На первом этаже располагались палаты, а поднявшись на второй, можно было попасть в небольшой коридор с панорамными окнами, через которые было хорошо видно окружавшие здание деревья. Я устала от съемок и хотела немного отдохнуть, поэтому направилась туда. Уже достигнув последней ступеньки, я увидела пациента, сидящего в инвалидной коляске и смотрящего в окно. Поскольку во время лечения всем сбривали волосы, понять со спины, мужчина это или женщина, было трудно.
Подойдя поближе, я увидела, что в коляске сидела очень худая женщина лет тридцати. Может, потому, что у нее не было сил, чтобы повернуть голову и узнать, кому она понадобилась, женщина продолжила смотреть на пейзаж за окном. Я тихо села на диван рядом, чтобы не мешать. Но, чувствуя, что все же нарушаю ее покой, собиралась уйти… Когда она пробормотала:
– Вы когда-нибудь испытывали благодарность за возможность просыпаться по утрам и выпивать стакан воды? А ведь действительно стоило бы. Потому что я вот сейчас не могу осилить даже пару глотков. Никогда не думала, что со мной такое случится. Мое желание – это хотя бы перед смертью выпить стакан освежающей воды. В горле пересохло, поэтому есть не хочется. Я согласна глотать хоть дождевую воду.
Она все еще сидела ко мне спиной. И снова тихо заговорила, будто общаясь со Вселенной или с самой собой из прошлого, совершенно не заботясь о том, кто был ее слушателем.
– Если я о чем-то и сожалею, так это о том, что не была достаточно благодарной, не наслаждалась жизнью и не радовалась даже мелочам. Принимать отсутствие каких-то вещей и делиться тем, что имеешь, – вот как нужно было жить…
Она сказала, что если бы ей дали еще один шанс, то она хотела бы просто состариться и стать бабушкой. Пожилой женщиной с морщинами на лице, преодолевшей многие невзгоды на своем жизненном пути. Время женщины, которую из-за рака желудка последней стадии от всего тошнило, так что сложно было сделать даже глоток воды, подходило к концу. Она была лишена возможности состариться, как остальные люди, поэтому уже одно это казалось ей благом.
Женщина слабым голосом сказала лишь, что хочет выпить стакан воды, но этого было достаточно, чтобы передать таящиеся внутри решимость и отчаяние. Я была не в силах ей что-либо ответить. Она говорила о том, чего я, не считавшая старость благом и боявшаяся ее, не могла себе представить.
Не знаю, что значит страдать от боли, не позволяющей сделать глоток воды. Однако после того, как я услышала страстное желание моей ровесницы, женщины с изможденным лицом, ни вкус воды, ни мир уже не были прежними. Но только на мгновение.
Я снова обращаю внимание на то, чего у меня нет, а не на то, что мне дано, и задаюсь вопросом, как получить еще больше. Почему только потеря чего-то, приносящего наслаждение, приводит к осознанию ценности? Философ Ким Чжи Нен в своем предсмертном дневнике под названием «Утреннее пианино», который вел уже в больничной палате, писал:
«Сегодня Чу Ен пойдет в мастерскую. Она колеблется перед тем, как выйти на улицу, и я подталкиваю ее. Не в силах сопротивляться моему напору, она садится перед зеркалом и смотрит на себя. Небольшое, округлое тело. Тело, похожее на глиняный горшок, в котором всегда есть место смеху, наполняющему этот сложный мир яркой улыбкой, стоит ей только разразиться хохотом. Смогу ли я оставить эту улыбающуюся женщину?»
Может быть, мне сейчас нужно научиться не воспринимать как должное то, что ценно, но всегда рядом?
Мне бы тоже хотелось быть благодарной
Однажды я оказалась в грузовике, принадлежащем пожилой паре, развозившей угольные брикеты. Муж уже три года находился на гемодиализе, но продолжал работать без выходных. Потому что иначе он не сможет обратиться в больницу на следующий день. Так как проданные сегодня угольные брикеты – это оплаченные больничные счета завтра. Набитый старый грузовик постоянно дребезжал, словно ему было сложно проехать по заснеженной дороге. Жена молча сидела на переднем сиденье, крепко сжав в кулаки руки и переживая, как бы они не попали в аварию.
Но тут мужчина вдруг сказал, что благодарен за то, что день за днем просыпается по утрам, а потом спокойно возвращается домой вечером. За то, что, к счастью, снега выпало ровно столько, чтобы грузовик по-прежнему мог проехать по дороге. За то, что он сможет доставить брикеты и заработать деньги на диализ. За то, что проживет еще один день рядом со своей женой, а завтра все повторится снова.
Я думала, что он расскажет, как ему, больному человеку, вынужденному заниматься этой работой, чтобы не умереть с голоду, трудно. Как ему было тяжело и хотелось бы день отдохнуть, но нельзя. Или что он будет сетовать на бедность, из которой ему никогда не выбраться, как бы усердно он ни работал.
Но мужчина произнес только слова благодарности, с которыми его жена согласилась, мягко улыбнувшись. Внезапно мне вспомнился отрывок из книги невролога и писателя Оливера Сакса «Признательность», которая вышла в свет в 2015 году незадолго до его смерти:
«Я не собираюсь притворяться, будто бы мне не страшно. Но самая сильная моя эмоция – это признательность. Я любил и был любим. Многое получил и немногое отдал взамен. Я читал, путешествовал, думал и писал. Наслаждался общением с миром. Особенно мне нравилась коммуникация между читателями и писателями. Но важнее всего то, что я жил на этой прекрасной планете как разумное и мыслящее существо. Это само по себе уже было огромной привилегией и приключением».
Оливер Сакс был открытым человеком без каких-либо предрассудков и предубеждений. Он пытался принять свои собственные недостатки и несовершенства, а также старался увидеть каждого пациента таким, какой он есть. К людям, испытывающим психологические трудности, он, как человек с большим сердцем, всегда относился с любовью и теплотой.
Однажды он признался, что очень долгое время страдал от чувства вины из-за травмы, нанесенной ему матерью. Однако верил, что у его существования в этом мире есть цель, точно так же, как и у пациентов, страдающих психическими заболеваниями. Поэтому старался смотреть на всех непредвзято.
«Для меня не существует неинтересных или недостойных пациентов. Они все живут очень ярко. Я никогда не встречал пациента, который не научил бы меня чему-то новому, не пробудил бы эмоции, о которых я не подозревал, или не натолкнул бы на новую мысль».
А если бы я оказалась на его месте? Смогла бы не держать зла на мир, который, сколько бы усилий я ни прикладывала, отвергал меня, и людей – после слов любимой семьи о том, что мне не следовало рождаться? Смогла бы поблагодарить людей и мир, причинявших мне всю жизнь только боль?
Однажды я задумалась о том, что в последние мгновения перед смертью вспомнится мне. Перед глазами пронеслись образы вещей и лица людей, которые дарили мне радость, пока я жила на планете Земля. Люди, которые помогли мне пройти через ненависть и конфликты, оставшись самой собой. Была ли я всегда им достаточно благодарна? Нет.
Вот почему для меня слово «спасибо» драгоценно. Пожилая пара говорит «спасибо» за каждый день, прожитый от восхода солнца до возвращения с работы, а Оливер Сакс перед смертью благодарит весь мир.
И теперь я знаю, какое глубокое понимание жизни на самом деле сокрыто в многогранном слове «спасибо». Иногда произнести его способен только тот, кто понимает, что жизнь может и предать, кто знает, что нет жизни без ран и боли, но верит, что, если перетерпеть, наступят хорошие дни. Научусь ли я в моменты, когда кажется, что сама жизнь не на моей стороне, радостно говорить «спасибо»?
Секрет счастья, который я узнала от бабушек с острова Енхо
Если от города Тхонён проехать 14 км на лодке, то можно наткнуться на небольшой остров Енхо. На момент съемок в 2012 году из десяти расположенных там домов два уже пустовало, а средний возраст жителей превышал 70 лет, что наталкивало на мысль о том, что бурная жизнь на острове осталась в прошлом. Люди жили скромно, ведя собственное хозяйство, потому что на острове не было ни одного магазина. Может быть, поэтому перед съемками мне было тревожно. Я понятия не имела, как провести пять дней на маленьком острове, где есть только разбросанные домики да бабушки и дедушки. Поэтому еще до прибытия я надеялась, что время пролетит быстро и я вскоре окажусь в лодке, направляющейся на материк. Но вместе с тем мне было грустно от того, что пожилые люди вынуждены жить в настолько уединенном месте.
Однако стоило мне оказаться в деревне, как подобные мысли тут же исчезли. Проходя мимо узкой улочки, я увидела, как усевшиеся в кружок люди заливаются смехом, держась за животы. Я подошла ближе, чтобы понять, что же такое смешное они увидели, и оказалось, что один из них чистил чеснок и в шутку засунул зубчик себе в нос. Сначала я смутилась, но старик с чесноком в носу выглядел настолько забавно, что я, сама того не ожидая, рассмеялась. Потом жители деревни некоторое время весело убеждали меня взять большой зубчик чеснока и засунуть его в нос, чтобы узнать, поместится ли он там. И когда они увидели, что я улыбаюсь, должно быть, так сильно обрадовались, что каждый вставил по зубчику себе в нос, и в таком виде они запели песню. Это было мое первое впечатление об острове Енхо.
Через некоторое время я проходила мимо одного дома и увидела собравшихся там и чем-то очень увлеченных местных жителей. Поддавшись любопытству, я зашла внутрь и обнаружила бабушку, рисующую углем брови сидящему перед ней дедушке. Оказалось, что вчера, подключая шланг, он случайно сжег себе брови зажигалкой. Было смешно видеть его без бровей, поэтому все собрались, чтобы их ему нарисовать. Однако когда результат не оправдал ожиданий, бабушка с еще бо́льшим усердием стала стирать уголь, а дедушка, обратившись ко мне, сказал, что, по его мнению, ничего не получится.
– Девушка! Пожалуйста, состригите немного волос, а я приклею их на место бровей!
Эти слова вызвали у всех новый приступ смеха. Одна из присутствующих бабушек сказала, что девушка, приехавшая из Сеула, должно быть, устала, поэтому предложила мне перекусить лепешками из воздушного риса. Пока я ела и всех рассматривала, подумала, что они действительно живут, не зная забот.