Чем спокойнее я отношусь к своим привычкам, тем с большей готовностью другие люди принимают их.
Это наблюдение привело меня к следующему вопросу: как я влияю на привычки других людей? Я представляю собой необычное сочетание. В определенных ситуациях я избегаю побуждать людей делать то, чего они делать не хотят, – иногда даже чересчур. Хотя одна из моих родительских обязанностей – заставлять дочерей развивать такие привычки или заниматься такой деятельностью, которой они заниматься не хотят, и меня беспокоит, что я позволяю им слишком легко «срываться с крючка». Однако я мирюсь с привычкой Элизы разбрасывать повсюду мокрые полотенца. А Элеонора поздно научилась кататься на велосипеде, поскольку я не заставляла ее регулярно практиковаться. У моих дочерей – равно как у меня и Джейми – не очень хорошие застольные манеры, потому что я их не навязываю.
С другой стороны, мне часто бывает трудно удержаться, чтобы не разыгрывать из себя эксперта и не читать лекции по поводу изменения привычек. Мне приходится напоминать себе, что чем больше я буду давить, тем большее сопротивление буду вызывать. Кроме того, напоминаю я себе, подход, который срабатывает для меня, может не годиться для другого человека. Например, Элизабет с радостью приняла письменный стол с беговой дорожкой, но так и не вернулась к низкоуглеводной диете. «Мне иногда хочется чего-нибудь углеводного, – сказала она мне, – хотя я действительно питаюсь полезной едой на работе, причем всегда. И никогда больше не ем картошку фри». Она нашла для себя лучший подход.
Учитывая мою натуру «всезнайки» и любовь к внесению предложений, удерживаться от непрошеных советов мне бывает очень нелегко. Мне оказалось гораздо легче самой отказаться от сахара, чем приставать к другим людям с лекциями о том, что им следует отказаться от сахара. Но я не хочу помогать человеку, если побуждаю его тем самым на сопротивление или возмущение.
Понимание, к какой из четырех тенденций человек относится, приносит огромную пользу, когда я пытаюсь предложить ему какую-нибудь новую привычку. Большинство людей относятся к числу «скептиков» или «должников». И для «скептиков» наиболее убедительным будет подчеркивание обоснованности, результатов и логики. «Должникам» лучше всего помогают некие формы внешней ответственности. «Бунтарям» полезнее всего объяснять, почему какая-то привычка может быть желанной, но не стоит даже пытаться убедить «бунтаря» попробовать ее. Они должны самостоятельно делать выбор.
Однако мы можем обеспечивать психологическую поддержку усилиям другого человека. В этом плане люди относятся к трем разным категориям.
«Газ». Люди в режиме «газа» прибавляют энергии и деятельной силы нашим привычкам. Они могут очень помочь нам, поскольку они подбадривают, напоминают или присоединяются. Однако, начиная сильно давить, они могут становиться занудами, и их энтузиазм способен вызвать дух противодействия. Они вполне способны отвратить какого-нибудь «бунтаря» от хорошей привычки.
«Задний ход». Некоторые вынуждают других отказываться от здоровой привычки. Они могут делать это даже из любви (например, заботливые «подчиватели», которые говорят: «Ты же должен себя побаловать!» или «Я испекла это специально для тебя!»). Но их поведение может быть и более злонамеренным, поскольку они пытаются соблазном, насмешками или уговорами заставить нас быть как все (т. е. такими, как они).
«Нейтралы». Эти ребята соглашаются с нашими привычками. Они поддерживают нас во всем, что бы мы ни делали. Иногда они приносят пользу, но порой такая поддержка побуждает нас потакать привычкам, которые для нас не полезны.
Я спросила Марию, как она считает, помогло ли ей какое-нибудь из моих предложений воспитать привычку пить меньше. С ней я определенно избрала политику «газа».
– Да, кое-что помогло, – подтвердила она. – Ты разговаривала со мной, не запугивая, ты подавала мне идеи, которые я могла приспособить под себя, ты меня поддерживала – и это помогло. Мне порой приходила в голову мысль: «Думаю, нужно рассказать об этом Гретхен».
– Как ты считаешь, улучшились ли твои привычки?
– Безусловно. Наши разговоры заставили меня осознать, что я делаю. В прошлом я слишком много пила, потому что не думала наперед или не отдавала себе отчета в том, что делаю. Я просто говорила: «Да какая разница, я хочу повеселиться!» Теперь я пью вино медленнее и по-настоящему наслаждаюсь каждым глотком.
В нескольких случаях, как, например, с Марией, я действительно помогла людям усовершенствовать их привычки. В других случаях это не получилось. Например, я несколько раз ездила домой к Маршаллу, чтобы помочь ему разобрать завалы в квартире, но, похоже, наши усилия мало что для него изменили – если не считать, что в доме стало чуть приятнее находиться.
Во время своего последнего визита я сказала:
– Ух ты, твоя квартира отлично выглядит!
Я пожалела о том, что не сфотографировала квартиру Маршалла «до», чтобы можно было сравнить с тем, что получилось «после».
– Да. Здесь не так уж много осталось сделать.
– Позволь тебя спросить, – начала я, – это оказало какое-нибудь воздействие на твою способность работать над писательскими проектами? – я повела рукой вокруг. – Для меня это имело бы значение, но имеет ли это значение для тебя?
Он задумался.
– Ну вообще-то, я так не думаю. Но это потому, что мне нужно решить гораздо более масштабный вопрос: что мне делать с моей жизнью. Мне действительно теперь нравится проводить время дома, к тому же я завел себе привычку постоянно избавляться от лишнего мусора и вещей, которые мне не нужны, – и думаю, что это в принципе очень полезно для душевного здоровья.
Что ж, спасибо и на этом.
Возможно, в общении с некоторыми людьми – а именно с детьми – я могла бы навязывать им некие формы поведения с достаточной последовательностью, чтобы помочь им закрепиться в качестве привычек.
Элиза и Элеонора – две мои дочери, и на них я больше всего хочу оказывать влияние (я хотела бы влиять и на Джейми, но у меня нет над ним такой власти). На самом деле семейную жизнь определяют бесчисленные привычки: пользуемся ли мы библиотекой или покупаем книги? Сдаем ли мусор как вторсырье на переработку? Приходим на встречи вовремя или опаздываем? Употребляем ли бранные слова? Пристегиваем ли ремни безопасности? Регулярно ли посещаем врача? Целуем ли мы друг друга, здороваясь и прощаясь? Такого рода фоновые привычки оказывают огромное влияние на детей и их соображения по поводу того, как устроен мир.
Однако поскольку люди «подхватывают» привычки друг у друга, один из важных способов влияния на Элизу и Элеонору – самой иметь хорошие привычки. Если я хочу, чтобы мои дочери были аккуратными, я должна сама быть аккуратной. Если я не хочу, чтобы они подолгу просиживали за экраном, и мне следует поменьше это делать.
Размышляя о привычках, которые я хотела бы видеть у своих детей, я поклялась, что не буду давить слишком сильно. Когда взрослые заставляют детей усваивать определенные вещи, они иногда закрепляются – но в иных случаях дают обратный эффект. Как сказала мне одна подруга: «Когда я была маленькой, моя мать настаивала, чтобы я развешивала свою одежду. Теперь я никогда ее не развешиваю». В этом дети и взрослые одинаковы: когда людям настоятельно рекомендуют чего-то не делать, им хочется делать это пуще прежнего (запретный плод сладок); а когда они слышат более мягкие предложения, то обычно реагируют с меньшим сопротивлением.
Однажды вечером у нас с Элизой состоялся долгий разговор по поводу домашних заданий. Она лежала на кровати, а я расхаживала по ее комнате, попутно убирая ее. Для меня легкая уборка является очень успокаивающим занятием, и Элиза не имела ничего против.
– Я просто ненавижу ощущение, что все выходные напрочь испорчены домашними заданиями, – пожаловалась она. – Я хочу, чтобы у меня было время потусоваться.
– Но почему тебе кажется, что на выходных задания даются тебе труднее, чем в будние дни? – спросила я, составляя карандаши в стаканчик для письменных приборов.
– Дело не в самой работе, – объяснила она. – Но такое впечатление, что на выходных домашние задания отнимают целый день.
Я задумалась об этом. Мне было знакомо чувство, будто целый день поглощается какими-нибудь двумя часами работы.
– Послушай, – сказала я, – у меня есть одна безумная мысль, – я села рядом с ней, чтобы подчеркнуть искренность своего предложения. – Как тебе такая идея… Я встаю каждый день в шесть утра. Меня ничто не отвлекает, я успеваю сделать очень много работы, и мне это нравится. Шесть утра – это для тебя слишком рано, но что, если ты будешь в субботу или воскресенье вставать в семь? Ты по будням встаешь в это время, так что это будет не очень трудно. Ты сможешь работать в моем кабинете вместе со мной. Я готова спорить, что ты будешь многое успевать. А остальная часть твоего дня будет свободнее.
– Но я люблю поспать по выходным!
– Да, я знаю, что ты это любишь. Вставать будет трудно. Но зато у тебя будет целый свободный день.
– Ну… может быть, – задумчиво протянула Элиза, к моему удивлению.
– Правда? – меня воодушевила мысль, что она, может быть, попробует так сделать. – Прекрасно!
– Я попробую. Я еще не согласилась делать это всегда.
В теории она согласилась, но когда наступило утро воскресенья, я не знала, чего ждать, когда постучала в ее спальню в семь утра. Немного поворчав, она встала. И все получилось! Теперь по утрам в воскресенье Элиза присоединяется ко мне в моем маленьком кабинете.
Дабы помочь ей поддерживать эту привычку, я соблюдаю несколько правил. Я забочусь о том, чтобы она проснулась к семи утра. Однажды я забыла ее разбудить, она проспала до 7:45 и стала жаловаться: «У меня такое ощущение, что все утро пропало зря!» Прежде чем разбудить ее, я убираю свой кабинет, чтобы для нее было достаточно места; включаю обогреватель или кондиционер; приношу ей завтрак на подносе. Однако еще важнее то, что я сажусь рядом с ней и тоже работаю. Я подаю ей пример трудолюбия и подозреваю, что у нее возникает меньше соблазнов переключит