– Я знаю, это странно, но я в Нью-Йорке, в баре, и ты никогда не догадаешься с кем…
Я сделала паузу, чтобы перевести дух. Брюс молчал.
– Я должна тебе кое-что сказать…
– Эм-м, Кэнни…
– Нет, я просто хочу, просто мне нужно… просто послушай. Слушай, – выговорила я, и меня понесло. – Расставание с тобой – было ошибкой. Теперь я это понимаю. И Брюс, мне так жаль… И я так сильно скучаю, и с каждым днем становится все хуже и хуже, и я знаю, что не заслуживаю, но если бы ты мог дать мне еще один шанс, я была бы так благодарна…
Я услышала, как скрипнули пружины матраса, когда он переместился на кровати. И чей-то голос на заднем плане. Женский голос. Я покосилась на циферблат на стене, за свисающими бюстгальтерами. Час ночи.
– Но я мешаю, – тупо сказала я.
– Кэнни, ты, вообще-то, не очень вовремя…
– Я думала, тебе нужно пространство, – продолжала я. – Из-за смерти отца. Но дело не в этом, правда? Все дело во мне. Ты меня не хочешь.
Я услышала глухой звук, затем далекий приглушенный разговор. Наверное, он прикрыл динамик рукой.
– Кто она?! – заорала я.
– Слушай, я перезвоню, когда тебе удобно?
– А о ней ты будешь писать?! – продолжала вопить я. – Она будет очередным инициалом в твоей расчудесной колонке?! Она хороша в постели?!
– Кэнни, – медленно проговорил Брюс, – давай я тебе перезвоню.
– Не надо. Не утруждайся. Не нужно. – Я истерично затыкала в кнопки телефона, пока не нашла ту, которая его выключила.
Я вернула трубку Макси. Та мрачно на меня смотрела:
– Прозвучало не очень хорошо.
Все закружилось. К горлу подступила тошнота. Я ощутила, что никогда больше не смогу улыбаться, что где-то в глубине моего сердца всегда будет час ночи, я буду звонить любимому мужчине, а в его постели будет другая женщина.
– Кэнни? Ты меня слышишь? Кэнни, что я могу сделать?
Я оторвала голову от стойки бара. Потерла глаза кулаком и глубоко, судорожно вздохнула.
– Возьми мне еще текилы, – сказала я. – И научи меня ненавидеть.
Позже, много позже, возвращаясь на такси в отель, я положила голову на плечо Макси, потому что не могла держать ее сама. Я понимала, что вот он: момент, когда мне нечего больше терять. Совсем ничего не осталось. Или, может, все дело в том, что я уже потеряла самое важное. И какое это имело значение? Я пораскинула мозгами. Полезла в сумочку, нащупывая несколько липкую от текилы копию своего сценария, которую сунула туда миллион лет назад, рассчитывая, что пересмотрю финальные сцены в поезде по дороге домой.
– Держи, – пьяно буркнула я, сунув сценарий в руки Макси.
– О, правда, это все мне? – проворковала Макси, как наверняка всегда делала, когда принимала подарки от незнакомцев. – Правда, Кэнни, тебе не стоило.
– Да, – ответила я, когда короткая вспышка здравого смысла разогнала алкогольный туман. – Да, пожалуй, не стоило, но вот.
Макси, сама тепленькая, тем временем перелистывала страницы.
– А ш-што ита?
Я икнула, прикидывая, что раз уж зашла так далеко, к чему врать?
– Это сценарий, который я написала. Подумала, вдруг ты захочешь его прочитать, например, в самолете, если тебе вдруг станет скучно.
И снова икнула.
– Не хочу навязываться.
Веки Макси опустились. Она сунула сценарий в свой маленький черный рюкзак, смяв первые тридцать страниц.
– Не обязательно читать, если не хочешь, – забормотала я. – А если все же прочитаешь и тебе не понравится, скажи прямо. Не надо щадить мои чувства. – Я вздохнула. – Никто не щадит.
Макси наклонилась, неуклюже меня обняла и крепко стиснула.
– Бедная Кэнни, – произнесла она. – Не волнуйся. Я о тебе позабочусь.
Я уставилась на нее, настолько же полная сомнений, насколько полна алкоголя.
– Позаботишься?
Она яростно закивала, локоны запрыгали вокруг лица.
– Я о тебе позабочусь, – повторила Макси, – если ты позаботишься обо мне. Если ты будешь моей подругой, то мы позаботимся друг о друге.
9
Я проснулась в гостиничном номере, на очень большой кровати, в своем немодном черном платье. Кто-то снял с меня сандалии, аккуратно поставил их на пол. Солнце косо светило в окна, оставляя яркие полосы на ковре цвета слоновой кости и розовом пуховом одеяле, которое казалось легким, как поцелуй, на моем теле. Я подняла голову. Твою ж мать. Большая ошибка. Я осторожно опустилась обратно на подушки и снова закрыла глаза. Казалось, кто-то приварил к моей голове металлический обруч и теперь медленно его стягивает. Лицо, по ощущениям, все скукожилось, а ко лбу что-то приклеилось.
Я подняла руку, сняла листок бумаги, который действительно был приклеен полоской скотча, и принялась читать:
Дорогая Кенни!
Прости, что мне пришлось бросить тебя в таком состоянии, но у меня был ранний рейс (и Эйприл вся осатанела… но это ничего. Оно того стоило!).
Я очень сожалею о том, что было прошлой ночью. Я понимаю, что подтолкнула тебя позвонить, и ты узнала ужасные новости. Могу представить, как ты себя сейчас чувствуешь. Я сама была в таком положении (по части и текилы, и разбитого сердца!). Позвони мне завтра, когда вернешься домой и, я надеюсь, почувствуешь себя лучше. Мой номер ниже. Очень надеюсь, что ты меня простишь, и мы все еще друзья.
У входа тебя весь день будет ждать машина, чтобы отвезти домой. За мой счет (на самом деле за счет Эйприл!). Пожалуйста, позвони мне в ближайшее время.
Далее следовал список телефонных номеров. Австралия. Офис. Англия. Пейджер. Сотовый телефон. Факс. Еще один факс. Электронная почта.
Я осторожно добрела до ванной комнаты, где меня шумно и основательно выполоскало. Макси оставила на раковине аспирин, еще не распакованные средства для ухода на несколько сотен долларов и две большие бутылки воды без газа, все еще прохладные. Я проглотила три таблетки, осторожно отхлебнула воды и мельком глянула на себя в зеркало. Фу. Ну и красотка. Бледная, рыхлая, покрытая пятнами кожа, сальные волосы, глаза с черными кругами, и весь макияж, который я попробовала в бьюти-баре, размазан.
Я как раз взвешивала соотношение боли и пользы от горячего душа, когда в дверь негромко постучали.
– Обслуживание номеров, – сообщил официант и вкатил тележку.
Горячий кофе, горячий чай, четыре вида сока и сухой тост.
– Поправляйтесь, – сказал он сочувственно. – Мисс Райдер договорилась о позднем выезде.
– Насколько позднем? – скрипучим голосом спросила я.
– Насколько вам будет удобно, – ответил официант. – Не торопитесь. Приятного аппетита.
Он раздвинул шторы, открывая панорамный вид на город.
– Ух ты, – не смогла я удержаться.
Солнечный свет резал глаза, но вид, бесспорно, впечатлял. Я видела Центральный парк, усеянный крошечными людьми и деревьями, чья листва постепенно меняла цвет на золотой и оранжевый. Вдалеке виднелась полоса высоток. За ними река. Потом Нью-Джерси. «Он живет в Нью-Джерси», – услышала я свой голос.
– Это пентхаус, – сообщил мне официант и удалился.
Я налила себе чашку чая, добавила сахар и попыталась съесть кусочек тоста. Ванна, с грустью заметила я, вместила бы двоих. На самом деле даже троих, будь у кого-то такие наклонности. Богатые люди думают иначе, рассуждала я, напуская воду, горячую настолько, насколько я могла вытерпеть. Добавила пенящегося лосьона, который якобы обладал такой восстанавливающей мощью, что я должна была подняться из ванны возрожденной или как минимум выглядеть много лучше, и стянула платье через голову.
Вторая ошибка за утро. Повсюду в ванной комнате были зеркала. И эти зеркала давали обзор, который редко встретишь где-то, кроме магазина. Картина в них выглядела так себе. Я закрыла глаза, чтобы не видеть растяжек и целлюлита.
«У меня сильные загорелые ноги, – напомнила я себе; на той неделе на занятии для полных мы отрабатывали позитивную самооценку. – У меня красивые плечи».
И я скользнула в ванну.
Итак, я с горечью предалась анализу, у него есть другая. А на что я рассчитывала? Он еврей, у него есть образование, он высокий, гетеросексуальный, приятной внешности – кто-то обязательно да подцепит.
Я перевернулась, заливая пол каскадом воды. Но он любил меня. И всегда говорил мне об этом. Он считал, что я идеальна… что мы идеально друг другу подходим. А через десять минут у него в постели уже другая? Делает то, что, как он клялся, хотел, чтобы делала только я?
Вернулся неумолимый внутренний голос. Но ведь это ты хотела расстаться. И чего ты ждала?
– Филадельфия, мисс, верно?
Водитель был русским и даже носил водительскую фуражку. Машина оказалась лимузином, с задним сиденьем размером больше, чем моя кровать, а то и вся спальня. Я заглянула внутрь.
Там был телевизор, видеоприставка, модная стереосистема… и, разумеется, бар. Различные напитки в сверкающих графинах из граненого хрусталя, ряд пустых стаканов. Мой желудок лениво трепыхнулся.
– Минуточку, – выдавила я и помчалась обратно в вестибюль.
Уборные в отелях превосходно подходят и для того, чтобы протошниться.
Мой вид, когда я наконец доковыляла обратно к машине, как будто повеселил шофера.
– Желаете ехать по платке?
– Как проще, – ответила я, проскальзывая на заднее сиденье, пока шофер загружал мой рюкзак, обувные коробки и сумки с покупками из салона красоты в багажник. На заднем сиденье, рядом со стереосистемой и телевизором, обнаружился телефон. Я тут же схватилась за трубку и вся вспотела от отчаянного желания узнать, пытался ли Брюс связаться со мной прошлой ночью. На автоответчике было одно-единственное сообщение.
– Привет, Кэнни. Это Брюс, перезваниваю. Я уезжаю домой на несколько дней, так что еще раз перезвоню, возможно, позже на неделе.
Никакого: Мне жаль. Никакого: Это все дурной сон. Звонок был в одиннадцать утра, надо понимать, после утреннего перепихона и бельгийских вафель на завтрак с мисс Скрипучие Пружины, которая, спасибо моей науке, никогда не называла его человеком-биде и весила, вероятно, меньше его.