине. Снова.
– Ань, попозже, окей? – успевает крикнуть она уже из глубины коридора.
– Мужики, цыпа, – обращается он к блондинке, выдувающей кольца дыма. Наверное, и ее имени не помнит. – У нас тут важный разговор, валите все, а?
Он бесцеремонно расталкивает народ, прокладывая мне путь, а его гости, даже не прервав смол-тока, уходят, прихватив с собой кальян. Правда, стулья они тоже забирают – с той же бесцеремонностью, с какой их прогнал хозяин кухни.
– И все-таки чья это квартира? – оглядываюсь вокруг, в очередной раз удивляясь, насколько этот советский интерьер не подходит Нику.
– Я же говорил, что моя.
– От бабушки досталась?
– Не-а, богатых бабушек не имеем, – смеется он, заставляя и меня улыбнуться. – Я хитрый и ловкий, обменял скрепку на квартиру.
Голицын говорит будто нечто само собой разумеющееся, а я смотрю на него слегка в недоумении. Что-то слышала о таком, но никогда не верила, что это может быть правдой.
– Это типа, когда меняют скрепку на какую-нибудь такую же ерунду, но получше? А эту ерунду на что-то еще очередное, и так лет через десять получают дом?
– Ну почти. – Он стоит со скрещенными руками, упершись в стену спиной. Как будто защищается, и создается впечатление, что я спрашиваю Ника не о самой приятной для него теме. – Родители развелись, когда мне было восемнадцать. Обменяли трешку на две однушки, а мне купили комнату в общаге. Ну, знаешь, такие, где люди десятилетиями живут. Но мне так не нравилось. Я выдержал там пару дней и выставил объявление о продаже. Талантливо все расписал, фотки креативные сделал. Сам переехал на работу, спал на кушетке, мылся в раковине. Комнату купили быстро, а я чутка подкопил, набрал клиентов, забив на учебу. Деду понравилось, что я стал самостоятельным, вот он и продал гараж в счет моего будущего жилья – все равно уже лет десять им не пользовался. В общем, вымутил я крошечную хату на окраине в жутком районе, где жила бабуля-одуванчик. Она и так продавала квартиру за бесценок сильно ниже рыночной стоимости, мечтала переехать в деревню – я даже вещи ей в итоге помогал таскать, но я еще и на жалость надавил, включил обаяние. Выгодно взял – это мало сказать. Сам там сделал легкий косметический ремонт, сдавал халупу посуточно, продолжал спать на кушетке, а потом этот район вдруг резко решили застраивать.
Я слушаю взахлеб эту увлекательную историю и сейчас понимаю, почему многие девушки так тащатся от Голицына. Пудрить мозги и заговаривать зубы – это его профиль. Даже если все, что он говорит, вранье, подает историю он профессионально интересно.
– Там, прикинь, открыли станцию, электричку пустили, до центра ехать стало десять минут. Заложили фундамент под новостройки. Я дождался, когда поднимут цены, и продал жалкие тридцать квадратов как доходный посуточный бизнес – оторвали с руками. Потом была однушка поближе к центру, потом двушка в котловане, там я парковочное место себе организовал в подарок к покупке жилья – чистая удача.
– Или длинный язык, – бормочу я, но Ника мое вмешательство в рассказ не останавливает.
– А знаешь, сколько стоит квартира в новостройке с парковочным местом? Ровно столько, сколько двушка в сталинке с трехметровыми потолками. – Он раскидывает руки и улыбается мне как победитель.
– Это… лучше новостройки. Наверное, – с сомнением в голосе выдаю я.
– Ничего ты не понимаешь, Санта-Анна, – пихает он меня в плечо, но не так больно, как ранее это сделала я. – Там – клетка с кухней-гостиной и планировка в лучших традициях Игоря Сергеевича. А это советская классика!
– Тебе бы риелторское агентство открыть, – смеюсь я. Хотя в голове на полном серьезе не укладывается, что болван Голицын за четыре года общагу на квартиру поменял, но вдаваться в подробности не хочу. Безусловно, он талантливый засранец, и с этим я не поспорю. И уж точно, как выяснилось, не дурак. Откуда следует повторный вопрос о записи: намеренно он сделал все или…
Я отвлекаюсь на стук, потому что Ник лезет в холодильник за вином. Запрыгиваю на столешницу, облокачиваюсь на стену и постукиваю ногой о нижние кухонные ящики – это нервное. В следующий миг перед глазами возникает полный бокал красного.
– С чего ты решил, что я буду пить?
– Ты здесь, а не с Иванушкой. Тебе определенно нужно выпить.
Поджав губы, я соглашаюсь. Вливаю в себя половину и только после решаюсь начать неудобный разговор:
– Значит, ты в курсе, что там произошло.
– Все в курсе, – пожимает плечами он.
– Куда ты исчез после совещания?
– А как же доиграть до конца? – Мой взгляд явно задает немой ответный вопрос. – Пришлось везти Дианку домой и слегка… снять стресс.
– Почему не ответил на сообщение?
А вот теперь улыбка сходит с его лица, и он тяжело вздыхает. Пожимает плечами, уткнувшись взглядом куда-то мне в подбородок или шею.
– А что мне было сказать? Я облажался, извини.
– Хотя бы это. Потому что я могла подумать…
– Что я специально подставил Иванушку и тебя? Плохого ты обо мнения, Санта-Анна.
– Самого плохого, – ухмыляюсь я, намекая на его распущенность и отпивая еще глоток.