Через несколько недель он вырвется из-под ее крыла, отправится в большой мир. Когда он успел стать таким высоким, таким взрослым, таким далеким от мальчика, которого она могла усадить на колени, обнять и сказать, что все будет хорошо? В такие минуты она и сама в это верила. Но что хорошего, если она целые дни не будет ни видеть его, ни слышать?
О, проклятие материнства!
Позднее, когда Ксавьер собирался на вечеринку к своему приятелю Марко, Вэлери наконец поняла.
– Помнишь, мы говорили… – сказала она. – Что ты имел в виду, когда сказал, что лучше, если Уитманы станут нашими врагами? Почему так лучше?
– Да так, ерунда.
Она уперла руки в бока.
– Попробуй-ка еще раз.
– Ерунда. Мне нравится Джунипер, только и всего. Я думал… ну, не знаю. Я думал, может, мы там, ну, сходим куда-нибудь, если ее родители разрешат.
– Ты что, хочешь встречаться с Джунипер Уитман? Но она же… Разве ты не видел фото с Бала Непорочности у них на каминной полке? Ксавьер Алстон-Холт, ты и двух секунд не должен думать об этой девушке.
– Но на фото ей четырнадцать. Она уже не ведется на это дерьмо.
– Это ее позиция. Она так воспитана. Ты думаешь, можно взять и сбросить свои убеждения, как старую толстовку?
– Ты ее не знаешь. Но это все равно неважно. Не имеет смысла начинать тут с кем-то отношения.
– Тем более с ней.
– Она классная.
– Не сомневаюсь. Мне тоже она нравится. Но… как тебе сказать? Она очень, очень белая.
Ксавьер закатил глаза.
– Серьезно? Вот и все, что ты о ней знаешь? Всем уже на это наплевать.
– Кому-то да. А кому-то нет. Вспомни, что случилось с твоим папой.
– Это было давно. Теперь все изменилось.
Она покачала головой.
– Не так уж сильно, как тебе кажется. Наш мир интегрирован лишь частично. Представь, что есть такие пузыри, внутри которых расизм ощущается не так сильно. Ты сейчас внутри этого пузыря, вот и не видишь – а может, не видишь из-за меня, думая, что если я прожила всю свою жизнь как в «Шоу Косби»[9] и моя расовая принадлежность не имеет значения, то весь мир живет точно так же, – она положила ладонь ему на лоб. – Серьезно, Зай, лучше тебе не встречаться с белыми.
– Что за лицемерный бред, мам? Ты вышла замуж за белого!
И смотри, к чему это нас привело, подумала она. К чему это привело его. Но вслух не сказала.
– Ладно, может, я перегнула палку. Но связываться с Джунипер – связываться с ее семьей, особенно Брэдом? Обет невинности, Зай, ну ты чего? Такие люди особенно заботятся о чистоте своих дочерей, своего генофонда. Сорок, пятьдесят лет назад тебя линчевали бы за один взгляд на нее. Сейчас, может, темнокожих и не вешают, но отношение к ним никуда не делось.
– Какая разница, – сказал Ксавьер.
– Ты мне говоришь – какая разница? – Вэлери изумленно покачала головой. – Да, видимо, тебе очень нравится эта девушка.
– Даже если и так, то что? Ты своим судебным иском все испортишь, – он открыл дверь и ушел, сказав, что вернется к двенадцати. Вэлери застыла в прихожей, пораженная. Полчаса назад она чувствовала, что осталось совсем мало времени до его отъезда в колледж. Теперь ей казалось, что это должно произойти как можно скорее.
Глава 18
И вот теперь мы добрались до поворотного пункта нашей истории. Вот о чем нам следует помнить: в историях, которые нравятся нам больше всего, всегда есть злодей.
Если бы мы спросили Вэлери Алстон-Холт, кто здесь больше всего годится в злодеи, она назвала бы Брэда Уитмана. Она, пожалуй, добавила бы, что он не типичный злодей из фильма, в черной шляпе и с черным сердцем, не эгоист и не психопат. Если кто-то и представлял себе шкалу, по которой можно оценить степень злодейства, так это Вэлери. Но она, безусловно, назвала бы Брэда источником всех ее неприятностей и не сказать, что была бы неправа.
А кого назвал бы злодеем Брэд Уитман? В данный момент, когда ему вот-вот предстоит получить иск на сотни тысяч долларов, ответ кажется вам очевидным. Но очевидное – не всегда правильное.
Кого назвали бы мы? Назвали бы мы вообще кого-то? Или сказали бы что-то вроде: ну, такова жизнь, – словно ничего нельзя было изменить?
Часть вторая
Глава 19
В пятый день работы Джунипер в продуктовом магазине, в жаркий июньский день спустя неделю после начала каникул они с Ксавьером стояли на парковке между ее новенькой машиной и его старой двенадцатилетней серебряной «Хондой» – краска на ее капоте, крыше и боках отслоилась и держалась только на сосновой смоле, потому что Ксавьер всегда парковал ее под соснами. Контраст между автомобилями просто поражал. Но молодым людям было наплевать.
Сегодня им выпал выходной, потому что грузовик с продуктами сломался, не сумев довезти то, что они должны были расставить на полках. Так что они были свободны от обязанностей и надзора.
У них впервые с того разговора в углу сада Уитманов выдалась возможность вновь пообщаться наедине. На обоих была униформа сотрудников магазина – штаны цвета хаки и зеленая рубашка. Волосы Джунипер заплела в две французские косички – мать сказала, что с ними вид у нее аккуратный и строгий. И классный. Джунипер терпеть не могла слово «классный», и мать в последнее время раздражала ее все больше; Джулия без конца повторяла, как удивительно, что дочери достался этот «лендровер», и девушка ощущала себя все более виноватой. Мы не думаем, что такова была цель Джулии, но тем не менее ее слова производили именно такой эффект.
Джулия пребывала в шоке. Кто-то из нас считал причиной ее шока то, что ее машина, хотя и стоила в два раза дороже, чем «лендровер», была того же года выпуска – а разве она не заслужила машину современнее, чем у дочери? Но это утверждение не имело под собой оснований. Кому-то хотелось оправдать Джулию. По их мнению, она была шокирована потому, что машина слишком сильно превосходила понятную потребность девушки в свободе передвижения, и она боялась избаловать дочь. Но как бы то ни было, Джунипер, еще утром сердитую на мать, сейчас все это нисколько не волновало, потому что… Зай.
Он был гораздо круче, чем «классный» – он был непосредственный. Джунипер нравилось это слово, потому что оно звучало как антоним «посредственного», хотя и означало несколько другое. Она смотрела, как Ксавьер работает. Он расставлял товары в рядах с четвертого по седьмой, а она – во втором и третьем, и она использовала любую возможность пройти мимо него. Он работал изо всех сил, что совсем не удивляло ни Джунипер, ни нас – как еще старшеклассник может купить себе гитару за шесть тысяч долларов, кроме как работая без выходных?
Да, Джунипер восхищалась Ксавьером. Она думала, что все началось просто замечательно, но в последние несколько недель, когда они оба по уши погрузились в учебу, замерло. И вот наконец случилось то, о чем она так долго мечтала: им дали выходной, и он спросил: «У тебя есть минутка? Я хотел поговорить…» – и она сказала: «Да, я тоже». И они вышли из магазина вместе.
Она слышала, как сердце колотится в барабанных перепонках, как в тот вечер, когда он ее поцеловал, и ей было так же тепло и приятно – словно ее бессознательное «я» уже точно знало то, в чем пока сомневался рассудок: у них с Ксавьером в самом деле что-то намечается. Так подсказывали реакции ее тела, и они давали ей надежду.
– Я давно хотел тебе сказать, – начал Ксавьер, – как мне стыдно за тот вечер, ну ты помнишь, когда у вас отмечали новоселье.
– Что? Почему?
– Я прошу у тебя прощения, – он крутил в руках телефон.
– Нет, не стоит! – воскликнула Джунипер. – Ты не сделал ничего плохого.
– Рад, что ты так считаешь, но… Я понимаю, ты сказала, что тебе нельзя ни с кем встречаться и все такое, и о чем я вообще думал, когда заставил тебя нарушить правило?
– Ты меня не заставил. Я и сама понимаю, что делаю.
– Да, конечно… я не то хотел сказать. Конечно же, ты… Господи, я не знаю, как сформулировать. Так и знал, что испорчу все еще хуже, и ты подумаешь, что я засранец…
– Вовсе я так не думаю!
– Я хотел сделать это еще раньше, но поскольку у меня нет твоего номера…
Джунипер молчала и ждала. Что он хотел сделать еще раньше? Извиниться? Или дело было в другом? Потому что он вел себя так, словно хотел большего.
Ксавьер прислонился к своей машине, спрятал телефон и руки в карманы.
– Может, это было не так уж и неправильно, но очень глупо – я имею в виду, с моей стороны. Ты мне нравишься. Очень. Было бы здорово, если бы мы могли общаться, ну и… сама понимаешь… встречаться. Если бы ты хотела и могла. Но мы только все испортим, потому что я все равно уезжаю в августе. Ты же это понимаешь, да?
Пока он говорил, Джунипер смотрела на него. Теперь же она опустила глаза и пожала плечами.
– Да, конечно.
– Это было бы слишком тяжело для меня. Но мы могли бы дружить. Раз тебе все равно запрещено вступать в отношения…
– Ну, такой вариант мы просто не рассматривали, – она вновь взглянула на Ксавьера, – но, думаю, если мы… если я захочу с кем-то встречаться, то просто поговорю с родителями на эту тему. Мне кажется, они в последнее время ослабили гайки. Но ты правильно сказал, что, раз уезжаешь, лучше ничего такого не начинать. Мне кажется, звучит очень разумно.
Он смотрел на Джунипер не отрываясь.
– Да, – ответил он наконец, – но, может быть, в то же время глупо.
Ее пульс участился.
– Почему глупо?
– Ну, может, я все неправильно понял. Я просто думаю – наверное, глупо не дать нам шанс?
– Глупо не дать нам возможность проявить себя взрослыми разумными людьми?
– Да. Именно.
Повисла неловкая пауза. Оба, улыбаясь, разглядывали свои ботинки, а потом Ксавьер сказал:
– Эта машина… она очень милая.
– Ну не знаю. Ну то есть, конечно, да, но я ее вроде как стесняюсь.