– На него мне на самом деле плевать, скатертью дорога, – уже серьезнее говорит Ник. – Но я бы никогда не подставил тебя.
Слова настоящего героя романа. Жалко, что не моего, потому что объективно Ник крутой. И наверное, не будь Аполлонова в моей жизни, у нас что-нибудь могло выйти. Позже. Через год или два. Возможно, когда не стало бы прокуренной кухни, желания «снимать стресс» секретаршам и прочих развратных развлечений. Хотя… думаю, даже тогда Ник очень быстро бы со мной заскучал. Ну серьезно: он на тусовки – я за работу, я за работу – он бить татухи пьяным байкерам.
В этом весь Ник: где-то подсуетиться, что-то придумать, намутить, решить. А мне нужен план, тайминг, цели и результаты.
– Честно, вышло хреново, мой косяк, – он первым заговаривает после затянувшейся паузы. – Я сначала пытался залезть в базу, где хранятся записи с камер. У Дианки был к ним доступ, я об этом скромно поинтересовался, пока кофе пили, а там… В общем, оказалось, что в кабинете Сергеича пишется тишина. Крайне правдоподобно, не так ли? Кстати, я еле удержался, чтобы не скачать пару треков из кабинета Аполлонова, но… я джентльмен, сама понимаешь. – Ник ужасно пошло ухмыляется, а я закатываю глаза. – Думал, все пропало, а потом увидел папочку с интересным названием «важное», ну и… зашел, включил. А там про материалы речь. Вот я и решил, что Дианка или Светка тоже заподозрили что-то и начали копать под Игорька. Уже размечтался, что Светка потому и уволилась… короче, записи и правда ее оказались, но, как сама поняла, другого характера. Зачем они ей, если она выскочила замуж за богатую задницу, это уже другой вопрос. Но я послушал – трудилась под столом начальства она усердно, премии заслужила. А там их в ведомостях… мама дорогая! Дианка все жаловалась, что повелась на Светкино место, так как думала, что всем секретаршам такие подарки судьбы полагаются. Бедняжка.
– Да уж. – Я отставляю бокал, потому что больше мне не пьется. Поплакать бы еще чуть и к Андрею.
Но нужно быть взрослой. Как он. А он хочет перерыва, хочет в Москву – подумать и чтобы подумала я. В мою пользу крайне мало доводов «за», а напрашиваться я не хочу.
– Почему Диана соврала? Когда представила тебя мусоркой, в которую врезалась? – вспомнив, спрашиваю я, чтобы не утонуть в болоте мыслей.
– Ну что за дурацкий вопрос, Санта-Анна! – Ник так пошло играет бровями и губами, что я не сдерживаю свое «фу-фу».
– Так все потому, что ты… как ты сказал… снимаешь стресс?
– Женщины и не на такое способны за одну только возможность со мной…
– Замолчи ты уже! – смеюсь я снова. С Ником и правда легко. Даже слишком. Он не обременен простой человеческой гравитацией – так и летает по миру один, иногда ненадолго пристав к кому-нибудь.
– Я великолепен. – Он смотрит на меня с гордым лукавым прищуром, но потом вдруг становится серьезным Голицыным, к которому я совсем не привыкла. – Досталось Аполлонову?
– А ты как думаешь? – Ник на мой встречный вопрос поджимает губы. – Зря мы полезли, только хуже сделали…
– Мы хотя бы попытались.
– Звучит как тост, – усмехаюсь я.
– Но ты не пьешь. – Голицын так пялится на меня, будто хочет увидеть насквозь. – Зачем ты пришла?
Я оглядываю небольшую прокуренную кухню, на некоторое время задерживаюсь глазами на окне, за которым опять бушует непогода, прислушиваюсь к чьему-то пению из соседних комнат. И правда, зачем? Для меня здесь места точно нет. Все веселятся, танцуют, поют. Курят и пьют, влюбляются, ссорятся, собираются, может быть, даже перепихнуться. Почему я чувствую себя не в своей тарелке? Будто я не там, где должна быть? Что со мной не так?
– Не знаю. Да, в общем-то, ни за чем. Поделилась с тобой новостями, убедилась, что ты мне зла не желал, про Дианку уточнила, но с Роксаной, как и предполагала, не поговорила… могу быть свободна.
Ника мои разглагольствования не впечатляют.
– Спрошу иначе – почему ты сейчас не с ним?
– Он… злится, наверное, – вздыхаю устало. – Не знаю. Сказал, что я повела себя как маленькая и ему нужна пауза. Он уезжает в Москву строить какой-то новый стадион.
– Красавчик, – одобряет Ник. – Стадионы у него крутые выходят. Но в остальном придурок. Какие паузы? Он так и сказал, что «ему нужна пауза»?
Я проигрываю в голове наш с Андреем диалог.
– Ну не совсем так. Он сказал, что ему нужно уехать на две недели в Москву, что-то по поводу должности ведущего архитектора… Что я тоже должна решить, чего хочу. Что это значит? Он дал мне разрешение закончить все самой? Я верно поняла?
Злюсь, и оттого мой голос звучит ядовито и должен бы отравлять всех в радиусе километра.
– Разве меня не отшили в вежливой форме?
Ник задумывается, оттягивает воротник футболки.
– Наверное, я бы так и отшил, но… – Он чешет затылок, поджав губы. – Иванушка же старый джентльмен. Боюсь, если бы он хотел тебя бросить, объяснялся бы понятнее. Но, блин, ладно он! Тугодумам по жизни нелегко живется, но ты, Санта-Анна! – восклицает Голицын. Да так резко, что я вздрагиваю. – Разве этому я тебя учил? Сдаваться? Ты предпочла такому самцу, – он указывает большими пальцами на себя, вынуждая меня вновь улыбнуться, – грифельного зануду и так просто его отпускаешь? Это почти оскорбление, е-мое.
– А что мне остается делать? – с печальной улыбкой спрашиваю я.
– Для начала уточни, нет ли в его чемоданчике места для одной тощей задницы. А потом… Давай на секунду допустим мысль, что во взрослом мире поездка в командировку на две недели – это не совсем расставание?
Телефон пиликает, и, когда я смотрю на него, у меня сжимается сердце. Я была готова увидеть баннер с какой-нибудь рассылкой или предупреждением о ветреной погоде от МЧС, но имя отправителя, что высвечивается на экране, внезапно до боли родное.
Андрей.
Как я переименовала его в телефоне.
«Тыгде».
Без вопросительного знака, что на него не похоже. И без пробела между словами, что вообще за гранью реальности. И особенно это странно в свете того, что следующие две недели меня вроде не хотели видеть.
Или я все-таки не права?
– Если это он, то не понимаю, почему ты еще здесь, – мычит Ник, который и сам уткнулся в свой телефон и с игривой улыбкой кому-то что-то строчит, будто меня тут рядом нет. – Ну Диана Сергеевна… – бормочет он уже в экран. – Ах вот как…
И только спустя полминуты, почувствовав на себе мой взгляд, он поворачивает ко мне голову. Приподнимает бровь, мысленно повторяя вопрос. А я… И правда, чего я здесь торчу? Почему послушала разозленного мужчину и решила, что он во всем прав? Почему поехала не к Андрею, а к Роксане, которой и без меня весело висеть на своем новом объекте воздыхания, и к Нику, который не особо-то и страдает от неразделенной ко мне любви?
– Что мне делать? Бежать за ним, как малолетней собачонке? – Я даю себе последний шанс уловить подвох в происходящем.
– Нет, – слишком рационально и серьезно звучит Голицын, чем аж бесит. – Вызывать такси и ехать к своему старичку, как взрослой адекватной девушке. Вам точно нужно поговорить без лишних эмоций, а их у него после твоего фееричного выступления было и так слишком много. Я бы тебя на его месте просто грохнул.
После его слов я подрываюсь и на прощание быстро, но крепко обнимаю Ника.
– Я тебя обожаю, профессор. – И смачно целую его в щеку, пока тот вроде бы в шутку лапает мой зад. – Эй-эй! Переигрываешь!
Шлепаю его по руке, а затем спешу на выход, параллельно вызывая такси. Теперь мне кажется, что я куда-то опаздываю, что я не успею. Голицын, которого я не замечаю до самого лифта, провожает меня вниз, и я еще раз благодарю его, прежде чем сесть в машину.
– Ага, езжай уже.
– И пожалуйста, посади Роксану в такси, если этот ее Паша окажется… скажем, неблагонадежным.
Ник усмехается, пока порывы ветра ерошат ему волосы:
– Этот Паша тренер по боксу. Мне нравится мой нос, так что к Роксане я сегодня и на метр не подойду.
Помахав ему, когда мы трогаемся с места, и получив в ответ короткий кивок с задумчивым взглядом, я пишу из такси сообщение подруге. Чтобы она не переживала, куда я пропала, если вообще вспомнит обо мне, и что мы с ней непременно поговорим, когда ее рот не будет занят ничьим языком. Потом отправляю маме ежевечерний отчет о том, что жива-здорова и, главное, сыта. После Голицыну (на всякий случай) наш домашний адрес, чтобы вызвал Роксане такси, если что-то случится.
Я пишу всем, кроме Андрея, потому что просто не знаю, что ему ответить. И говорить с ним не могу, потому что горло сводит, да и я сразу забуду все слова, стоит ему ответить на звонок. Я бы все смогла объяснить поцелуями. Забралась бы к нему на колени, под кожу, крепко обняла, чтобы точно знал, что все будет хорошо, и я никогда от него не отстану. Надо будет, и правда в чемодан спрячусь, как Ник советовал.
Едва машина тормозит у его подъезда, я выбегаю, даже не попрощавшись с водителем, и лечу к домофону. На табличке подъезда номера квартир, я нажимаю нужную – наконец выучила и радуюсь этому как дурочка. Домофон звенит, звенит, смолкает, а дверь так и не открывается. Я пробую снова в надежде, что ошиблась, но… и на этот раз ничего. Цифры с номером квартиры мигают снова и снова, а я смотрю на них и не знаю, на что надеюсь. Если бы Андрей был в душе, давно услышал и открыл. Телевизор мешает? Так он его не смотрит. Наушники? Предпочитает работать в тишине. Сон? Еще слишком рано. И он мне писал. Буквально тридцать минут назад. Достаю телефон и смотрю на заветные пять букв.
«Тыгде».
Я тут. Но где Андрей, я не имею ни малейшего понятия. И только сейчас начинаю понимать, что меня он к себе и не звал. Просто спросил. А я прибежала… как собачонка… Глупая-глупая Аня. Это так сильно выбивает меня из колеи, что я разворачиваюсь, бьюсь затылком о стену рядом и оседаю на землю.
Ну почему мне так не везет? Почему я хотя бы раз не заслужила сцену как в фильме? Чтобы я позвонила, забежала, чтобы мы с Андреем обнялись всеми частями тела и занимались сексом всю ночь? Где мне теперь его искать? И надо ли?