Джулиан и Марго расхохотались.
– Определенно нет, – сказала Марго.
Джулиан одним глотком допил пиво.
– Работаем практически на общественных началах.
– Тогда зачем вам это?
Флора, Марго и Джулиан переглянулись.
– Потому что это весело, – сказал Джулиан. – Потому что, когда получается, это лучшая на свете работа.
– У компании есть название?
Теперь рассмеялась Флора. Джулиан театрально вздохнул.
– Сейчас нет.
– Мне нравится «Хестер-стрит», – сказала Марго, повернувшись к Дэвиду. – Новое помещение у нас – на Хестер-стрит.
– Надеюсь, мы там не навсегда.
– Он ждет знака, – сказала Флора.
– Нет, не знака. Я не верю в знаки. Я сразу пойму, что нашел название, когда услышу то самое.
Наконец Дэвид дозвонился до больницы и сообщил, что состояние Тео стабильно. Его готовили к ангиопластике, и Дэвид не хотел ничего обещать, но, если операция пройдет удачно, Тео поправится.
Вокруг них уже начинали пылесосить и мыть полы. Работники ресторана ставили стулья на столы и откашливались. Флора взяла рисунок Дэвида и приложила к груди, заставив бумажное сердце биться под своими пальцами и хлопая ресницами в сторону Джулиана. Официантка принесла печенье с предсказаниями, и они, взяв каждый по штучке, по очереди прочитали, что выпало. Дэвид был последним. Он разломил слегка зачерствевшую сахарную скорлупку, вытащил полосочку бумаги и прочел сперва про себя.
– Так, – он прочистил горло и коротко рассмеялся, – тут сказано: «Вы обрели хорошую компанию».
– Правда? – Марго взяла у него бумажку.
Прочла, улыбнулась и подтолкнула ее по столу к Джулиану.
– За хорошую компанию! – провозгласили они. – За Тео! За Шекспира! За Центральный парк! За современную медицину и врачей в «Делакорте»!
Запомни этот момент, подумала Флора, беря Джулиана за руку. Запомни, как тебе с этими людьми, за этим липковатым столом, в эту неповторимую ночь в самом потрясающем городе земли, когда столько всего впереди и ты влюблена вот в этого мужчину. Они неохотно принялись собирать вещи и сумки.
– Стойте, – сказал Дэвид. – Чем все заканчивается?
– Что заканчивается? – спросил Джулиан. – Это все?
Он обвел рукой стол.
– Как это заканчивается, я, надеюсь, знаю, – сказал Дэвид, глядя в глаза Марго. Флора была уверена, что раньше не видела, чтобы Марго так краснела. – Я про пьесу, – сказала Дэвид. – Как пьеса заканчивается? Счастливо или печально?
– Печально, – сказала Марго.
– Нет, неправда, – сказала Флора. – Счастливо.
– Вообще-то ни то, ни другое. – Джулиан взял рисунок сердца, свернул его втрое и спрятал в карман пиджака. – Выясняется, что все это был сон.
Глава десятая
Свадьба Дэвида и Марго была немноголюдная, но роскошная. Церемонию провели в библиотеке дома ее родителей. («А это библиотека», – сказала Марго без тени скромности, когда Флора в первый раз оказалась в доме ее детства; и обвела рукой комнату, в которой было больше книг, чем Флора когда-либо видела в доме – то был единственный укол зависти в тот день, если не считать сиденья под окном в гостиной, откуда видны были мерцающие воды пролива; идеальное место для чтения). Прием человек на пятьдесят, не больше, на заднем дворе, под слепяще белым навесом в безупречный для фотографий майский день в Коннектикуте. Никаких подружек невесты и шаферов. Цветы и кольца несли племянница и племянник Дэвида. Марго попросила Флору заночевать у нее накануне, чтобы помочь подготовиться и успокоиться, хотя обе они знали, что она спокойна, как водная гладь обнадеживающе мирного в тот день Лонг-Айлендского пролива.
За несколько недель до свадьбы Марго настояла на том, чтобы повести Флору по магазинам в поисках нового платья – первый из, как потом оказалось, долгой череды моментов, когда Флора смущенно стояла в маленьком бутике, пока Марго свойски болтала с продавщицами, снимала с вешалок платья, чтобы Флора их примерила, обсуждала фигуру подруги, как будто той не было рядом. «У Флоры изумительная грудь, но она ее прячет, так что давайте что-нибудь с этим сделаем», – говорила она, нагружая Флору одеждой.
Одно из платьев, которое Марго принесла в примерочную, Флора даже не хотела мерить. Оно было бледно-розовым (посадишь пятно через пару минут, а если еще день жаркий, пропотеешь насквозь), с глубоким вырезом (слишком глубоким), с широким поясом (Флора стеснялась своего живота) и льняное (мнется). Но Марго настаивала, и Флора, надев наконец платье, посмотрела на себя в зеркало и увидела, что преобразилась; платье каким-то образом сделало ее выше, стройнее, элегантнее, куда элегантнее, чем она когда-либо себя чувствовала. Она недавно отыграла серию спектаклей на Бродвее, тело ее было в сценической форме, подтянутое и крепкое после месяцев пения и танцев в кордебалете (и роли Луизы фон Трапп во втором составе) в возобновленных «Звуках музыки», номинированных на «Тони». Флора была счастлива каждую минуту. Она плакала на закрытии сезона.
– То, что надо, – сказала Марго, довольная собой.
Флора стояла неподвижно, пока женщина со множеством булавок во рту и подушечкой для булавок, закрепленной на поясе, опустилась перед ней на колени и стала подкалывать подол.
– На дюйм, не больше, – велела Марго. – Чтобы закрывало колено.
– Сколько оно стоит? – спросила Флора у продавщицы, и та протянула ей ценник, который слетел в примерочной. Целое состояние. Флора снова бегала по прослушиваниям, ей приходилось беречь каждый грош, потому что кто знает, когда подвернется следующая работа? Марго переехала к Дэвиду, оставив Флоре квартиру, и ее квартплата удвоилась, а искать соседку она не хотела – или, еще хуже, опять брать по ночам расшифровку в юридической фирме.
– Я не могу, – сказала Флора, делая женщине с булавками знак остановиться. – Я не могу купить это платье.
– Я обо всем позаботилась, – сказала Марго. – Это мой подарок.
– В честь чего? – спросила Флора.
– В честь того, что ты притворяешься подружкой невесты. Что заставила меня пойти на второе свидание с Дэвидом, когда я решила, что он слишком зажатый. В честь того, что ты – лучшая соседка и лучшая подруга. Ну пожалуйста, Флора, – сказал Марго, увидев выражение Флориного лица, которое ей было так хорошо знакомо: смесь желания и обиды. – Пожалуйста, позволь мне купить это платье. Свадьба мне ничего не стоила. Я надену мамино платье. Я даже туфли не покупала, они у меня были. Позволь мне сделать хотя бы это. Я буду так рада.
Флора посмотрела на продавщицу и швею, которые, выжидающе улыбаясь, ждали, что она решит. Господи, она так хотела это платье. Она взглянула на себя в зеркало и увидела отблеск лучшей Флоры, увидела, как могла бы выглядеть, если бы у нее было чуть больше денег, была возможность развить вкус, покупать хорошо сделанные вещи, скроенные так, чтобы выгодно подать ее округлости. Марго стояла, как маленькая девочка, стиснув перед собой руки. «Пожалуйста, – одними губами повторила она. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
– Это взаймы, – сказала Флора. – Я тебе все верну, как только получу новую работу.
– Конечно, – ответила Марго, и Флора подавила ощущение, что сдается не сейчас, а в перспективе.
Она знала, что найдутся причины не предлагать Марго – которой деньги не были нужны – вернуть долг. Знала, что эти мелкие оправдания, скорее всего, повлекут за собой новые подарки Марго и позволят слегка манипулировать Флорой. Щедрость Марго была искренней, но очевидно говорила и о желании контролировать – быть той, кто знает тот самый магазин, где найдется то самое платье, предлагать так много, что ответом на эту щедрость неизбежно станет железная верность. Марго нравилось быть главной. Флора все это знала, и иногда ее это бесило. Но потом она посмотрела на себя в зеркало и подумала, что впервые за несколько месяцев увидит на свадьбе Джулиана, а на ней будет это платье – и сдалась.
Джулиан и Флора расстались зимой, Флора была уверена, что окончательно. Первые два разрыва продлились недолго: один – пару дней, второй – пару недель, но на этот раз прошли месяцы, и их последний разговор был полон боли, обвинений и слез. Так трудно быть парой рядом с Дэвидом и Марго, которые шли вперед, будто по одной из этих движущихся дорожек в аэропорту, обгоняя всех и даже не вспотев, а они с Джулианом изо всех сил пытались за ними угнаться, обремененные тяжелыми пальто, неудобной обувью и избытком багажа. Слишком много багажа.
Когда все шло хорошо, хорошо было до смешного, и вот этого Флора не могла постичь: как можно быть безумно счастливыми, заниматься потрясающим сексом, разговаривать часами, наслаждаться друг другом, а потом в комнату вползало что-то темное и зловещее, то, чего она никогда не ждала и не могла одолеть.
Почти всегда все начиналось с того, что Джулиан переставал спать. Флора просыпалась ночью попить, пописать или просто взбить подушку, а он лежал без сна и таращился в потолок. Поначалу Флора ему верила, когда он говорил, что бессонница не имеет к ней никакого отношения, потому что ей казалось, что у них все хорошо, просто в жизни хватало понятных стрессов. С работой все было непредсказуемо и переменчиво. Прослушивания выматывали. Джулиан и Бен вечно пытались наскрести денег для «Хорошей компании». Если в помещении на Хестер-стрит не стоял лютый холод, его наводняли крысы, а если не было крыс, то замыкало проводку, а если не проводка… список продолжался бесконечно. Стоило бессоннице начаться, становилось только хуже. Джулиан спал все меньше и меньше, делался непривычно угрюмым. Он затевал ссоры из-за пустяков – достаточно ли жарко, чтобы включать кондиционер, или был фильм, который они посмотрели, хорош – или так, сойдет разок. Флора сразу понимала, когда ему хотелось поскандалить.
– Я пыталась тебя предупредить, что это может оказаться непросто, – сказала Марго после их первого разрыва. – Он тебе рассказывал о своей семье? О матери?
Флора делала вид, что знает о его семье больше, чем знала на самом деле. Выпив пару бокалов пива, Джулиан вспоминал какие-то случаи из детства, шутил про свою безумную мать или рассказывал смешные истории о ее пьяных выходках, но стоило спросить его прямо, замыкался в себе. Он отказывался знакомить Флору с Констанс