Никколо был в семье белой вороной. Он никогда не проявлял желания командовать армиями и вообще участвовать в войнах. Даже турнир он посетил без особого желания, только потому, что положение обязывало.
Никколо промолчал. Но за него заступились.
— Не надо тут про Никколо! — крикнул с места какой-то молодой рыцарь.
Все повернулись к нему, и он рассказал интересную историю.
— В прошлом году отец собрался свести счеты с одним старым врагом нашей семьи. Он взял с собой двух друзей и меня. Я пригласил Никколо. Мы впятером напали на них во время их семейного праздника. Вырезали полтора десятка человек, не считая слуг. Отец был очень доволен. Когда вернулись, мы все не могли уснуть, пока не напились в доску. Кроме Никколо. Он как лег, так и заснул. Весь следующий день мы с отцом простояли в церкви. А Никколо пошел в университет. Представляете? Так вот просто выспался, проснулся и пошел учиться, как ни в чем не бывало!
Никколо смутился и опустил глаза. Сеньор Джанфранко удовлетворенно улыбнулся. Приятно узнать, что зять не слабак.
— За тебя, родственник! — поднял тост Джанфранко.
Никколо встал и куртуазно раскланялся.
— Смотри-ка, — продолжил граф, — с виду и мухи не обидит, а оказывается, он парень не промах. Ты, Никки, не скромничай, у нас это не принято.
Джанфранко сделал большой глоток и закашлялся. К нему тут же подбежали непонятно откуда взявшиеся трое врачей. Музыка умолкла. Один из докторов поднес графу маленький стаканчик с лекарством. Джанфранко скривился, но выпил, не вступая в спор. Премьер-бютилье заменил кубок, из которого пил граф, и предложил на выбор три марки вина. Посовещавшись, доктора выбрали марку для графа, премьер-бютилье наполнил новый кубок. Все это время гости сидели молча, настороженно глядя на хозяина.
— Все! Все! Хватит на меня пялиться! — сказал Джанфранко, поворачиваясь к столу, — Чуть стоит кашлянуть, так все реагируют, как будто небо на землю упало.
— Музыку! И вторую перемену! — скомандовал он обер-церемониймейстеру.
Вторая перемена, как и первая, включала блюда из птицы и мяса, а также два-три сладких блюда. Пока 'оруженосцы ножа' убирали со столов остатки первой перемены, на стол хозяину вынесли «sotelte» — резную башню из твердого сахара. Перед второй переменой было уместно представить какое-нибудь особенно изысканное блюдо или сезонные лакомства. Поскольку Джанфранко не был ни гурманом, ни эстетом, и редко давал масштабные пиры, замковый повар не имел опыта в приготовлении кулинарных шедевров. Кухмейстер только обрадовался, когда узнал, что это задание будет поручено монастырскому повару.
Бык прибыл на пир с не меньшим эскортом, чем многие гости, пусть и не через парадный вход. Его сопровождали шестнадцать человек, которые несли разобранную карусель, корзины с собранными парами 'танцоров' и короба с пирогами. Композиция должна была оставаться в секрете до последнего момента, поэтому Бык приказал сложить все в углу буфетной, а сам, не торопясь с окончательной сборкой, постоянно пребывал рядом, помогая окружающим, но, в первую очередь, следя, чтобы никто не приближался к его секретам.
Буфетную отделяли от пиршественного зала несколько дверей в стене под музыкальной галереей. Другие двери вели из буфетной в кухню и на лестницу, откуда можно было попасть в кладовую и в погреб. У всех стен стояли вынесенные из вспомогательных помещений столы, на которые постоянно приносились уставшей прислугой и уносились празднично разодетыми официантами разные предметы сервировки. Здесь же хранилась посуда, скатерти и салфетки, а также чаши для мытья рук перед едой.
Бык начал собирать свою конструкцию сразу после объявления о первой перемене. Официанты вынесли блюда и вышли сами, в буфетной на некоторое время стало заметно просторнее. Помощники плотника собрали основу карусели. На ящик установили основной круг, по бокам ящика прицепили длинные шесты, как для паланкина. Бык вынул из корзин меньшие круги, на которых уже были укреплены вертикально вертелы с тушками 'танцоров'. Проверил, хорошо ли смазаны салом оси вращения кругов, хорошо ли крутятся опорные колесики. Аккуратно установил все семь танцующих пар. Повернул карусель на пару оборотов и убедился, что механическая часть работает как надо. Открыл короб с пирогами и разложил их на маленьких кругах. Оставшееся до второй перемены время посвятил проверке готовности 'эскорта'.
Обер-церемонимейстер заглянул в буфетную и ахнул. Мода на композиции из движущихся фигур до Ферроны еще не дошла, хотя при дворах королей и герцогов подобными техническими новинками сложно было кого-то удивить. То, что к блюду прилагаются еще и певчие, заставило его поднять брови до середины лба, где они и зависли до самого торжественного вноса в пиршественный зал.
Карусель, скрытая покрывалом, сразу привлекла к себе всеобщее внимание. Четверо носильщиков ловко вынули шесты из креплений по бокам ящика, подцепили специальные петли на покрывале и плавно подняли покров вертикально вверх, не цепляя фигуры. По сигналу обер-церемонимейстера музыканты на галерее сделали паузу, а певчие, вошедшие вслед за каруселью, построились у дальнего конца столов, чтобы не заслонять вид, и запели что-то многоголосное на латыни во славу Господа. Бык плавно привел карусель в движение.
Одновременно процессия внесла и разложила по столам заготовленные блюда из второй перемены.
Епископ победоносно взглянул на брата. Альфиери кивнул, признавая, что сюрприз удался. На самом деле, Альфиери был не меньше епископа заинтересован, чтобы вторая перемена не ударила в грязь лицом. Это его задачей было организовать пир на открытие, и это он взял деньги на пир из бюджета турнира. Благодаря брату, он получил главное блюдо, сделанное мастером бесплатно из продуктов, оплаченных церковной казной.
— Какая красота! — восхитился Джанфранко, — это что там на поросенке надето?
— Кожа, Ваша светлость! — отрапортовал Бык.
— И порезана под костюм ландскнехта? Чудесно, просто чудесно. Кого я сегодня награждал? — спросил он герольдмейстера, — Такого же маленького, в похожей одежке, только лицо было поумнее?
— Лучшего оруженосца на штурме, Ваша светлость, — ответил Рудольф Амати.
— Ну-ка, где он у нас? — Джанфранко обернулся к гостям.
Феникс встал. Стоя он был немного выше, чем сидя. Отличившись на штурме, он заработал право присутствовать на этом пиру. Правда, одет он был уже не как поросенок-ландскнехт. Часть призовых денег пришлось потратить на приличную одежду, а из готового платья у портных на ярмарке были только образцы местного покроя.
— Чей это оруженосец? — спросил Фальконе.
— Мой, — ответил Грегуар Бурмайер.
— Чудесно, просто чудесно. Вы вложили в его снаряжение сущие гроши, а теперь пожинаете его славу.
Макс оглянулся на жену. Сказать, что рыцарь пожинает славу оруженосца, было не очень вежливо. Неужели здесь какие-то другие правила светского общения, не такие, как объясняла Шарлотта?
— Что до грошей, то здесь есть большие любители оных, — ответил Бурмайер, — Сегодня пятеро менее удачливых оруженосцев вызвали Мокрую Курицу на пять боев с большими ставками.
— Мокрую Курицу? — переспросил Фальконе. За столами раздались смешки.
— Герб у него такой, — ответил Бурмайер. Смешки прекратились, кроме как от стола 'куртуазных'. Герб — вещь серьезная, и какая бы нелепица там ни была изображена, всегда оказывается, что ее пожаловали славному рыцарю — предку носителя герба за большие заслуги.
— Ну курицу так курицу, — сказал Джанфранко и щелкнул пальцами. Обер-церемонимейстер без слов понял приказ и передал команду своим людям поворотом головы. Бык жестом подсказал, что делать, два 'оруженосца ножа' сняли с карусели круг с поросенком и курицей и поставили на стол перед Фениксом. Феникс с достоинством поклонился в ответ.
— Чьи там оруженосцы такие смелые, что всего-то впятером взъелись на аж целого одного? — спросил у гостей Фальконе.
— Понятно чьи, — ответил Бурмайер, махнув в сторону противоположного стола, — наших куртуазных собратьев. Впятером на одного, это ведь очень куртуазно.
— Ну-ка, что вы на это ответите? — Джанфранко повернулся в сторону компактно размещенной куртуазной партии, — почему ваши оруженосцы смахивают на зайцев?
Еще один обмен беззвучными командами — и перед 'куртуазными' оказалось блюдо с ушастым кроликом, должным изображать зайца.
— Тот, кто бросает вызов, не трус. Трус тот, кто боится сражаться и бежит жаловаться старшим, получив вызов, — ответил за всех Бертран фон Бранденбург.
— Сам-то когда последний раз сражался? — спросил с места Бурмайер.
— Умеющий читать да откроет мои 'Мемуары', — высокомерно ответил Бе-Бе, — а что до Вашего оруженосца, который мокрая, так сказать, курица, то он должен быть счастлив, что на него вообще обратили внимание.
— Что до моего оруженосца, то он, как могут подтвердить герольды, носит на гербе гордую птицу феникс. А 'мокрую, так сказать, курицу' Вы узрели на нем, глядя в его начищенную кирасу.
В зале раздались смешки. Смеялись над Бурмайером. Во-первых, за 'мокрую курицу', которую он сам только что обосновал и тут же опроверг. Во-вторых, за 'начищенную кирасу', ибо кто видел кирасу на Фениксе, при любом ее упоминании мог улыбнуться, а уж в таком контексте… Бе-Бе, логично рассудив, что, если смеются после реплики его оппонента, значит, смеются над ним, и осерчал.
— Когда бы у Вас была репутация почище, я бы бросил Вам вызов! — крикнул он Бурмайеру.
— Когда бы у Вас была репутация почище, я бы его принял! — ответил тот.
— А что, — вмешался Джанфранко, — и вправду, вызовите друг друга. Репутации я вам не поправлю, но честный поединок гарантировать могу.
Габриэль и Рудольф Амати прекратили хихикать и с умным видом кивнули.
— Я соблагоизваливаю Вас вызвать! — первым отреагировал Бе-Бе, — Ибо Вы трус и почтенное общество устанет ждать, пока Вы хоть раз в жизни кому-то бросите вызов!
— Ну и слава Богу, — ответил Бурмайер, не меняясь в лице, — не хочется думать, что такой пустозвон с раздутым самомнением умрет своей смертью.