— Я у мамы в комнате!
Шаги резко замерли. Затем я услышал его голос, казалось, он говорил сам с собой:
— Что? Где?
Так невпопад обычно отвечает человек, когда его отвлекли от собственных мыслей. Чтобы привлечь его внимание, я сказал еще громче:
— Я у мамы в комнате!
— А мама? Она тоже там?
Я растерялся и почувствовал себя школьником, который перед самой сдачей домашнего задания вспомнил, что оставил его дома. Я совершенно не был готов объяснять, почему мамы нет дома. Я вообще про это не подумал, хотя прекрасно знал, что каждый раз, возвращаясь домой, Хэчжин сразу же идет к маме.
— Я один.
Никакого ответа не последовало. Никакого движения я тоже не уловил. Я забеспокоился. Будь это возможно, я побежал бы к нему, схватил его за шиворот и спустился с ним вниз.
— Спускайся скорее!
Я беспокоился не потому, что он зайдет в мою комнату или выйдет на крышу. Подобного не должно было случиться. Хэчжин никогда не врывался на чужую территорию без разрешения, всегда подстраивался под собеседника — как двигаться, смотреть и говорить. Я не удивился бы, если б он спросил у тонущей девушки разрешения схватить ее за руку. Хотя такое навряд ли бы произошло, учитывая, что Хэчжин ужасно боялся воды и совсем не умел плавать. К тому же он знал, что я нахожусь внизу.
Меня беспокоило то, где стоял Хэчжин. На лестнице не было окон, а дверь на крышу была закрыта, значит, в этом замкнутом плохо продуваемом пространстве должно было ужасно пахнуть хлоркой вперемешку с кровью, что даже маска бы не спасла. Хэчжин никак не уходил оттуда, значит, почувствовал запах и не мог понять, что это такое. Наверняка пытался найти ответ с помощью своих орлиных глаз и воображения творческой личности. Я должен был во что бы то ни стало заставить его спуститься вниз, пока он не нашел разгадку. Я крикнул, чтобы он подумал, что мне требуется помощь.
— Я убираюсь. Скорее спускайся.
Наконец послышались шаги. Один, два, а затем все быстрее и быстрее, перепрыгивавшие через несколько ступенек. Когда шаги добрались до двери маминой комнаты, я вспомнил, что дверь не заперта. Боже… Я молниеносно нажал на кнопку на ручке, почти одновременно с тем, как Хэджин ухватился за нее и повернул. Я опередил его на десятую долю секунды. Раздался щелчок, и дверь закрылась.
— Что ты делаешь? Зачем заперся? — Голос Хэчжина повысился на две-три ноты, а мой — опустился на все пять.
— Я скоро выйду. Займись пока своими делами.
— Ничего себе. Что с тобой…
По голосу я мог ясно представить выражение его лица. Наверняка стоит сейчас в растерянности, хлопая своими большими добрыми глазами.
— Сам позвал, говорил, что срочно нужна помощь, а теперь заставляешь меня ждать за дверью?
— Я разделся, чтобы принять душ. Что тут такого?
Причина была совсем не убедительной, потому что мы сто раз видели друг друга голыми. Я ничего не ответил — когда нечего сказать, лучше промолчать.
— А почему ты принимаешь душ у мамы?
— Мой душ сломался.
Хэчжин протянул «а-а-а»… и задал следующий вопрос:
— А мама где?
— Вместе с прихожанами из своего храма она поехала на ретрит, — сказав это, я подумал, как хорошо, если бы это была правда. Тогда сообщил бы ему об этом спокойно, не обращая внимание на его реакцию.
— А с чего это вдруг? По телефону ты мне ничего об этом не сказал, — пробормотал Хэчжин себе под нос. В этот момент мне неожиданно все порядком надоело. Меня достала ситуация, в которой я должен был напрягаться из-за каждого слова Хэчжина.
— Я сам узнал об этом, только когда спустился вниз. На холодильнике была записка, — быстро добавил я, опережая Хэчжина. — Она написала, что поехала молиться.
Хэчжин снова протянул «а-а-а…», давая понять, что ему все ясно. Но я совершенно не понял, что именно ему было ясно.
— А зачем ты открыл все окна?
— Я сделал генеральную уборку. Мама попросила в записке, чтобы я обязательно убрался в квартире до блеска.
Хэчжин сказал:
— Кошмар какой-то, околеть можно…
С этими словами он громко постучал в дверь.
— Ты хотя бы дверь открой, странно разговаривать через закрытую дверь.
Я вспомнил ящик в угловом шкафу. Ключи от всех дверей в нашей квартире лежали там, Хэчжин тоже прекрасно это знал. Значит, если бы он захотел, то спокойно открыл бы эту дверь. Мне оставалось только надеяться, что он этого не захочет.
— Поговорим, когда я выйду из душа. Подожди немного, — сказал я, невольно раздражаясь. Чтобы быстро загладить это, я добавил: — Но не закрывай окна, пусть выветрится запах хлорки.
— Вот и я о том же. Зачем убираться таким ядреным средством. В чулане же полно всего, обязательно было брать именно его? Ну, вообще… Ты никогда не убираешься, вот ничего и не знаешь.
Я кусал губы. Пожалуйста, заканчивай свою песню на первом куплете.
— Кстати, ты уверен, что забыл свой сотовый в ресторане «У Косири»? Его там не было, — Хэчжин приступил ко второму куплету: — Может быть, ты оставил его в другом месте? Например, заходил по пути в булочную?
Нехотя мне пришлось отреагировать: «а-а-а-а, ты про это».
— Я нашел его в своей комнате.
Ненадолго воцарилась тишина. Мне казалось, что я слышу слова, которые приготовил Хэчжин, но еще не произнес. Все идет к тому, что ты сейчас получишь от своего старшего брата, верно?
— Я совсем недавно заметил, что мой сотовый завалился в щель у изголовья кровати.
Наконец Хэчжин рассердился:
— Что с тобой происходит? Если нашел, то мог хотя бы позвонить.
В этом случае опять было лучше промолчать. Поэтому я не ответил. Мне больше на руку был сердитый Хэчжин, чем извиняющийся я. Когда Хэчжин бывал по-настоящему рассержен, он обычно молчал и не встревал в разборки, пока сам в душе не прощал человека. Как раз сейчас мне и нужен был такой неговорящий Хэчжин. Хотя бы до тех пор, пока я не закончу все свои дела. Что будет дальше, было не так важно, главное — в данный момент я не хотел с ним общаться.
Я прислушивался, ожидая, когда Хэчжин уйдет. Слава богу, долго ждать не пришлось. Через некоторое время шаги стали отдаляться. Затем раздалось хлопанье — Хэчжин закрывал окна и двери на веранду. Похоже, он забыл мою просьбу не закрывать их. Или же таким образом давал мне понять, что сильно на меня рассержен. Через некоторое время я услышал, как хлопнула дверь. Наконец, он ушел в свою комнату. По привычке он клал свою сумку на письменный стол, брал со спинки стула одежду, переодевался и выходил в гостиную. На это уходила всего минута, но этого мне было вполне достаточно, чтобы выбежать из комнаты мамы и подняться на второй этаж. Одна секунда — чтобы добежать от двери до лестницы, десять — чтобы преодолеть шестнадцать лестничных ступенек, еще пять — чтобы пройти через коридор в свою комнату.
Я открыл дверь и сделал шаг наружу. На уборку моей комнаты и душ наверно хватило бы тридцати минут. А спальню мамы можно запереть и помыть позже. Но была одна маленькая проблема, которую я не предусмотрел: вероятность того, что Хэчжин выйдет из своей комнаты, не переодевшись. Когда я почти сделал второй шаг, дверь в комнату Хэчжина резко открылась. Мне пришлось быстро вернуться в комнату мамы.
До меня донесся звук шагов, ведущих на кухню. Оттуда послышался звон посуды. Возможно, Хэчжин готовил себе кофе. Или варил рамен. В любом случае, он не пойдет прямо сейчас в свою комнату. Значит, мне надо поменять последовательность действий.
Я бесшумно запер дверь и достал насадку для стимера. Шаг за шагом, начиная с двери, я смыл следы рук и ног. Пока я убирался, за дверью стояла гробовая тишина, от чего я начал волноваться. Я открыл дверь гардеробной и ванной, но все равно не слышал ни единого звука. Возможно расстояние было достаточно большим, или Хэчжин совсем не двигался.
Я склонялся ко второму варианту. Он, наверно, просто сидит и ждет, когда сварится кофе или закипит вода для рамена. Душем я cмыл кровавый след на полу и сам вошел в ванную. Я потратил полфлакона шампуня, чтоб отмыть волосы, и четыре раза намыливал тело. Ногти, под которыми запеклась кровь, я почистил маминой зубной щеткой. Периодически я выключал душ и прислушивался, но по-прежнему ничего не слышал. Мне даже хотелось оторвать свои уши и приклеить их к двери комнаты.
Выйдя из ванной, я заметил «подарок» мамы. Когда перед зеркалом в комнате я поднял левую руку, я сразу увидел черный синяк, похожий на большую рану. Он тянулся от подмышки до груди, на нем виднелись небольшие черные отметины в форме полукруга — следы зубов. Внезапно я почувствовал боль, которую не ощущал прежде, и сразу вспомнил кошмар прошлой ночи. Я вздрогнул и опустил руку.
Я накинул мокрое полотенце на плечи и подошел к бюро. Часы показывали 11:40. Значит, после возвращения Хэчжина прошло сорок пять минут. Достаточно времени, чтобы он приготовил и съел рамен, а затем положил в оставшийся бульон рис и съел его, помыл посуду и даже выпил чашечку кофе. За дверью по-прежнему было тихо. Я приложил ухо к двери, и наконец что-то услышал — какие-то отдельные слова и прерывистые фразы. Хэчжин, видимо, щелкал пультом, переключая каналы. Похоже, все это время он лежал на диване и ждал меня.
У него было что мне сказать? Или он решил — что-то не в порядке? Или я оставил какой-то след? Вдруг раздался громкий смех толпы. Хэчжин остановился на каком-то канале, а через некоторое время сам начал хихикать. Может, он вовсе и не ждал меня, лежа на диване.
Я вернулся к бюро и взял тряпку, но потом положил ее обратно. Тряпка стала темно-коричневой. Любой бы понял, что это кровь. Я мог запросто столкнуться за дверью с Хэчжином, поэтому мне был нужен пакет — хорошо бы большой бумажный или что-то в этом роде. Я открыл первый ящик и порылся в нем. Там были одни канцтовары. Во втором я сразу заметил красный кошелек мамы. Рядом с ним лежала толстая черная тетрадь.
Она выглядела, как еженедельник для офиса — большой формат, черная обложка, раздвижная пружинка для дополнительных листов. Я не помнил, чтобы видел ее раньше. Затем я вспомнил ручку, которая лежала на углу стола. Тетрадь, ручка — передо мной появился кадр. Мама сидит за бюро и что-то пишет, затем, в спешке убирая тетрадь в ящик, встает. Из чистого любопытства я открыл тетрадь на первой странице. Похоже, она вела какие-то записи. Мне не терпелось проверить свое предположение и, если оно окажется верным, узнать, что она писала.