спасать мою задницу.
Айви – властная, непререкаемая и непредсказуемая. И еще у нее такая сила воли, какой я ни у кого не видела. Она ведет постоянную битву с собой, и если выиграет ее, то лишит себя жизни после смерти. И она готова убивать ради моей защиты, поскольку я называю ее своим другом. Разве можно уйти от такой?
Кроме тех случаев, когда мы бывали одни и Айви не заботилась о том, кто из нас главнее, она либо держала себя с холодной отстраненностью, либо впадала в вампирскую манеру сексуальной доминации – это, как я поняла, был для нее способ отделить себя от своих чувств из страха, что если она проявит мягкость, то уступит лидерство. Я думаю, она сохраняла свой здравый рассудок, живя моими эмоциями и радуясь энтузиазму, с которым я все воспринимала – от пары красных туфелек на распродаже до победы над здоровенным монстром.
Пока мои пальцы плавали над духами, которые она мне купила, я снова подумала, не прав ли все-таки Ник, и не скатятся ли наши с ней странные отношения туда, куда мне не хочется.
Быстро одевшись, я вернулась в пустую кухню. Часы над раковиной показывали, что время к четырем. У меня куча времени до ухода, чтобы сделать зелье для Гленна. Вытащив книгу заклинаний с полки под столиком островка, я села на свое обычное место за антикварным деревянным столом Айви и с удовольствием раскрыла пожелтевший том. В окно дул ветерок, прохладный, обещающий холодную ночь. Мне нравилось работать в этой красивой кухне, окруженной освященной землей, где мне не грозила никакая пакость.
Зелье от зуда найти было легко – загнутый угол страницы и старые пятна. Оставив книгу открытой, я поднялась взять самый маленький медный тигель и фарфоровые ложки. Редко бывало, чтобы человек согласился принять амулет, но Гленн, если увидит, как я его делаю, может согласиться. Его отец однажды взял у меня амулет от боли.
Я отмеряла мензуркой ключевую воду, когда на ступенях заднего крыльца послышались шаги.
– Миз Морган? – Гленн постучал и приоткрыл дверь. – Дженкс сказал, что я могу зайти.
Я не повернула головы, продолжая отмерять воду.
– В кухню! – сказала я громко.
Гленн вошел бочком, оглядывая мою новую одежду: пушистые розовые шлепанцы, черные нейлоновые чулки под цвет короткой юбки, красную блузку, и наконец – черную повязку, держащую мокрые волосы. Раз мне сегодня встречаться с Сарой-Джейн, то хочу выглядеть хорошо.
В руках у Гленна была охапка листьев коровяка, цветов одуванчика и бальзамина. Он был явно не в своей тарелке.
– Дженкс – пикси – сказал, что вам это нужно, мэм.
Я кивнула в сторону островка.
– Положи на стол, если нетрудно, спасибо. Присядь пока.
Он с неловкой поспешностью прошел по кухне и положил срезанные растения. Несколько помешкав, он вытащил стул – любимый стул Айви – и сел. Пиджака на нем не было, и наплечная кобура с пистолетом смотрелась нагло и агрессивно. Зато галстук был распущен и верхняя пуговица рубашки расстегнута, обнажая клочок темной волосатой груди.
– А куда пиджак делся? – спросила я небрежно, стараясь понять его настроение.
– Ребятишки… дети этого пикси устроили в нем крепость.
– А…
Скрывая улыбку, я пошарила на полке со специями, нашла сироп чистотела. Умение Дженкса быть занозой в заднице было обратно пропорционально его размеру. То же самое – с его способностью быть добрым другом. Очевидно, Гленн сумел добиться его расположения. Как вам такое?
Убедившись, что демонстрация пистолета не имеет целью меня запугать, я добавила каплю чистотела, встряхнула фарфоровую ложку, сбрасывая последние липкие капли. Воцарилось неловкое молчание, подчеркнутое звуком зажигаемого газа. Я просто ощущала тяжелый взгляд Гленна у себя на зачарованном браслете под тихое клацанье деревянных амулетов. Распятие – это было само собой понятно, а вот про остальные он должен будет спросить, если захочет знать. На мне сейчас всего три амулета – старые обгорели до полной бесполезности, когда Трент ликвидировал носившего их свидетеля взрывом машины.
От смеси на плите пошел пар, а Гленн все еще не сказал ни слова.
– Ну так что-о-о? – протянула я. – Давно ты в ФВБ?
– Да, мэм.
Ответ был короткий, самодовольный и снисходительный.
Ух ты, веселый намечается вечер.
В раздражении я схватила листья коровяка, бросила их в позеленевшую ступку и стала толочь с излишней силой. Потом на минуту положила кашицу замачиваться в сливки.
Зачем я вообще вожусь с амулетом для него? Он им не станет пользоваться.
Варево уже кипело вовсю, и я прикрутила огонь, поставив таймер на три минуты. Таймер был в виде коровы, мне он нравился.
Гленн молчал, глядя на меня с настороженным недоверием, а я оперлась спиной на край стола.
– Я тут готовлю тебе снадобье от зуда, – сказала я. – Странное дело, но я тебе сочувствую.
У него закаменело лицо.
– С вами работать меня заставил капитан Эдден. Ваша помощь мне не нужна. Разозлившись, я открыла рот сказать ему, что пусть тогда прыгает с метлы и летит сам, но придержала язык. «Ваша помощь мне не нужна», – у меня когда-то у самой была такая мантра. Но с друзьями все намного легче. Я наморщила лоб, задумавшись. Как это Дженкс меня переубедил? Ах, да. Ругал меня и говорил, что я дура.
– Мне глубоко плевать, хоть бы с тобой Поворот случился, – ответила я жизнерадостно. – Но Дженкс тебя посыпал порошком, а он сказал, что у тебя на него аллергия. Пыльца расходится по лимфатической системе. Ты неделю будешь везде скрестись только потому, что слишком гордый и не станешь пользоваться жалким средством от зуда? Детский сад. – Я щелкнула медный тигель ногтем, он зазвенел. – Аспирин. Десять центов за дюжину.
Неправда, но вряд ли Гленн взял бы средство, знай он, сколько за него сдерут в волшебной лавке. Медицинские чары класса два. Наверное мне надо было бы встать в круг, чтобы его сделать, но ради круга приходится лезть в безвременье, а если бы Гленн увидел, как я работаю с лей-линией, наверняка бы это его отпугнуло.
Детектив старался не смотреть мне в глаза. У него дергался ботинок, будто он сдерживался, чтобы не почесать ногу через штаны. Таймер зазвонил – промычал, точнее, – и, оставив Гленна думать, я добавила лепестки бальзамина и одуванчика, растирая их о борт тигля по часовой стрелке – никак не против солнца. Я же, в конце концов, белая колдунья.
Гленн уже перестал притворяться и медленно почесывал руку сквозь рукав.
– Никто не будет знать, что я под чарами?
– Если не проверят тебя на предмет чар.
Я была слегка разочарована. Он боялся открыто показать, что использует магию – довольно обычный предрассудок. Но и я, однажды приняв аспирин, лучше теперь буду терпеть боль, чем приму еще раз, так что чья бы корова мычала.
– Тогда ладно.
Очень неохотное было согласие.
– Ладно так ладно.
Я добавила молотый корень гидрастиса и сделала большой огонь. Когда пена приобрела желтый оттенок и запахла камфарой, выключила газ. Почти готово.
Вышло семь обычных порций зелья, и я подумала, не потребует ли он, чтобы я одну на себя потратила – доказала, что не собираюсь превращать его в жабу. А вообще, это идея. Можно было бы пустить его в сад, защищать лилии от слизняков. А Эдден его как минимум неделю не хватится.
Гленн, не отводя глаз, смотрел, как я вытащила семь чистых кружочков красного дерева размером с пятицентовую монетку и разложила их на кухонном столе так, чтобы ему было видно.
– Считай, готово, – сказала я, изображая жизнерадостность.
– И это все? – спросил он, широко раскрыв карие глаза.
– Это все.
– Не зажигая свечей, не чертя кругов, не говоря магических слов?
Я покачала головой:
– Ты думаешь о магии лей-линий. Так там это латынь, а не магические слова. Лей-линейщики берут силу прямо из линии, и им нужны рамки обряда, чтобы ее контролировать. Я же – земная колдунья. – Слава богу, добавила я про себя. – Моя магия тоже идет из лей-линий, но она естественным образом отфильтровывается в растениях. Будь я черной колдуньей, чаще использовала бы животных.
С таким ощущением, будто снова сдаю курсовую лабу, я покопалась в ящике со столовыми приборами, разыскивая иглу для пальца. Резкий укол острия в кончик пальца едва ли был заметен, и я выдавила в зелье три необходимых капли крови. Запахло красным деревом – густо и резко, перебивая аромат камфары. Я все сделала правильно, и сама это знала.
– Вы туда влили кровь! – сказал он, и я подняла голову в ответ на тон возмущения.
– А что? Как еще мне было его оживить? Сунуть в духовку и запечь? – Чувствуя сама, как хмурится у меня лоб, я заправила выбившуюся прядь за ухо. – Любая магия имеет цену, которая платится смертью, детектив. Белая магия земли оплачивается моей кровью и смертью растений. Если бы я хотела создать чары черной магии, чтобы тебя отключить, или превратить твою кровь в смолу, или даже вызвать у тебя икоту, надо было бы использовать некоторые противные ингредиенты, в том числе части тел животных. А настоящая черная магия потребовала бы не только моей крови, но и принесения в жертву животного.
Либо человека или внутриземельца.
Получилось резче, чем я хотела, и я продолжала смотреть вниз, отмеряя дозы и давая им стечь на диски красного дерева. Моя неудавшаяся карьера в ОВ включала поимку серых заклинателей – ведьм, которые брали белые чары, вроде сонных, и употребляли их во зло, но и черных заклинателей мне тоже приходилось ловить. В основном это были лей-линейщики, потому что сами ингредиенты, нужные для черных чар, таковы, что белые колдуньи земли предпочитали оставаться белыми. Глаз саламандры и лягушачья лапка? Куда там. А кровь, выпущенная из селезенки живого существа, или язык, вырванный в момент, когда животное испускает последний вздох – не хотите? Мерзость, в общем.
– Я не стала бы создавать черных чар, – сказала я в ответ на молчание Гленна. – Это не только безумно и противно, но черная магия всегда к тебе возвращается.