Человек обычно выбирает не самый правильный путь из-за чувства неловкости. Когда я немного опустил планку своих моральных принципов, мне сразу пришел самый простой способ решения этой проблемы — не принимать лекарство, и все. Я подумал, что ничего не случится, если несколько дней я не буду его пить. Тем более до этого ни разу не случалось то, чего так боялась мама. Тогда можно было избежать несправедливости — ругани мамы, хотя я был ни в чем не виноват. Конечно, я не рассказал о потере сумки и тренеру. Расскажи я ему, что потерял лекарство, он бы стал расспрашивать, что это за лекарство. Тогда мне пришлось бы объяснять и причину его приема. Раз мое лекарство не считалось допингом, то и тренеру знать о нем было ни к чему. К тому же он не знал, что я хожу к психиатру. Потому что мама сказала, что это ему знать не обязательно. Поэтому тренер думал, что я хожу в тетину больницу на консультации к спортивному психологу.
В ту ночь я спал глубоким сном. Утром, проснувшись, я понял, что головная боль полностью исчезла. В теле чувствовалась легкость, настроение было приподнятым. Я был полон уверенности, что сотворю сейчас что-то великое. Впервые за долгое время мой день протекал очень мирно. Благодаря этому в отборочном заплыве на дистанции 1500 метров я установил рекорд соревнования и на семь секунд улучшил собственное лучшее время. До этого момента я все равно не до конца понимал: мое близкое к сумасшествию состояние — следствие прекращения приема лекарства, или это простое совпадение? Я испытывал страх перед возможным припадком и вместе с тем до конца соревнований наслаждался «опасным сумасшествием». В результате, моим результатам сильно удивился даже сам тренер. Я получил золотые медали в заплывах на 800 и 1500 метров в вольном стиле. Обо мне заговорили как о «перспективном пловце», появившемся как комета.
Все мои сомнения развеялись, когда я вернулся домой. Только я снова начал принимать лекарство, как мое состояние стало прежним. А когда в качестве проверки я перестал пить лекарство, уже на второй день мое тело вернулось в состояние сумасшествия. Я опять показал удивительные результаты, как на соревнованиях. Только тогда я вспомнил, что в детстве, то есть когда в моей жизни не было лекарства, я всегда был таким. Еще я убедился, что несколько дней могу не пить его, не опасаясь припадка.
Через месяц мы с мамой поехали в город Ульсан на восточноазиатские соревнования по плаванию. На них проходил отбор спортсменов для участия в Азиатских играх в Дохе. Мое имя уже было известным в кругу любителей плавания, все обращали внимание на мальчика, который стал сенсацией на прошлых соревнованиях и поставил новые рекорды, всем было любопытно: сможет ли он подтвердить свою квалификацию и поехать в свои пятнадцать в Доху.
Я был полностью готов. Я тренировался больше, чем обычно, и физически чувствовал себя лучше, чем когда-либо, потому что я несколько дней назад перестал принимать лекарство. Я не сомневался, что смогу поехать в Доху. И в самом деле, я, как все и ожидали, был первым в отборочном туре в заплыве на 800 метров. Весь стадион был охвачен волнением, не потому что я занял первое место, а потому что на электронном табло не было результата. Вместо цифр на нем было написано DSQ — «дисквалифицирован». Причиной оказался фальстарт, сказали, что я оторвал ноги до стартового сигнала, который прозвучал до объявления дисквалификации, поэтому я до конца дистанции о ней ничего не знал. Я даже не понял, что стартанул раньше всех.
На следующий день перед началом отборочного заплыва на 1500 метров я сидел на полу, меня мутило. Градом лился холодный пот, в желудке шевелился какой-то комок размером с кулак. Во рту выделялись теплые слюни. Вряд ли это было от расстройства желудка, поскольку я ничего не ел. Я предположил, что это от шока из-за дисквалифиции накануне. Изо всех сил, как мог, я старался забыть кошмар о заплыве на 800 метров. Я считал про себя, слушал музыку, стараясь сконцентрироваться на предстоящей дистанции. Все вокруг было наполнено противным тошнотворным запахом — я подумал, что он шел от потных болельщиков на трибунах.
Раздался короткий свисток. Я глубоко вздохнул и снял одежду. После длинного свистка я поднялся на тумбу. По второму длинному свистку я принял стартовое положение, согнув колени и спину. Я держался пальцами за край тумбы и смотрел на точку, куда должен был прыгнуть. В том месте была дыра. Сперва она была похожа на воронку в раковине, но через некоторое время я увидел черный водяной вихрь. Он вмиг стал очень свирепым и завращался быстро, словно волчок. Он засасывал и крутил воду вокруг, увеличиваясь в диаметре. Воронка в раковине выросла до размеров слива в унитазе и уже зияла дырой люка на улице. А потом превратилась в большую глубокую карстовую воронку, способную засосать легковую машину. Разделители на дорожке начали шевелиться, как змеи, расширяя пространство. Из воды резкой струей вырвался запах — не то рыбы, не то крови.
Это не реальность. Уговаривал меня Оптимист. Тебя тошнит, поэтому ты видишь галлюцинации, не бойся. Я невольно обернулся и посмотрел назад. Зрители исчезли, стадион превратился в торнадо, по краю которого черными лентами кружились вихри. Возможно, именно так чувствуешь себя, когда сидишь в машине «Формулы 1» и смотришь в окно. Комок, который стоял в желудке, быстро скрутил все нутро и поднялся в горло. В моей голове раздался крик. Нет. Одновременно пальнул стартовый сигнал.
Бах.
Я бросился прямо в черную пасть вихря. Вынырнув из-под воды, я начал работать руками, но тело не двигалось вперед. Я вращался на краю воронки, которая засасывала меня. А шевелившиеся, словно угри, разделители вдоль дорожки подплыли ко мне и обвили мои руки и ноги. Я сбивчиво дышал и потерял равновесие, мое тело сильно качалось из стороны в сторону, словно я сейчас всплыву животом вверх. Мой взгляд был направлен на дно вихря — бесконечное пустое темное пространство, где ничего не было видно. Я рефлекторно махал руками и искал, за что зацепиться, в этот момент я стал задыхаться.
Наконец я понял, в чем была проблема. Я как-то улавливал это разумом, но на деле никогда не испытывал. Это был симптом перед началом припадка, беда, которую я вызвал сам. Судьба никогда не дремлет. Иногда она закрывает глаза, но такое бывает лишь раз. То, что должно прийти, придет, что должно случиться, обязательно случится. Судьба привела в исполнение наказание, подослав мне симптом-убийцу. Причем отправила его в самый важный момент моей жизни и самым жестоким образом.
Я должен был сделать выбор — бороться до конца, разбившись в пустом мраке огромной дыры, или вылезти и убежать из бассейна.
Я выбрал второе. Мои пальцы как раз коснулись бортика, и я резко затормозил и выпрямился, после чего сразу выскочил из бассейна, снял шапочку и очки и покинул стадион. Тренер кричал, но я не оборачивался. На это у меня не было ни сил, ни времени. Перед моим помутившимся взглядом стояла картина: мои глаза закатываются, во рту пена, а все тело дергается в конвульсиях. До того, как все это началось перед толпой зрителей, я должен был спрятаться. Я не решил, куда мне идти, и не знал, куда я иду. Просто бежал, куда несли ноги. В конце концов, этот момент наступил. Я почувствовал страшный удар, будто внутри меня взорвалась бомба. Перед глазами все полностью заволокло белым туманом, словно я оказался в снежном поле. Мой мозг был полностью обесточен.
Как мне рассказала мама, она нашла меня в углу подземной парковки. Я был весь потный и спал, громко храпя. Как только я пришел в себя, она посадила меня в машину и втайне от всех выехала со стадиона. Через пять часов мы были уже в больнице у тети. Глупое положение, когда я вместо того, чтобы загладить ситуацию и объясниться с тренером, сидел перед тетей, которая мучила меня расспросами, почему я перестал принимать лекарство.
Никто не узнал, что я эпилептик и что у меня во время заплыва случился припадок. Меня дисквалифицировали и в качестве наказания запретили принимать участие в следующем соревновании. Само собой, я не смог поехать в Доху. Тренера были ужасно рассержены. Более того, мое имя стало широко известно за пределами стадиона по причине, совершенно не связанной с плаванием. Запись, которую зафиксировала снимавшая соревнования камера, на всю страну показывала, как я, словно сумасшедший, убегаю со стадиона. Скандал получился громким, потому что этот сумасшедший был перспективным спортсменом, как комета, появившаяся недавно на спортивном небосводе.
Но произошедшее совершенно не означало, что я должен поставить крест на спортивной жизни. Если бы я сказал тренерам правду, они могли бы меня простить. Я очень этого хотел. Меня не слишком пугало, что о моей болезни узнают другие, ведь стыд развеется в один миг, а спорт был всей моей жизнью. Я хотел его сохранить. Хотел снова плавать. Ради этого я был готов полностью открыться кому угодно. Я бы не жаловался, даже если бы мне всю жизнь пришлось ходить с кандалами.
Я верил, что моя мама солидарна со мной. Верил, что она простит меня, ведь это была всего лишь моя первая ошибка. А она всегда так жертвенно помогала мне. Видела, как я преодолеваю колоссальные трудности и тренируюсь. Она лучше всех знала, что значило для меня плавание. Однако я ошибался. Мама, напомнив данное мной обещание, когда я начал заниматься плаванием, сказала, что запрещает мне тренироваться. И добавила, что решила это уже тогда, когда увозила меня со стадиона. Казалось, она все это время только и ждала подходящего момента.
Никакие мои оправдания не смогли изменить ее решения, никакие мольбы не трогали ее сердце. Я плакал и стоял на коленях, обвинял ее в том, что ей просто стыдно из-за того, что ее сын — эпилептик, угрожал в таком случае бросить школу. Я даже объявил голодовку, пока не потерял сознание от истощения. Она все равно была непреклонна. А когда она в одностороннем порядке известила тренера о том, что я больше не буду заниматься, и тот приехал к нам домой, она не пустила его на порог. Она не поддалась и тогда, когда Хэджин, которого она очень любила, пытался ее переубедить. Мама была железной женщиной, которая ни перед чем не колебалась, ни за что не оттаяла бы и не изменила свое решение.