Фитч шагнул в пятно света, исходившее от настольной лампы. Глаза абсолютно чистые. В правой руке – крупнокалиберный револьвер. В левой – стакан с виски «Макаллан».
– Вы в чем-то схожи с Ван Гогом, Летиция. Оба рыжие, оба так и норовите нанести себе травму. Страдаете от того, что в психоанализе называется «проблемы с отцом». И, что самое обидное, вы оба – мастера в деле, за которое вас никогда не оценят. По крайней мере при жизни… Вы смущены, Летти. – Фитч улыбнулся. – Да, мне известно ваше настоящее имя. Мне оно нравится больше, чем ваши псевдонимы, если хотите знать правду. И еще, вы мне симпатичнее огненно-рыжая.
Он отхлебнул виски.
– Вы позвонили в полицию? – спросила Летти.
Он засмеялся.
– Обществом правоохранителей я обеспечен с лихвой на всю оставшуюся жизнь, разве не так? Но что вы попытаетесь меня обокрасть – это очень интересно. Приплыли ко мне на остров, чтобы меня обокрасть! Отважная девушка.
– Джонни…
Летти подумала: сейчас в ней столько алкоголя, что подлинные страхи могут отойти на второй план. В прошлом ей не раз удавалось разоружить мужчин слезами.
– Не надо плакать, Летти.
– Простите меня, Джонни. Я хотела вами воспользоваться…
– Нет, нет. Прощения должен просить я.
Эти слова ей не понравились. Что-то в его голосе говорило: ему известно нечто, о чем она и не подозревает.
– Что вы имеете в виду? – спросила она, намереваясь подняться.
– Нет, прошу вас, оставайтесь там.
Она осталась в кресле.
– Моя жизнь, – сказал Фитч, – протекала в условиях богатства. Что говорить – благоухания. Учился в Йеле. Школа бизнеса в Гарварде. Стипендия Сесила Родса. Степень магистра экономики в Стэнфорде. Потом жизнь в Европе. На Ближнем Востоке. В Аргентине. Головокружительная карьера в «Пауэртеке», каких эта компания раньше не знала.
Фитч подвинулся ближе; волосы его чуть подрагивали от ветерка, который нагоняли два вентилятора под потолком.
– В тридцать пять лет я был самым молодым директором крупной энергетической компании во всем мире. У меня была семья, которую я любил. Любовницы на шести континентах. Под моим началом работали двадцать четыре тысячи человек. Я заключал многомиллиардные сделки. Уничтожал конкурентов и здесь, и за рубежом. Я трахался в спальне Линкольна в Белом доме при трех президентах. Меня обожали. Демонизировали. Мной восхищались. Брали меня за образец. Я был крут. Мог вознести человека, а мог и уничтожить. У меня было все самое лучшее. Денег больше, чем у Господа Бога. Секса больше, чем у Фрэнка Синатры. И в федеральную тюрьму, где мне предстоит провести остаток дней, я иду счастливым человеком, можете мне поверить. Если б простые люди знали, какое это наслаждение, когда у тебя столько власти и богатства, они убили бы меня – или себя.
Он подошел к одному из окон и посмотрел на залитый лунным светом океан.
– Вы красивая женщина, Летти Добеш. В другой жизни… кто знает? Но я пустил вас в свой дом не ради секса. Его на моем веку было предостаточно. – Он поднял стакан. – И даже на эту бутылку односолодового виски стоимостью сорок тысяч долларов мне, честно говоря, плевать. Но в последнюю ночь настоящей жизни… когда тебе завтра предстоит идти в тюрьму на двадцать шесть лет, и из этой передряги ты едва ли выйдешь живым… ты спрашиваешь себя: как распорядиться этими последними драгоценными минутами? Вспомнить то, что приносило в жизни самую большую радость? Или воспользоваться последним глотком свободы, чтобы испытать нечто, ранее не изведанное?
Летти глянула на лестницу. В другом состоянии, более трезвом, она, возможно, и успела бы добежать до ступенек раньше, чем Фитч обернулся бы и выстрелил. Но револьвер в его руке был настоящим зверюгой. Патроны «Магнум.44», а то и хуже. Получить пулю из такой пушки – и ей сразу придет конец.
– А при чем здесь я? – спросила она.
Фитч повернулся и встал перед ней.
– Дорогая, есть в этой жизни одно, чего я не делал никогда. В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году для призыва в армию я был староват. Я никогда не был на войне, и чувство, когда ты лишаешь человека жизни, мне незнакомо.
– Он вас убьет, – сказала она. – Даже в тюрьме он до вас доберется.
– Вы имеете в виду господина Эстраду?
Она кивнула.
– Вы еще не поняли?
– Что не поняла?
– Летти, всю эту историю организовал Хавьер. Никакой картины не было. Никакого снотворного в бутылочке со спреем не было. Я сказал ему, что именно мне хотелось бы испытать перед уходом, и за внушительную сумму он предоставил в мое распоряжение вас.
Внутри горячей лавой разлилась желчь – Летти охватили гнев и страх. Но она подавила их.
– Джонни…
– Что? Будете умолять меня этого не делать? Взывать к моей совести? Что ж, попробуйте.
– Вы не получите того, чего ждете. Кайфа от этого мало.
– Вы меня даже не понимаете. Ни на какие особые чувства я не рассчитываю. Я просто хочу это сделать. Что это за богатая жизнь, если она не привела к чьей-то смерти? Вы когда-нибудь убивали человека, Летти?
– Да.
– Как это произошло?
– Самооборона.
– Убей, или убьют тебя?
Она кивнула.
– И как это было?
– Я думаю об этом каждый день.
– Именно. Потому что вы испытали нечто подлинное. Это мне и надо. Мы с вами сделаем вот что. Я буду ждать здесь ровно пять минут. Даю вам такую фору. То есть я не просто хочу убить вас, Летти. Я хочу на вас поохотиться.
– Не зря говорят, что вы злодей.
– Добро и зло здесь ни при чем. Я жил бок о бок с опасностью всю свою жизнь. И в этом духе хочу провести и последний вечер, когда цена особенно велика. Мои ребята из службы безопасности сейчас идут к пристани. Они отвезут мой скоростной катер на четверть мили от острова и поставят там на якорь. Моя яхта ночует в Ки-Уэст. И на острове останемся только мы с вами. Я знаю, Летти, что плавать вы не умеете. Это было одно из моих пожеланий, поэтому, к несчастью для вас, эта работа досталась вам. Так что с этого островка вам не уйти.
– У меня есть сын, – сказала она.
– Мы об этом уже поговорили.
– Джонни, прошу вас. – Летти медленно поднялась и сделала несколько шагов, вытянув распростертые руки. – Вам не кажется, что у вас в голове сейчас туман? Что все чувства всмятку, и вы…
Фитч направил револьвер ей в лицо и большим пальцем взвел курок.
– Это слишком близко.
Летти оказалась под дулом пистолета не в первый, не во второй и даже не в третий раз. Но привыкнуть к этой зияющей черной дыре так и не смогла. Та словно завораживала. Если Фитч вздумает нажать на спусковой крючок сейчас, это будет последнее, что она видит в этой жизни.
– Вы уничтожили тысячи жизней, – сказала Летти, – но вы не убийца, Джонни.
– Вы правы. Пока нет. У вас осталось четыре минуты.
Летти кинулась вниз по спиральной лестнице.
С затуманенной алкоголем головой.
Охваченная ужасом.
Она все пыталась вникнуть в то, что же произошло.
Вывод один: Хавьер ее подставил.
Сдал за большие деньги.
Она промчалась мимо второго этажа и по оставшимся ступеням вбежала в гостиную. На полке из кусков сплавного леса лежал беспроводной телефон. Летти схватила трубку с базы и нажала клавишу «разговор».
Но на другом конце линии уже был Фитч:
– Боюсь, Летти, с этим ничего не выйдет. Три минуты тридцать секунд. Двадцать девять, двадцать восемь…
Нужно какое-то оружие.
Она бросила трубку и свернула за угол в кухню. Метнулась к ящикам и стала их яростно дергать.
Открывая третий, увидела то, что искала: рядом с горкой луковой и чесночной кожуры лежал кухонный нож – ручка из нержавеющей стали, лезвие сантиметров двадцать.
Секунд десять Летти стояла среди отходов кулинарного производства Энджи, пытаясь сообразить, что делать дальше. Страх пульсировал в ней с такой силой, что ее почти парализовало.
Кругом посуда.
На гранитной поверхности около печи остывает кусок пирога.
Из крана капает вода.
Фитч ждет, что она пустится в бега, и будет охотиться за ней по всему острову. Может, надо просто остаться в доме? Спрятаться в спальне на втором этаже, а он пусть себе впустую рыщет на природе?
Надо что-то решать. Стоять тут и мяться нельзя.
Летти схватила нож и кинулась в вестибюль. Распахнула парадную дверь. Захлопнула ее за собой. Пробежала по ступеням – куда дальше? К берегу? Едва ли это хорошая идея. Она побежала в глубь острова, но не по тропинке, а сквозь кустарник. Искривленные ветви хватали ее за руки, драли ее дорогостоящее платьице. Босые ноги топтали листву, вминались в какие-то кучки грязи. Она пробежала метров пятьдесят – и тут подошву ее правой ноги пронзила ослепительная боль.
С ножом в руке Летти присела, обхватила ногу.
При лунном свете, струившемся сквозь деревья, она вгляделась в рану. На внутренней части стопы пристроилось с десяток колючек. Она начала аккуратно вытаскивать их, по одной. Поморщилась. Сколько у нее еще форы? Меньше двух минут? Меньше одной?
Ответом на ее вопрос стал скрип проржавевших и просоленных петель – это открывалась парадная дверь.
Летти подняла голову.
Увидела торс Фитча – тот стоял на настиле возле дома. Он сделал движение, чтобы закрыть дверь, и оказалось, что на нем какая-то странная шляпа. Фитч шагнул вниз и скрылся из вида; под тяжестью его веса заохали ступеньки.
Летти вытащила из ноги последние колючки.
Он явно приближался.
Она слышала шаги, тяжелое дыхание.
Сидела, не шелохнувшись.
Фитч наверняка идет по дорожке. Никакой кустарник он не топчет.
Летти прижалась к стволу дуба, чтобы стать в его тени еще незаметнее. Уткнула подбородок в колени, вся подобралась.
Фитч прошел мимо, шагах в десяти от нее.
Она сидела, скрючившись, поджидая, когда стихнет звук его шагов.
Затем выползла из-под дуба и поднялась.
Тишина была абсолютной.
На небе сияли звезды.
Луна забиралась все выше.