Одно неверное движение.
И…
Внутри у меня раздается щелчок.
– Видишь, – говорит она, смеясь. – Ничего сложного. Для таких, как я, по крайней мере.
До меня доносится твой голос, сердитый, недовольный. ОНА ЖЕ СМЕЕТСЯ НАД ТОБОЙ, ЭННИ. ЭТО ПРОСТО БЕЗОБРАЗИЕ. НЕ СПУСКАЙ, НАКАЖИ ЕЕ. Нет, я не хочу ее наказывать. Я хочу уйти прочь, но вместо этого делаю шаг вперед. По позвоночнику вверх-вниз пробегает ток, я умерла после того, как тебя увели, я не знаю, кто я такая. ТЫ ЗНАЕШЬ, ЭННИ, ПРЕКРАСНО ЗНАЕШЬ, НУ, ДОКАЖИ МНЕ. Я делаю еще один шаг вперед, мои руки тянутся к ней, почти касаются ее, а она стоит на самом краю, и вдруг я смогу, я способна. На самое ужасное. Но она отскакивает назад, поворачивается ко мне, широко улыбается, на переднем зубе виден скол. Жуткое чувство вины охватывает меня, когда я вижу ее лицо.
– Эх ты, трусишка, – говорит она. – Ну, чем займемся теперь?
– Не знаю.
– Пошли обратно к воздухозаборнику, вдохнем еще коки.
– Хорошо.
Когда мы снова лежим на крыше, я спрашиваю у Морган, почему ей так нравится летать, почему она хочет походить на орла.
– Наверное, чтобы улететь отсюда. Куда-нибудь далеко.
– Однажды мне рассказали историю про девочку, которая так боялась, что молилась, чтобы у нее выросли орлиные крылья.
– Кого она боялась?
Того, кто рассказал ей эту историю.
– Ее преследовали, и она не могла ни уйти, ни убежать, как ни пыталась. Все равно она находила ее.
– Кто?
– Змея. Она дожидалась, пока девочка устанет бежать, упадет и уснет, и тут приползала.
– Змея – типа гадюки?
– Да.
– А почему змея охотилась за девочкой?
– На самом деле это была не змея, она только притворялась змеей.
– А кто же тогда?
– Человек. Он сказал девочке, что если она попробует убежать, то он все равно ее догонит. Найдет везде.
– Но как человек может превратиться в гадюку?
– Иногда человек на самом деле не то, кем его считают.
– А девочка убежала?
Нет, в той сказке, которую рассказала ты, мама.
– Не знаю.
– Почему не знаешь?
– Потому что девочка исчезла, никто ее не видел в последнее время, и змею тоже.
– Ты думаешь, змея все еще выслеживает девочку?
– Возможно.
Скорее всего.
– Здорово все-таки, что за мной не охотятся змеи.
– Да, повезло тебе.
– Ты, наверное, знаешь кучу историй?
– Да.
– Расскажи еще что-нибудь.
– В другой раз.
Я добилась, чего хотела, мы с Морган стали друзьями, но теперь мне страшно.
Одно неверное движение.
И…
Ты издевалась надо мной, в уме я слышала твои слова: НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЭННИ?
НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, КТО ТЫ ТАКАЯ?
11
Возвращаюсь домой, вижу пальто Майка на перилах лестницы в холле. Значит, он вернулся с работы раньше времени. Забираю айпод из своей комнаты – не хочу сидеть одна – и устраиваюсь в нише рядом с его кабинетом. Мне нравится это место, потому что здесь хранятся книги, которые не влезли в кабинет, и, как я уже убедилась, хорошо слышны его телефонные разговоры. Книги тут самые разные, но почти все начинаются с «психо». Психоанализ. Психотерапия. Психология. И моя любимица в красной твердой обложке, книга про психопатов. Журналисты назвали тебя психопаткой. Книга большая и толстая, в ней много глав. Кто бы мог подумать, что про тебя так много написано.
Больше всего меня интересует глава про детей психопатов. Про растерянность, которую испытывает ребенок, когда насилие сочетается с нежностью. Когда его отталкивают и притягивают. Про повышенную тревожность, которая возникает, когда ребенок не знает, чего ему ожидать, но постоянно чего-то ожидает. Мне хорошо знакомы эти чувства, я с ними жила изо дня в день, годами, рядом с тобой. Однажды у нас отключилось электричество из- за грозы. В доме было страшнее, чем на улице. Ты взяла фонарик и приказала мне спуститься в подвал, включить выбитую пробку на предохранителе. Я ответила, что боюсь, я не хотела в подвал, я же знала, что там не только коробки и старая мебель. Ты взяла фонарь, сказала, что тоже пойдешь со мной, – обманула, конечно. Втолкнула меня и задвинула щеколду. Я колотила в дверь, кричала, считала в обратном порядке от ста, если не больше, потом потеряла сознание и очнулась от того, что ты избивала меня. Я разочаровала тебя, так ты сказала, я проявила трусость и слабость, ты поклялась, что закалишь меня и научишь быть такой, как ты. Той ночью я мечтала о том, чтобы положить этому конец, покончить с твоими уроками, но я понимала, что даже мертвая ты будешь преследовать меня, твой призрак просочится сквозь любые стены и доберется до меня.
В кабинете у Майка звонит телефон, он отвечает сразу, как будто ждал этого звонка. Я приподымаю наушники, которые надеваю всегда, – на самом деле я вовсе не слушаю музыку, но эта уловка придает мне такой вид, как будто я погружена в себя. Ни на что не обращаю внимания. Вообще-то Майк мне доверяет, у него нет причин меня подозревать.
Пока нет.
Пауза, потом: «Здравствуйте, Джун. Нет, не отвлекаете, я очень рад отвлечься от своей писанины.
Знаю, и не говорите. Она ведет себя прекрасно, учится хорошо, много занимается. Вот бы Фиби брала с нее пример!»
Смеется.
Какое-то время он молчит, слушает, что говорит Джун, потом произносит: «Боже мой, бедная девочка, чего она только не натерпелась. У меня в голове не укладывается».
Маленький взрыв у меня в груди.
Майк снова замолкает, слушает, потом отвечает: «Да, конечно. Я скажу ей, как подвигается следствие, но умолчу про рассказ матери. Спасибо, Джун. Я очень ценю все, что вы делаете. Да, согласен с вами, случай совершенно особый».
Все. Разговор окончен.
Я прижимаю наушники к ушам, засовываю красную книгу под подушку как раз за секунду до того, как Майк выходит из кабинета. Притворяюсь, что не вижу его, барабаню пальцами в такт воображаемой музыке. Он машет рукой передо мной, я улыбаюсь, нажимаю «паузу» на айподе, снимаю наушники.
– Привет, как прошел день? – спрашивает он.
– Хорошо, спасибо.
– Что ты читаешь?
Толстую красную книжку про маму. И про себя.
Протягиваю ему «Повелителя мух», вторую книгу, которую читаю.
– Это по программе. Мисс Мехмет считает, что мы должны прочитывать как минимум одно классическое произведение в месяц. Ну, и еще по этой книге мы ставим спектакль в этом семестре.
– Тебе дали роль?
– Я пропустила читку пьесы, но мисс Мехмет попросила меня подключиться. Я буду помогать с постановкой, рисовать декорации и тому подобное.
– Замечательно. А у Фиби есть роль?
Конечно, а как же иначе? Она ведь звезда одиннадцатого класса, неужели ты не в курсе?
– Она будет рассказчиком, очень много слов, всё надо выучить.
– Ей полезно заняться делом. Тебе нравится? – Он кивает в сторону книги.
– Да, очень.
– А что именно нравится?
– С ними нет взрослых.
– Покорно благодарю, – смеется он.
– Нет, не в этом смысле.
– Тогда в каком? Что тебе нравится в ситуации, когда у детей нет родителей?
– У них есть родители, просто они далеко.
– Хорошее уточнение. Но там есть несколько тяжелых сцен, ты не находишь?
– Смерть Хрюши[8], например, – киваю я.
– А мальчик по имени Саймон, он ведь тоже погибает?
Он обратил внимание на то, что я не упомянула про Саймона, и теперь как психолог хочет разобраться, почему.
– Разве убийство Саймона не ужасно, по-твоему?
Я молчу довольно долго, чтобы казалось, будто обдумываю его слова, и отвечаю:
– Да.
На самом деле я хочу сказать ему другое. Правду. Я не вижу ничего ужасного в том, что люди или дети мучают и убивают друг друга.
Я считаю это нормальным. Все как дома.
Он садится рядом со мной. Рукава рубашки закатаны, на руках светлые волосы, на запястье дорогие часы. Он так близко, что может прикоснуться ко мне, но не делает этого.
– Я только что говорил по телефону с Джун. Она собирается на несколько дней в отпуск и позвонила, чтобы сообщить новости перед поездкой.
И доложить то, что ты успела наговорить. Подбросила еще одну тарелочку на шест, жонглер их вращает, пока не уронит.
– И что слышно нового? Меня вызовут или нет?
– Пока ничего конкретного, но она сказала, что юристы подготовили список вопросов для нас, чтобы мы их обсудили.
– Что за вопросы?
– Вопросы, которые тебе могут задать.
– Значит, мне устроят перекрестный допрос?
– Мы пока не уверены, я понимаю, что неопределенность – это очень неприятное состояние. Сообщу тебе сразу, как только станет известно. Обещаю.
Он поднимается, потягивается и зовет меня слегка перекусить, пытается переключить мое внимание. Чтобы я не задавала новых вопросов. Иду за ним в переднюю часть дома.
– Кстати, совсем забыл тебе сказать, сегодня ведь у нас семейный обед.
– Это как?
– Ну, ты, я, Сас и Фиби.
Пожалуйста, передай мне картофель, паскуда.
Интересно, как пройдет это застолье.
– Обычно мы собираемся около семи, договорились?
– Хорошо.
Следующие пару часов я провожу, рисуя и прислушиваясь к беспрерывным телефонным разговорам Фиби за стенкой, звонок за звонком. Я думаю – может, постучаться к ней и сделать вид, что ничего не было.
Давай забудем все, что было, скажу я. Давай начнем сначала. Подружимся, может быть.
В назначенное время спускаюсь, в «Аге» что-то запекается и пахнет, на кухне жарко и душно. Майк это чувствует и открывает окно, когда я вхожу. Фиби прислонилась к раковине, с телефоном возле уха. На столе стоит открытая бутылка красного вина, радио выключено, чтобы я не услышала чего- нибудь про тебя.
– Пахнет вкусно, – говорю я.
Фиби поднимает глаза и фыркает, издает горлом отчетливый звук. Майк смотрит на нее, качает головой. Саския не поворачивает головы, она занята, помешивает соус на плите.