Оконце было зарешечено – что ж, подумалось Летти, вполне символично. Из тюрьмы она вышла вот уже десять месяцев назад, не принимала никакой дряни целых полгода, но ощущения свободы не было.
Ей тридцать шесть, и вот ее достижения: до седьмого пота чистит сортир в забегаловке.
Да, в тюрьме хорошего мало, но от стен камеры и тюремного двора никогда не исходила такая безнадежность, как от зарешеченного оконца в этом крошечном туалете. В тюрьме ты всегда чего-то ждешь. Там тебя манит свобода, надежда на то, что жизнь пойдет по-другому…
Ей вдруг позарез захотелось принять дозу.
Ты с этим завязала.
Но почему?
Ради Джейкоба.
Надо как-то отвлечься. Вот вернется она в свою социальную гостиницу на той стороне пролива – и чем займется? Можно принять душ, можно выйти побегать. Сделать что-то, чтобы разделаться с этими смертоносными мыслями. Здесь, на работе, она обслуживает клиентов – о другом думать некогда. Ее психотерапевт, Кристиан, говорит ей: мыслям о наркотиках надо поставить заслон. Остановиться, взять паузу и понять, где она ошибается.
Где я ошибаюсь? Мне плохо. Приму дозу – будет хорошо. Вот и всё, куда проще…
Нет, Летти, не так все просто. Одной дозой ты не ограничишься. Начнешь – и пошло-поехало, пока не сломаешься, не отбросишь копыта, не загремишь обратно в тюрьму.
Глаза ее наполнились слезами.
В дверь постучали.
– Минутку!
Летти вытерла глаза. Разгладила свое сине-белое платьишко. Взяла себя в руки.
Подхватив туалетные причиндалы, открыла дверь.
В нише, через которую люди попадали в мужской и женский туалеты, стоял фермер в бейсболке.
– Милости прошу, – сказала она.
Он загородил ей дорогу.
– Летиция, верно?
– Верно.
– От чаевых не откажешься? Зайдем туда ненадолго?
Летти прижалась к его щуплому каркасу, от которого исходил дурной запах. Опустила руку, ухватила его за мошонку и притянула к себе.
– Вот так-то лучше, – пробормотал он.
Карман жилета топорщится. Слева. Бумажник.
До его губ было сантиметра два, и Летти улыбнулась. Отпустила его мужское достоинство и саданула ему коленом по яйцам, а правая рука в ту же секунду скользнула внутрь его жилета; пальцы нырнули в карман. Она выдернула бумажник, а фермер как подкошенный рухнул на пол. Она бы пнула его еще раз, но тут в конце коридора, ведшего в забегаловку, с искаженным от ярости лицом появился Ллойд.
– Ах ты, подколотая сучка… Нечего мне было уголовницу на работу брать.
– Да он на меня…
– Мне плевать. Ты уволена. Проваливай.
Летти сорвала с себя передник и бросила его на пол, рядом с фермером – тот эмбрионом лежал в углу и постанывал.
Она села в автобус до Чарльстона. Устроилась на заднем сиденье и раскрыла бумажник фермера. Оказалось, что он не Дейл, не Дэн и даже не Дейв. Его звали Дональд, и для крохобора он оказался упакован совсем неплохо: четыреста двадцать долларов наличными плюс три кредитки.
Летти выудила из кармана свой модифицированный «Айфон» с опцией для считывания карт и начала сканировать дональдовы «Визу», «Мастеркард» и «Амекс» и перебрасывать на свои «левые» счета суммы до ста долларов.
Летти завела руки за голову, сплела пальцы. Этот диван ей нравился. Кожа всегда теплая. Послеполуденный пейзаж за открытым окном в тыльной стене радовал глаз, два оттенка голубого – небо и океан – сливались воедино. Проникавший в комнату воздух нес в себе острые запахи соли, крема от загара и чуть прелых водорослей.
– Уволили? – спросил Кристиан. Он сидел за своим столом в трех шагах от нее.
– Сегодня утром. Вечером уезжаю. Комнату-социалку я уже очистила. Скучать по этой крысиной норе сильно не буду.
– Кажется, мы договорились, что неплохо продержаться на этой работе хотя бы до Рождества…
– Нет, я сыта этой лавочкой по горло.
– Куда поедете?
– В Орегон.
– Повидать сына?
– Да, план такой.
– Считаете, вы готовы к этой встрече? Готовы вернуться в жизнь Джейкоба на постоянной и надежной основе?
– Кристиан, только ради этого я и живу.
– Значит, это наш последний сеанс…
– С вами было здорово. Встречи с вами – самое приятное, что было у меня в этом городке.
– Вы обеспокоены?
– Тем, что уезжаю?
– Это же серьезное дело.
– Согласна.
– И что чувствуете в этой связи?
– Что готова.
– И всё?
Летти взглянула на сувенирную статуэтку Майкла Джексона времен начала его карьеры – она стояла на столе ее консультанта по борьбе с наркозависимостью – и сказала:
– Кристиан, вам будет легче, если я скажу, что мне страшно?
– Только если это правда.
– Конечно, страшно.
– Боитесь, что сорветесь?
– Конечно.
– Но теперь вы знаете, как противостоять этому желанию. У вас есть методика. Вы знаете, какие у вас есть заслоны – извне и изнутри. Знаете, какие три шага надо сделать, чтобы не поддаться желанию.
– Опознать. Уклониться. Дать отпор.
– Вот видите. Какой заслон у вас самый сильный?
– Дышать.
– Будет вам.
– Вспомнить, что я полная неудачница.
– Это неправда.
– Уголовница.
– Летти.
– Наркоманка.
– Перестаньте.
– Сучка подколотая.
– Слушайте, это непродуктивно…
– И еще одна пикантная деталь – перед вами, Кристиан, сидит Лучшая мать года. Так что у меня, куда ни глянь – сплошные заслоны.
Кристиан откинулся в кресле и вздохнул, как всегда, когда Летти принималась за самоистязание. Голливудский красавчик старого поколения. Кэри Грант. Грегори Пек. Аккуратная рубашка с короткими рукавами, пристяжной галстук – он походил на автодилера. Но этим глазам хотелось верить. Добрые, мудрые, печальные…
А какие еще они могут быть? Если он целыми днями увещевает неудачников вроде меня?
– Вам надо обрести душевный покой, Летти, иначе все наши старания насмарку.
Взгляд ее остановился на картине, что висела у Кристиана за спиной между двумя дипломами в рамках. Во время их еженедельных сеансов обязательно наступала минута, когда Летти на нее смотрела. Это была фотокопия романтического шедевра – молодой человек в сюртуке стоит на краю обрыва, спиной к зрителю. Перед ним охваченная туманом пустошь. Пейзаж крайне суровый и безжалостный; можно подумать, что это другая планета.
Кристиан крутнулся в кресле и глянул на стену.
– Вам нравится эта картина.
– Как она называется?
– «Странник над морем тумана».
– Здо́рово.
– Чем она вам нравится?
– Тем, что ему страшно.
– Почему вы решили, что ему страшно? Вы даже его лица не видите. Лично мне кажется, что его переполняет восторг.
– Нет, ему страшно. Нам всем страшно, картина говорит именно об этом. Что мы не одни.
– Конечно, вы не одна, Летти. Если последуете моему совету и вступите в группу, сразу в этом убедитесь.
– Анонимные наркоманы – это не для меня.
– Бороться с этим недугом лучше сообща.
– Кристиан, я не употребляла наркотики, только когда работала. Когда у меня была работа.
– В смысле, когда вы воровали?
– Да.
– Эта мысль и сейчас приходит вам в голову?
Она улыбнулась.
– Знаете, есть поговорка. Сколько девушку ни корми…
– Какое-то самоедство, Летти.
– Понятно.
– Так как вас понимать?
– Я хочу завязать. Ради себя. Ради сына. Но мы с вами видим мир по-разному.
– Как же его видите вы?
Губы ее свернулись в подобие улыбки. Она показала на картину.
Вечером Летти уехала из города, увозя в чемодане всю свою куцую жизнь.
Одежда.
Фотография Джейкоба в рамочке – ему четыре года, он улыбается, собираясь съехать с горки.
Ноутбук.
Телефон.
Пять штук наличными.
Летти продержалась за рулем всю ночь, подкрепляясь лишь кофе французской обжарки из термоса. Следующий день проспала в Арканзасе на стоянке для дальнобойщиков.
По возможности она старалась держаться в стороне от трассы, передвигалась по второстепенным дорогам. Езда по узкой дороге на раздолбанной «Хонде Сивик» – это было куда более целебно, чем вся ее программа реабилитационных упражнений. Чувствуешь, что прошлая жизнь остается позади, вместе со многими милями выцветших желтых полос на асфальте.
Нельзя сказать, что она гнала машину. Сто миль в час, не больше. Конечным пунктом был Орегон, но Летти не стремилась выбирать кратчайший путь. Она ехала куда глаза глядят и не думала вообще ни о чем, особенно поначалу. Пейзаж за окном меняется – и ладно. Целые куски пути голова ее была чище безоблачного лазурного неба. Она словно попала в безвоздушное пространство и, когда возвращалась в реальность, даже не могла вспомнить, что вообще вела машину. Оказывалось, что она уже в другом штате. Или на другой дороге. Как хорошо вот так ехать и ни о чем не думать! Летти так редко жила настоящим – все ее существование четко делилось на две равные части…
Депрессия и тоска в связи с ее прошлым.
Страх перед будущим.
Две плоскости ее сознания – или это слишком плоско?
Она неслась через равнины Восточной Небраски, когда лето уже было на исходе, – и вдруг на нее снизошло нечто, похожее на прозрение. Она хорошо запомнит эту минуту, потому что прерия за лобовым стеклом была выжжена солнцем и золотилась в лучах закатного солнца.
Когда я под кайфом и когда работаю – только в это время меня не истязает прошлое или страх перед будущим.
Поэтому я и принимаю наркотики.
Поэтому ворую.
Только в такие времена я живу полной жизнью, как нормальный свободный человек.
На пятый или шестой день поездки Летти остановилась в мотеле в пустыне Восточного Нью-Мексико. Уже стукнуло десять вечера, небо на западе подергивалось от электрических разрядов, но это было далеко, и раскаты грома до нее не доносились.