ону подушку, наполовину закрывающую лицо. Неужели, когда Кэт ворвалась в комнату, этот здоровяк ее душил?
Я хватаю Джейми за запястье и замираю от облегчения, ощутив ровный пульс.
– Все в порядке, Кэт, – успокаиваю я. – С ней все хорошо.
У Джейми трепещут веки.
– Мама, – повторяет Кэт, будто меня не слышит.
Отступив от кровати, она обхватывает руками лицо и впивается ногтями в щеки с такой силой, что остаются следы. Я осторожно сжимаю ее запястья и отвожу руки в стороны. Кэт не сопротивляется, но на меня не смотрит.
– Прости, – неуверенно бормочет она. – Это я во всем виновата. Я во всем виновата…
Кэт явно не в себе, и я не знаю, как ей помочь.
– Не волнуйся. Мы отвезем ее в больницу, чтобы проверить, а потом позвоним в полицию…
– Нет! – почти выкрикивает Кэт. – Не надо больницы! И полиции!
– Почему, черт возьми? – Подошедший Огастес, осторожно ощупывая пальцами пострадавшую челюсть, переводит взгляд с Джейми на Кэт и обратно.
– Сегодня мы уедем. Немедленно. – В глазах Кэт появляется странный стеклянный блеск. Такое чувство, что она видит не нас, а кого-то или что-то совершенно иное.
– Куда же? – интересуется Огастес.
– В безопасное место. Пожалуйста. – Кэт уже кричит, не сдерживая себя. – Здесь для нас опасно! И мы сами несем опасность! Нам нужно уезжать! Здесь опасно! Опасно! Опасно!..
– Ладно. Хорошо! – Я беру на руки Джейми, которая кажется легкой, как перышко. Она что-то бормочет, не просыпаясь. – Мы сейчас уедем. – Понятия не имею, куда, но раз Кэт на глазах теряет самообладание, оставаться явно нельзя. – Огастес, есть где-нибудь…
– Да. – Он берет за руку Кэт. – Пойдем со мной.
Глава 26Кэт
Ужасное происшествие.
Просто кошмарное, и все из-за меня. Я сама сказала Джейми, что нам нужно держаться вместе, а потом бросила ее одну, и мама чуть не умерла.
Я никогда и ни за что не должна была оставлять ее в одиночестве.
Моя вина, моя вина, моя вина…
Слова проносятся в мозгу, постепенно завладевая им, и вскоре в голове не остается места для других мыслей. Я смутно сознаю, что двигаюсь, но не понимаю, где нахожусь. Здесь слишком светло и жарко. Болят глаза, с губ срывается учащенное дыхание.
Моя вина, моя вина, моя вина…
– Кэт. – Голос доносится словно с другого конца футбольного поля. – Садись в машину.
Я не двигаюсь. Что-то ударяет меня по щеке – не больно, но достаточно сильно, чтобы заглушить звучащий в голове голос. Я моргаю. Перед глазами появляется чье-то лицо.
– Ты должна сесть в машину, – говорит Лиам.
– Мама, – с трудом выдавливаю я из-за кома в горле. – Где мама?
– Уже в машине. Садись рядом с ней.
Руки онемели, а сердце бьется так, что даже больно. Когда я ворвалась в квартиру Джейми в здании для персонала, сцена, представшая перед глазами, точно повторяла мои ночные кошмары. Наверное, подсознательно я всегда ждала, что нечто подобное произойдет. И теперь воспоминания теснятся в мозгу, отказываясь исчезать.
– Кэт, пожалуйста, – почти умоляет Лиам. – Нужно ехать.
Каким-то образом мне удается забраться на заднее сиденье и сесть прямо, пока Лиам пристегивает меня, как ребенка. Джейми рядом, привалилась к окну, словно бы спит. Я смутно отмечаю, что мы в машине Огастеса.
– Ты можешь объяснить, что происходит? – спрашивает Лиам.
Моя вина, моя вина, моя вина…
Как заглушить звучащие в мозгу слова?
Мы все уже в машине, и Огастес сдает назад.
– Да, могу, – тихо отвечаю я. Голос кажется тонким, как у ребенка.
– Отлично. Я весь внимание. – Лиам поворачивается на сиденье лицом ко мне.
Но я не в силах на него смотреть. Мне удастся рассказать эту историю, только глядя в окно.
– Наверное, лучше начать с того, что раньше меня звали Кайли Берк…
Кайли Берк прожила в трейлерном парке в Южной Каролине чуть больше четырех лет. Мне там нравилось. Маленький, уютный домик, дружелюбные соседи. Джейми – в то время Эшли Берк – всегда была рядом. И лишь одно омрачало наше существование. Мой отец.
Кормак Уиттакер. Удивительно милое имя для такого ужасного человека. Он начал бить Джейми, едва она забеременела, а после моего рождения стало еще хуже. Но мама боялась, что не сможет сама обеспечить меня, поэтому оставалась рядом с ним.
Меня отец ни разу не трогал, зато жутко пугал. Помню, он был очень крупным, громко разговаривал и постоянно злился. Кормаку вечно все не нравилось, так что я и не пыталась ему угождать и старалась держаться тише воды ниже травы. Но он все равно находил, к чему прицепиться.
В тот злополучный день, когда все пошло прахом, я смотрела свой любимый мультик «Песочница с привидениями». Кормак его терпеть не мог, потому что призраки разговаривали пронзительными голосами. Однако отца дома не было, и я спокойно наслаждалась мультфильмом. Какое-то время.
А после началось. Трудно сказать, помню ли я те события или просто знаю о случившемся со слов Джейми. Перед мысленным взором кристально четко встает образ Кормака, врывающегося в дверь.
– Почему вечно включен этот гребаный мультфильм? – заорал он.
Я попыталась выключить телевизор, но случайно нажала на другую кнопку и прибавила звук. Услышав мой нервный смех, Кормак побагровел от ярости.
– Ты думаешь, это забавно? Да, малышка?
В его глазах блеснул лед. Уж это наверняка реальное воспоминание. Впервые за все время он посмотрел на меня так, как обычно смотрел на маму.
Джейми тут же подхватила меня на руки и побежала в спальню, запихнула в шкаф и чем-то заблокировала дверь, чтобы я не сумела ее открыть. Мне оставалось лишь сидеть и слушать, как отец почти до смерти избивает мать. Я всхлипывала, раз за разом повторяя одни и те же два слова: «моя вина», «моя вина», «моя вина».
Вероятно, он убил бы Джейми, а после добрался бы и до меня, но кто-то из соседей услышал шум и вызвал полицию. Кормака арестовали, а Джейми увезли в больницу. Этого соседа я видела еще один, последний раз, когда Джейми после выписки вернулась домой.
– Такие мужчины не прощают, – сказал тогда сосед. – Тебе лучше исчезнуть.
И мы прислушались к его совету.
Едва Джейми полностью поправилась, она сменила нам имена. Мы переехали в Неваду к ее школьной подруге Марианне. Потом нас занесло в Вегас, и Джейми согласилась работать в «Чистюле». Наверное, путь воровства казался ей в то время на удивление безопасным, поскольку окружающие нас люди прекрасно умели о себе позаботиться.
Джейми с отцом не были женаты, и его имя не значится в моем свидетельстве о рождении. Порой мне кажется, что его вовсе не существовало, так же, как и Эшли с Кайли Берк. Только однажды, в тринадцать лет, я набрала в Гугле его имя. И узнала, что Кормак Уиттакер отбыл половину двадцатилетнего тюремного срока. И что, судя по его фотографии с безжизненным взглядом, у нас с ним нет ничего общего. Я целиком и полностью дочь Джейми. Однако несколько лет, проведенных рядом с ним, не прошли бесследно, и психологическая травма детства до сих пор влияет на мою жизнь.
Даже сейчас, когда мертвую тишину в машине нарушает лишь звук моего голоса.
Такое чувство, что моя истинная сущность отошла на второй план, а робкая малышка Кайли внезапно собралась с духом и, преодолев все мои защитные барьеры, вырвалась на волю, чтобы рассказать свою историю. Слова льются из меня, словно вода через прорванную плотину, и нет способа их остановить.
– Дело не только в том, что я боюсь оставлять Джейми, – объясняю, глядя на мелькающие за окном деревья. – Все взаимосвязано. Кормак накричал на меня за то, что я смотрела любимый мультик, а потом чуть не убил маму. Из-за этого мультфильм стал вызывать во мне страх. В противном случае я бы не вышла из гостиничного номера в Вегасе, когда он начался. И мы бы не познакомились с Джем. А значит, в эти выходные нас бы здесь не было. И никто не пытался бы убить маму.
И я не сидела бы в этой машине, выкладывая всю правду о своей жизни. Наверное, стоило бы молчать, но признания все так же слетают с губ. Не только об Эшли, Кайли и Джем. Обо всем, что я видела и делала после приезда в Биксби, включая эпизод с убийством Паркера и бегством из леса.
Потому что в такие моменты очень трудно понять, где остановиться, и ты осознаешь, что миновала критическую точку, лишь когда она остается далеко позади.
Глава 27Лиам
Как-то за год до смерти мама переключала каналы в гостиной, и на экране мелькнул старый фильм под названием «Медовый месяц в Лас-Вегасе».
– О нет, – простонала она, глядя на десятки мужчин в наряде Элвиса. – Только не это.
Она тут же попыталась переключить канал, но тщетно – батарейки в пульте управления уже давно барахлили, а мы так и не удосужились их заменить. Мама почти поднялась с дивана, чтобы поискать новую упаковку батареек, но я протянул руку, останавливая ее.
– Мне уже шестнадцать, мам. И псевдо-Элвисы меня больше не трогают.
– Они трогают меня, – ответила она, но с улыбкой откинулась обратно на подушки.
– Наш Элвис был не таким блестящим, – заметил я, наблюдая, как группа имитаторов в пестрых нарядах заполняет скамьи в часовне. Затем в проходе появилась актриса в вечернем наряде с высокой прической, вся украшенная драгоценностями. – И Джейми тоже.
– Бедная девочка, – вздохнула мама. – Она была сущим ребенком.
– В двадцать два года?
Уже задав этот вопрос, я вдруг вспомнил, как в прошлом году, разбирая в ящике стола, нашел в дальнем углу ту старую свадебную фотографию из Вегаса. И меня тогда поразило, насколько молодо выглядела Джейми. Я-то помнил ее с позиции пятилетнего ребенка – высокую, взрослую, как Люк. Однако на фотографии она могла бы сойти за мою ровесницу.
– А твоему отцу было тридцать четыре, – сухо ответила мама, похоже, думая о чем-то другом. Она еще раз попыталась переключить канал, потом сдалась и бросила пульт на кофейный столик. – Сейчас тебе трудно это осознать, но подобная разница в возрасте имеет значение. Он уже достаточно повзрослел и отлично понимал, что к чему. А она в двадцать два года с четырехлетним ребенком? Джейми взвалила на себя взрослую ответственность еще до того, как вообще смогла понять, что значит быть взрослой. По-моему, она ухватилась за Люка просто потому, что подсознательно искала помощи.