Don Julio 1492[33] и остатками еды из холодильника в холле, служившем залом совещаний. Они выковыривали мясо из шпинатного ролла или рулета из чиабатты (боже упаси, никакой муки!) и запивали подсохшую индейку, вялый салат и жухлые помидоры текилой. Марго помнила, как Бесс еще дорожила каждой серией настолько, чтобы все время проводить на площадке, собирать актеров и группу перед технически сложной – или даже, особенно в первые дни, эмоциональной сценой – и проводить подготовительную беседу. Марго вспомнила, как в первый раз, когда доктору Кэт предстояло произнести «не то, на что мы надеялись» по поводу больного ребенка, Бесс отвела ее в сторонку и сказала, что она ведет себя уж слишком по-врачебному.
– Здесь не о том, чтобы сообщить родителям, как болен их ребенок; здесь о том, как сказать двоим людям, что они переживут своего ребенка. Представь себе, как бы ты себя чувствовала.
У Марго были свои приемы, иногда предполагавшие особое воспоминание из ее собственной жизни, а иногда она заимствовала чужое. В тот день она думала о Руби. Ужасная мысль? Благородная? И то, и другое, так ей казалось. С того дня и до конца ее дней в «Кедре» – каждый раз, когда Марго приходилось сообщать родителям мучительные новости, она представляла, что ей нужно сказать Флоре и Джу-лиану что-то ужасное о Руби. Это срабатывало, как во сне.
– Я надеялась, нам не придется двигаться в этом направлении, – сказала Бесс, щедро наливая им обеим текилы. – Хочу, чтобы ты знала, что мы рассматривали и другие сценарии, но дело вот в чем: рейтинги никудышные, Марго. Хуже, чем когда-либо. Мне нужно что-то, что удержит зрителя. Нужно убить персонажа, которого любит публика.
– Публика любит персонажа Чарльза, – сказал Марго лишь отчасти в шутку. – Или как насчет наших лапочек-близняшек? Можно было убить одного из них.
Бесс уставилась на нее.
– Мы не убиваем детей.
– Если у них нет рака.
– Именно.
Бесс вздохнула и посмотрела в окно. Марго видела, что ей уже надоел этот разговор и ее собственный краткий миг сожаления.
– Я выдам тебе смерть, которая всех порвет. Будет так шикарно, что все наперебой бросятся тебя приглашать. Обещаю.
– Можно, я попрошу об одолжении?
– Конечно.
– Только не рак. Пожалуйста, никаких лысых париков. Без ужасного грима. Могу я умереть красивой?
Бесс выбила карандашом дробь по стопке сценариев, лежавшей на столе, и Марго поняла, что рак для доктора Кэт уже был запущен в производство. Она знала, как работает мозг Бесс. Рак у онколога придет ей в голову первым делом. Бесс любила «закруглять». Закрытие арки в «Кедре» всегда было предсказуемым.
– Мне нужно три-четыре серии, – сказала Бесс. – Не аневризма. Не смерть на месте в результате автомобильной аварии.
Марго пожала плечами.
– Полно способов умереть, не испоганив лицо. Внутренние повреждения?
– Хорошо. – Бесс встала и снова обняла Марго. – Внутренние повреждения пойдут. Я со всем разберусь сегодня днем. Никаких лысых париков для моей любимицы. К тому же, – сказала она, поглаживая Марго по голове, – эти волосы слишком хороши.
Марго вышла из кабинета Бесс и пошла на площадку – профессионал она или кто; никто бы не заподозрил, что с ней происходит. Но, едва закончили снимать ее сцены, она сбежала. Сегодня вечером все получат сценарий на следующую неделю, и к завтрашнему утру ее мир на площадке полностью переменится, Марго безвременно превратится в ходячего мертвеца. Она села в машину, выехала с парковки и, вместо того чтобы направиться домой, решила поехать к Дэвиду на работу, нанести давно обещанный личный визит. Она собиралась рассказать ему не только о кончине доктора Кэт, но и о Флоре с Джулианом, и об этом чертовом кольце. Дэвид должен был узнать обо всем от нее.
О чем-нибудь жалеете? Все пошло наперекосяк с того дня с Миа-журналисткой, и хотя Марго понимала, что это неразумно, она иногда винила Миа за то, что та по незнанию растревожила прах давно погребенного, освободила спящих демонов и все, что принесла прошедшая неделя. Такой бардак. Но Марго выжила в последние десять лет, отказываясь предаваться сожалениям. Она была стальной. Она опускала голову и ставила одну ногу перед другой, никогда не заглядывая дальше чем на несколько шагов – достаточно, чтобы продолжать движение. Те, и эти мелкие отклонения исключением не станут. Но сожаления? У нее их хватало.
Когда Дэвид только включился в практику младшего брата и они открыли клинику по лечению инсульта, Марго постоянно к нему заходила. Клиника была такой чистой, такой жизнеутверждающей, с этим администратором внизу, с рядами палат, с веером журналов на столике в зоне ожидания. Когда Марго охватывали сожаления о том, что они покинули Нью-Йорк, она ехала в Семейную неврологическую практику Перлмана и Центр лечения инсульта Седарс-Синай, вспоминать, как ей повезло. Хвала богам за семью Дэвида, которая позаботилась о том, чтобы у него было место, где он чувствовал бы себя полезным, нужным и мог почти никогда не вспоминать о прежнем своем воплощении в виде кардиохирурга.
Дожидаясь лифта в вестибюле, Марго вспоминала, как ее лицо сбивало окружающих с толку, если они ее узнавали. Она казалась знакомой и вроде бы была врачом, но каким? Марго надела темные очки и опустила голову. Когда она добралась до стойки администратора, за ней сидела новая девушка.
– А где Джейкоб? – спросила Марго.
– Уволился где-то с год назад, – ответила девушка, поднимая взгляд, пока Марго снимала очки.
Дэвид говорил ей, что Джейкоб ушел? Марго нравился Джейкоб; ей не верилось, что она не пошла бы на его прощальную вечеринку, не подарила бы ему что-нибудь. В первые годы существования центра он был стойким бойцом.
– Я Натали, – сказала новая девушка, неприкрыто пялясь на Марго.
– Здравствуйте, Натали. Я Марго. Не могли бы вы сообщить доктору Перлману, что пришла его жена?
Натали на мгновение опешила.
– Простите, – сказала она, быстро хлопая глазами. – Я сейчас немножко в панике. Я так люблю ваш сериал, я все время его смотрю, и «Кедр» – одна из причин, по которой я здесь работаю, ну, понимаете, Седарс-Синай.
– Чудесно, – радостно ответила Марго, сознавая, что все вокруг к ним прислушиваются. – Вам тут нравится? Хорошая работа?
– Нравится. Все нормально. То есть даже лучше, чем нормально. Тут хорошо. Не как в сериале. Чуть более…
– Похоже на жизнь?
– Да, наверное. – Натали робко рассмеялась. – Знаете, – она подалась к Марго, – если вам когда-нибудь понадобится ассистент или кто угодно… Я могу исполнять поручения, забирать вещи из химчистки. Присматривать за вашими кошками!
– У меня нет кошек, – сказала Марго, разрушая чары.
Доктор Кэт любила кошек; у Марго была жестокая аллергия. В одном сезоне Бесс пыталась ввести кошек в жизнь доктора Кэт в «Кедре» – потому что не верила в аллергию Марго, – и им пришлось дважды отменять съемки из-за крапивницы.
– Я иду в кабинет, не могли бы вы сообщить доктору Перлману.
В кабинете у Дэвида было, как всегда, идеально чисто. Несколько фотографий Марго на столе. Одна – с их свадьбы. Одна со свадьбы Флоры и Джулиана. Одна домашняя фотография Руби, сделанная пару лет назад. Марго выглянула из огромного окна, выходившего на 3-ю улицу – не самый интересный вид, но просторно. Внизу «Амароза», итальянский ресторан, где они встречались пообедать, когда только переехали в Лос-Анджелес, и Дэвид заново учился ходить. Те же скатерти в красную и горчично-желтую клетку. Те же навесы. Те первые месяцы были настолько тяжелы, что заведений, где они в то время часто бывали, Марго начала избегать, когда Дэвиду стало лучше. Про «Амарозу» она помнила, что приезжала за добрых полчаса до назначенного часа, чтобы выпить бокал-другой, снять напряжение.
Она выбирала столик поближе ко входу, чтобы Дэвиду не приходилось лавировать по залу со своей тростью. По его лицу, по осанке она сразу, едва он входил в дверь, понимала, хороший сегодня день или плохой. Мучается ли он физически, или умственно, или пытается эмоционально справиться с прошлым. Худшим из множества ужасных дней после инсульта был тот, когда к Дэвиду начала возвращаться память, и Марго пришлось рассказать ему об Эбби Дженсен. Он, конечно, был раздавлен. Хотя проблем у малышки было много, ужасающе сложных, не только врожденный дефект сердца, но целый набор; хотя бдительная медсестра сразу и заметила, что с Дэвидом что-то не то, и ординатор, присутствовавший в операционной, смог стабилизировать ситуацию, пока другой врач подготовился и успешно закончил процедуру; хотя Эбби Дженсен и прожила еще десять дней – никто не убедил бы Дженсенов (никто и не пытался), что на исход болезни Эбби никак не повлиял удар, случившийся у Дэвида посреди операции.
Удар не только переместил его из операционной за письменный стол, но и уничтожил его лихость, его спокойную уверенность. Марго по ним скучала.
Дверь кабинета распахнулась.
– Какой приятный сюрприз, – сказал Дэвид, закрывая дверь за собой. – Ты рано освободилась.
– Да, – ответила она со смехом. – Сразу в нескольких смыслах.
Он сел за стол и тут же завел разговор о предстоящем сборе средств на новую клинику в Сан-Диего, во время которого им обоим предстояло произносить речь.
– Звонили по поводу аукциона. Я им с порога объявляю, что ты больше не предоставляешь визиты на площадку или обеды с Марго Летта, но они все равно наседают.
Марго терпеть не могла выполнять эти аукционные требования. VIP-экскурсия по съемочной площадке, встреть-обиходь, неизбежные просьбы по поводу дочери-подруги-родственницы-соседки, которая «хочет устроиться в индустрию».
– Даже если я хотела бы предложить посещение площадки, то не смогла бы.
Она сидела на диване. И пока она рассказывала о звонке Донны, о встрече с Бесс, Дэвид подошел и сел рядом; Марго произвела впечатление.
– Мне так жаль, – сказал он, взяв ее за руку.
– Я все жду, когда приду в негодование. Или разозлюсь. Или начну себя жалеть. Хоть что-нибудь. Но ничего. Странно.