Позже в машине, в новых серьгах, посылающих радужные переливы на крышу всякий раз, когда на них падал солнечный свет, я пыталась благодарить Макси. За то, что она приняла меня, за покупку моего сценария, за то, что заставила меня поверить в будущее, в котором я заслуживаю вещей, подобных бриллиантовым серьгам.
Но Макси попросту отмахнулась.
– Ты заслуживаешь хорошего, – ласково сказала она. – Это не должно удивлять тебя, Кэнни.
Я глубоко вздохнула.
– Друг, – шепнула я малышу и, обращаясь к Макси, пообещала: – Я приготовлю тебе лучший ужин, какой ты когда-либо пробовала.
– Я не понимаю, – сказала мама во время ежедневного телефонного звонка-допроса. – И у меня есть пять минут, чтобы понять.
– Пять минут? – Я прижала трубку и прищурилась на пальцы ног, пытаясь решить, можно ли выжить в Голливуде с сильно ободранным лаком или меня оштрафует полиция педикюра. – Куда ты спешишь?
– Межсезонный матч по софтболу, – быстро сказала моя мама. – Мы сражаемся с «Лавандовой угрозой».
– Они что-то собой представляют?
– Были хороши в прошлом году. Но ты меняешь тему разговора. Ты теперь живешь с Макси… – начала мама и выжидательно затихла.
Или мне так показалось.
– Мы просто друзья, мам, – сказала я и добавила: – Все платонически.
– Знаешь, никогда не поздно…
Я закатила глаза:
– Прости, что разочаровываю.
– Так чем ты занимаешься?
– Весело провожу время, – ответила я. – Мне хорошо.
Я с трудом представляла, с чего начать. Я провела в Калифорнии уже почти три недели, и каждый день мы с Макси отправлялись в какое-нибудь приключение, маленькое путешествие в красном кабриолете Адриана, и машинка все больше и больше походила на заколдованную колесницу или ковер-самолет.
Вчера вечером после ужина мы прошлись пешком до пирса Санта-Моники и купили жирную солено-сладкую картошку фри и замороженный розовый лимонад и ели все это, болтая ногами в воде.
За день до этого мы ездили на фермерский рынок в центре города, где закупились малиной, молодой морковью и белыми персиками. Персики Макси раздала коллегам по съемочной площадке, за исключением ее напарника, потому что, как Макси сказала, он увидит в персиках призыв приготовить «Беллини».
– А я не хочу быть ответственной за его очередной запой, – фыркнула Макси.
В Калифорнии были вещи, к которым я никак не могла привыкнуть. Например, одинаковая красота женщин, то, как все остальные люди, которые встречались мне в кофейнях или магазинах деликатесов, казались смутно знакомыми. Как будто они играли подругу или приятеля второго плана в каком-нибудь недавно завершившемся ситкоме.
А еще меня поражала автомобильная культура этого места – все ездили повсюду, так что не было ни тротуаров, ни велосипедных дорожек, только бесконечные пробки, густой, как мармелад, смог, повсюду парковщики – даже на одном из пляжей, которые мы посетили.
– Теперь я официально видела все, – сказала я Макси.
– Еще нет, – отозвалась она. – На Третьей улице есть такса, одетая в трико с блестками. Она участвует в жонглировании. Когда посмотришь на нее, тогда да, увидишь все.
– Ты вообще работаешь? – спросила мама, не впечатлившись, судя по голосу, рассказом о жонглирующих таксах и белых персиках.
– Каждый день, – уверила я маму, и это было правдой.
В перерывах между приключениям и прогулками я проводила не менее трех часов на веранде с ноутбуком. Вайолет прислала мне сценарий, так густо испещренный заметками, что его практически невозможно было прочитать.
«БЕЗ ПАНИКИ! – написала она лавандовыми чернилами на титульном листе. – Фиолетовые правки – мои, красные – от нанятого студией читателя, черные – от парня, который может стать или не стать режиссером этого фильма. По моему мнению, большая часть из того, что он предлагает, полная херня. Отнесись к этому с долей скептицизма, не принимай близко к сердцу. Это ВСЕГО ЛИШЬ ПРЕДЛОЖЕНИЯ!»
Я постепенно продиралась сквозь чащу нацарапанных заметок, зачеркиваний, стрелок и добавлений к ним.
– Так когда ты возвращаешься домой? – спросила мама.
Я прикусила губу. Я до сих пор не знала ответа на этот вопрос, а надо было принять решение, и как можно скорее.
Тридцатая неделя беременности стремительно приближалась. После этого рубежа мне придется либо найти врача в Лос-Анджелесе и родить ребенка здесь, либо искать способ вернуться домой без самолета.
– Ты, пожалуйста, дай мне знать о своих планах, – попросила мама. – Я бы с радостью отвезла тебя домой из аэропорта и, возможно, даже посмотрела бы на внука или внучку до первого дня рождения…
– Мам…
– Просто материнское напоминание! – ответила мама и повесила трубку.
Я поднялась и побрела к пляжу. Нифкин напрыгивал мне на ноги в надежде, что удастся загнать теннисный мячик в волну. Разумеется, я понимала, что мне придется со всем разобраться, но пока все шло так хорошо, что трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме нового солнечного дня, вкусной еды, поездки за покупками, пикника или прогулки по пляжу под звездным небом.
Если не считать случайных воспоминаний о Брюсе и наших счастливых временах вместе, а также отсутствия уверенности в том, что будет дальше в моей жизни, время, проведенное в пляжном домике, было абсолютным блаженством.
– Тебе нужно остаться здесь, – твердила Макси.
Я никогда не соглашалась напрямую, но и не отказывалась. Я пыталась подойти к вопросу так же, как когда-то проводила исследование невест, прокручивая вопрос снова и снова. Подойдет ли мне такая жизнь? Смогу ли я на самом деле так жить?
Я думала об этом вечерами, когда заканчивала работать, еда готовилась, а мы с Нифкином прогуливались вдоль кромки воды.
– Остаться или уехать? – спрашивала я, ожидая ответа от собаки, от ребенка, от Бога, который не дал мне наставлений еще в ноябре.
Но ответа не следовало – только волны и окружающая звездная ночь.
Утром моей третьей субботы в Калифорнии Макси вошла в гостевую спальню, распахнула шторы и щелкнула пальцами Нифкину, который помчался к ней, навострив уши, как самая маленькая сторожевая собачка в мире.
– Проснись и пой! – пропела Макси, подпрыгивая. – Мы идем в спортзал!
Я изо всех сил пыталась сесть.
– Спортзал? – изумленно переспросила я, хотя видела, что Макси была одета соответствующе.
Она собрала рыжие кудри в высокий хвост, надела облегающий черный комбинезон, ярко-белые носки и безупречно белые кроссовки.
– Не волнуйся, – успокоила меня Макси. – Никаких больших нагрузок.
Она села на край постели и ткнула в расписание какого-то места с названием «Образовательный центр Внутреннего света».
– Вот… видишь? – Она зачитала название курса. – Самоактуализация, медитация и визуализация.
– А за этим последует мастурбация? – хихикнула я.
Макси сердито на меня посмотрела.
– Не спеши с критикой! – оборвала меня она. – Такое действительно помогает.
Я подошла к комоду и закопалась в попытках найти подходящую одежду для самореализации. Мне пришло в голову, что сеанс медитации можно использовать, чтобы придумать правдоподобный диалог между Джози, героиней моего сценария, и ее будущим бывшим парнем. Или поразмышлять о будущем и о том, что я буду с ним делать. Самореализация и визуализация казались мне глупостью нового века, но, по крайней мере, я не совсем впустую потрачу время.
«Образовательный центр Внутреннего света» представлял собой низкое здание из белого дерева, расположенное на вершине холма с широкими стеклянными окнами и террасой, устланной морской травой и уставленной горшками с бальзамином. К счастью, там не было никаких парковщиков.
– Тебе понравится, – пообещала Макси, пока мы шли к дверям.
Я влезла в ее просторную футболку, которая для меня с каждым днем становилась все меньше, плюс легинсы и кроссовки, а также обязательная бейсболка и темные очки – единственные части ее образа, которые я смогла приспособить для себя.
– Знаешь, будь мы в Филадельфии, здесь бы был сырный магазин, – проворчала я.
Мы вошли в большую, просторную комнату с зеркалами на стенах, пианино в углу и запахом пота и сандаловых благовоний. Мы с Макси заняли места на задних рядах, и пока она ходила за ковриками, я оглядывала толпу. Впереди была стайка потрясающих супермоделей, несколько женщин постарше – одна с натуральными неокрашенными седыми волосами – и мужик с длинной, развевающейся белой бородой в футболке с надписью «Купил краба прямо у паба».
Определенно, не бар «Звезда», крутилось у меня в голове. В двери вошла инструктор.
– Давайте все встанем, – сказала она, наклоняясь и вставляя диск в проигрыватель.
Я, моргнув, уставилась на нее во все глаза, потому что там, передо мной, была самая что ни на есть Пышная Дама… в блестящем ярко-синем купальнике и черных колготках, не больше и не меньше.
Она была лет на десять старше меня, с глубоким загаром и каштановыми волосами, которые ниспадали до середины спины, удерживаемые над ее широким, без морщин лицом лентой в тон купальнику. Ее тело напомнило мне тех маленьких кукол плодородия, которых археологи выкапывали из руин, – покатые груди, широкие бедра, крутые изгибы. У нее была розовая помада и крошечный бриллиантовый гвоздик в носу, и было видно, что ей… комфортно. Уверенная. Довольная собой. Я никак не могла отвести от нее глаз, задаваясь вопросом, выглядела ли я когда-нибудь такой же счастливой, смогу ли я когда-нибудь этому научиться… и пойдет ли мне пирсинг в носу.
– Я Эбигейл, – представилась инструктор.
Эбигейл! Мой фаворит в списке женских имен для малыша! Знак, не иначе.
– И это самоактуализация, медитация и визуализация. Если вы оказались не в том месте, пожалуйста, покиньте зал сейчас.
Никто не вышел. Эбигейл улыбнулась нам и нажала кнопку на стереосистеме. Помещение заполнили звуки флейт и мягкий барабанный бой.
– Мы начнем с небольшой растяжки и глубокого дыхания, а дальше перейдем к тому, что называется направляемой медитацией. Вы сядете в любую удобную для вас позу, закроете глаза, а я буду направлять вас, предоставляя разные ситуации и возможности. Начнем, пожалуй.