Толпа одобрительно зааплодировала. Все знали историю о том вечере в «Делакорте» и глупом сердце Тео. Флора смотрела, как Дэвид неуклюже повел Марго в танце. Он всегда будет отлично оттенять ее элегантность; и тут Флора увидела, как Марго ловко повела, и Дэвид стал выглядеть почти изящно. Она подумала, не в первый раз, что Марго вверяет свое сердце правильному человеку, кому-то, кто держал сердце в ладони, вскрывал его и понимает, как оно устроено (пусть и не все его противоречия). Флора обернулась к Джулиану, и он протянул ей руку. Обнял ее за талию, привлек к себе и принялся тихонько напевать на ухо.
Эта ночь – как красивая музыка,
Берегись, мое глупое сердце.
И когда они с Джулианом закружились под музыку, приятный голос Тео – звонкий тенор – воспарил над роскошью и наполнил шатер романтикой и томлением. Флора смотрела, как Дэвид и Марго вышли из шатра на газон и их обнял идеальной рамкой нежный вечерний свет, золотой час. Она смотрела, как они обнялись и поцеловались среди пышного сада, словно в начале волшебной сказки. Справиться с этим Флора не могла, она расплакалась на плече у Джулиана, тихо, но горько.
– Шшшшш, – сказал ей Джулиан. – Все будет хорошо, Флора. Все будет хорошо. Я знаю, ты мне не веришь, но так и будет.
Она думала уйти. Думала слегка оттолкнуть Джулиана и развернуться прочь, но хотела одного: поцеловать его. Она и не знала, как это прекрасно – целоваться, пока не встретила Джулиана. И, словно читая ее мысли, он взял ее за руку, увел из шатра, прижал к себе, и они поцеловались. Она никогда никого не целовала, как Джулиана, и теперь, стоя в мокрой траве, пока между ними сплетались романтические звуки музыки, Флора целовала его, как будто от этого зависела ее жизнь, долго, всерьез, будто вела разговор, который нельзя прервать. Как она могла уйти? Ей казалось, что Тео поет для нее, для всех, для всех глупых сердец. Как ошеломляюще она была в тот момент исполнена надежд. Каким глупым было ее сердце.
Флора едва не отменила свадьбу в тот день, когда они купили кольца. И дело было не в том, что случилось в тот апрельский день. Когда она об этом задумывалась – о том, в какой ужас пришла тогда в ювелирном магазине, – то гадала, не наслал ли кто на нее порчу, не сглазил ли; она безжалостно издевалась над матерью и тетками за то, что те в такое верили. Il Malocchio. Они были такие суеверные, вся ее семья. Таскали на шеях итальянские амулеты-короны из кораллов и золота, привезенные из Неаполя или с Сицилии теми немногими, кто отважился навестить родину предков – однажды, только однажды.
– У нее черный глаз, у этой-то. – Флора столько раз слышала это на семейных посиделках.
Нельзя было не заметить, что все женщины, которых тетки Флоры обвиняли в том, что у них черный глаз – способность наслать несчастье завистливым взглядом, – были хороши собой. Но настроение, которым Флору накрыло в тот день в ювелирном магазине, было таким непривычным и таким внезапным, что казалось воистину сверхъестественным. Будто ей дали знак. Предупреждение или предзнаменование. И смысл его был ясен – не выходи замуж. Или, скорее, «Джулиан не хочет жениться».
– Мне нравится это, – сказала Марго, указывая на платиновый ободок.
Они с Дэвидом увязались следом, а потом они вчетвером должны были пойти обедать. У Флоры закружилась голова, как будто она сейчас упадет в обморок. Она смутно понимала, что Марго не должна выбирать Джулиану обручальное кольцо, но у нее болел живот, и ее прошибло холодным потом. Она спросила продавщицу, где туалет, и ушла, никому ничего не сказав. Они даже не заметили, что ее нет. Сидя на унитазе в крошечном закутке, Флора сделала несколько глубоких вдохов. Что с ней такое? Она этого всегда хотела, практически с первого дня, как познакомилась с Джулианом. Но хотел ли этого он? Или он боялся ее потерять и поэтому сдался? Это то же самое, что хотеть жениться?
– Я бы так не смогла, – сказала ей как-то Марго, когда они с Джулианом расстались в первый раз и Флора поставила ему ультиматум; ультиматум, который не сработал. – Кто захочет обручиться, когда на него давят?
И это говорила Марго, которая могла в любой момент чуть поманить Дэвида пальчиком, и он бы радостно упал перед ней на колено.
Флора так и не сказала Марго, из-за чего они с Джулианом расстались во второй раз. Ей было неловко. Она знала, что Марго не одобрит их примирение после того, как он спал с той актрисой. Но когда они окончательно воссоединились, Джулиан, глядя Флоре в глаза, поклялся, что будет ей верен.
– Я усвоил урок. Кроме тебя, для меня никого не существует, Флора.
– Это единственное, чего я тебе никогда не прощу, – сказала она.
– Я знаю, – ответил он.
А потом он сделал ей предложение, и она сказала «да». Конечно, она сказала «да». Она решила ему поверить.
– Флора? Флора?
Она услышала голос Джулиана, который ее искал. Умылась, плеснула водой на запястья, поправила волосы. Господи, они что, совершают ошибку? Она отведет Джулиана в сторону. Спросит, ты точно уверен? Скажет, мы можем и подождать. Скажет, мне нужно, чтобы ты был уверен.
– Вот она, – сказал Джулиан, когда Флора вывернула из-за угла.
Улыбка, которой он ее встретил, была великолепна, мир сам собой выправился, и краткий приступ паники испарился, как сдуло. Джулиан протянул руку с кольцом.
– Как тебе это? – спросил он, довольный собой.
Кольцо было идеальным – широким, массивным и золотым. С ним рука Джулиана выглядела даже сильнее, чем была.
– Это тебе нравится, женушка?
Глава одиннадцатая
Это была Сидни.
– Сидни? – переспросила Флора, не сразу поняв, о ком речь.
Кольцо по-прежнему было у нее в руке, она так и стояла у кухонного столика, и ей на мгновение показалось, что им бы надо пойти в другую комнату или выйти во двор, чтобы не осквернять свою обожаемую кухню этим разговором. Снаружи слова растворились бы в ночном воздухе, их впитал бы необъятный простор калифорнийского неба; свидетелем им была бы только сова, мягко ухавшая у окна. Снаружи опала бы зелень, и следующим летом ни один лист или цветок не знал бы того, что только что узнала Флора, – они не слышали бы этого имени. Сидни Блум? Флора все еще думала, что он, наверное, говорит о какой-то другой Сидни, или она неверно расслышала, потому что не могла же это быть Сидни Блум.
– Мне так жаль.
Флора рассмеялась. Неуместный смех, больше походивший на растерянный лай. Сидни была всегда. Она появилась раньше Флоры; она была на вечеринке, где они познакомились с Джулианом. Сидни изначально входила в круг, играла в нескольких ранних постановках «Хорошей компании», пока ее не выгнали за интриги, вечные споры и то, что описывалось всеохватывающим словом «сложная». Это слово нередко прилагалось к женщинам капризным, но в случае с Сидни имелось в виду постепенное схождение с рельсов, противоположность всему, чем хотела быть «Хорошая компания», – всему, чем, как считал Джулиан, она должна была быть. А именно – «хорошей», причем в виду имелась не только работа, но и то, как здесь относятся к людям, как сами они относятся друг к другу. Флора смутно припоминала бурную драму по поводу увольнения Сидни и то, что им занимался Бен, потому что Сидни устроила Джулиану особенно веселую жизнь. Джулиан называл ее тогда фальшивой монетой. «Возвращается именно тогда, когда думаешь, что избавился от нее навсегда», – сказал он, доведенный до белого каления.
– Флора, – взмолился Джулиан, – это было так давно. Это самая большая глупость, какую я сделал в жизни. Все кончено уже много лет назад.
– Но я не понимаю. Когда это началось?
Он даже не смотрел на нее. Сидел на барной табуретке возле кухонного острова, спрятав лицо в ладонях.
– После нашей свадьбы?
– Да, – глухо ответил он.
– До или после рождения Руби?
Она и сама не понимала, почему было важно спросить о Руби, но так уж получилось.
– После, – ответил он, наконец подняв на Флору глаза.
Эти по капле сочившиеся слова звучали бы так банально, до скуки, – если бы не были так разрушительны. Джулиан произносил их как неприятное упражнение на запоминание текста.
Продолжалось недолго, может быть, с год.
Ничего не значило, просто секс.
Всегда у нее.
В конце концов он опомнился.
– Она была тебе дорога? Ты ее любил? – спросила Флора.
– Любил? Нет, нет… – Его лицо перекосилось совсем не по-джулиановски, уродливо. – Я ее терпеть не могу. Я ее ненавидел.
– Ты ее ненавидел? – Флора едва понимала, что он говорит. – Тогда почему?
– Не знаю.
– Не знаешь, почему завел отношения с Сидни?
– Это не было отношениями.
– Джулиан, ради бога.
Он вздохнул и подался вперед с мольбой.
– Она просто однажды появилась, и я не знаю, что произошло. Не знаю. Она так агрессивно себя вела, и между нами всегда была эта химия…
Флора почувствовала, как ее обожгло это слово – химия. Сперва загорелось в животе, а потом стрельнуло в глотку.
– Химия?
– Да. И я ее знал до того, как познакомился с тобой, и как-то…
Джулиан увидел, какое у Флоры лицо, и замолчал. Такая бледная – он никогда не видел, чтобы она так бледнела, прямая до звона, разъяренная.
– Хочешь сказать, на нее новые правила не распространялись? – спросила Флора. – Я не знала, что так принято. («Опасайся старых подружек», – сказала ей Саманта.)
Флора подошла к шкафчику, достала себе стакан.
– С кем еще? – спросила она.
– Ты о чем?
– Я о том, с кем еще ты трахался, пока мы были женаты? Явно же не одна Сидни была.
– Больше ни с кем.
Флора медленно вдохнула, выдохнула.
– Джулиан, я тебя прошу. Прошу. Не руби по частям. Я хочу знать все прямо сейчас.
– Я понимаю, у тебя нет причин мне верить, но честное слово, клянусь, больше никого. Это правда. И, Флора, все давным-давно закончилось.