— Вы сказали, что поехали в Мокпхо по делам, а чем вы занимаетесь?
Лейтенант не забыл свой вопрос и его задал снова. Когда Хэчжин ответил, что работает на киноиндустрии, последовали несущественные вопросы. Что он конкретно делает? Над какими фильмами работал? Их показывали в кино? В Мокпхо поехал из-за кино? Хэчжин неторопливо отвечал. Когда, почему, с какой целью ездил в Мокпхо, во сколько вернулся домой на поезде.
— Значит, дела вы закончили в два часа и потом провели время на побережье реки Ёнсанган? — спросил лейтенант. — С кем вы были?
— Я был один.
— Значит, на обратный поезд в Сеул вы тоже сели один.
Хэчжин подтвердил, а лейтенант кивнул головой.
— Тогда поговорим о Ким Чивон.
Ничего себе — разговор только начинается? Когда же он собирается закончить? К старости, когда я помру? Но больше всего меня выводил из себя Козлиноглазый, который неожиданно исчез из виду. Он же не мог зайти в комнату мамы? Я прекрасно понимал, что вряд ли это возможно, но испугался и закричал:
— Что вы ходите по всей квартире?
А-а-а… Вытянутый подбородок Козлиноглазого высунулся из-за угла со стороны лестницы.
— Я впервые вижу двухуровневую квартиру, стало любопытно взглянуть.
Когда наши взгляды встретились, он с хитрым выражением лица спускался с лестницы.
— Родом-то я из деревни. Но почему все-таки так сильно пахнет? Я даже глаз нормально открыть не могу.
Козлиноглазый прошел мимо Хэчжина и остановился у входа на кухню. Заглянул туда и громко, чтобы все могли услышать, пробормотал:
— Здесь что, разлагается труп?
Я посмотрел на лейтенанта, намекая: зови своего подчиненного к себе. Однако было видно, что лейтенант не собирался этого делать. Вместо этого он заговорил о Ким Чивон.
— Когда, во сколько ваша мама ушла из дома?
— Утром девятого декабря, но точного времени я не знаю. Я заметил, что ее нет, только когда проснулся.
Я чувствовал на себе взгляд Хэчжина и полностью повторил следователю то, что рассказал ему. А чего стыдиться, раз правду все равно не скажешь. От того, что будешь стыдиться, высокоморальнее не станешь. Лейтенант слушал, то кивая головой, то встречаясь с мной взглядом. Время от времени он задавал мне обычные вопросы. Было ли что-нибудь странное в поведении или словах мамы? Часто ли она уезжает на ретрит? Она всегда ездит одна? Пытались ли мы с ней связаться? Почему нас не насторожило, что мы не можем до нее дозвониться?
— Потому что она обычно отключает телефон, когда отправляется в ретрит.
— Странно! Сын, который с ней проживает, считает, что ничего странного. А сестра, которая живет отдельно, почему-то заявила о ее пропаже? Более того, не посоветовавшись с сыном.
Я промолчал, подразумевая, что мне нечего сказать.
— Как вам кажется, куда отправилась мама? Куда она собиралась?
— Я не знаю.
— У нее нет близких подруг?
— Она иногда общается с людьми из церкви, но не знаю: на этот раз она поехала с ними или нет.
— У вас случайно нет их контактов? Или записной книжки, куда она записывает телефоны?
— Нет. Все номера, наверно, у нее в мобильном.
— Вы ни одного телефона не знаете?
Когда я сказал «нет», он долго смотрел на меня — как можно не знать ни одного телефона подруг мамы. Меня подмывало задать ему вопрос: вы-то сами знаете контактные данные подруг своей мамы?
— Вы тоже не видели, как ваша мама уходила из дома? — Лейтенант переключился на Хэчжина, который все это время молчал. Тот ответил, что не видел.
— А вы-то почему не видели?
Я заметил, что у Хэчжина покраснели кончики ушей. Ему было неуютно от того, что я на него смотрел, но я все равно не отвел глаз, чтобы он не передумал и не ляпнул ничего лишнего. Я сдерживал его, как мог.
— Предыдущей ночью я по работе остался в студии одного знакомого в районе Санамдон.
— Значит, ваш приятель был с вами?
— Нет. Он не живет в мастерской, я был там один.
— То есть вы утверждаете, что каждый раз, когда из дома исчезала мама или тетя, вы всегда отсутствовали.
Хэчжин хотел что-то на это сказать, но промолчал. Моментально покраснело не только его лицо, но и уши. Лейтенант тоже молчал, пытаясь понять, что означают раскрасневшееся лицо и волнение Хэчжина. А Козлиноглазый уже стоял перед угловым шкафом и притворялся, что рассматривает фарфоровые фигурки.
— Тогда попробуем подвести итог, — нарушил молчание лейтенант. — Никто не видел, как ушла Ким Чивон. Старший брат не ночевал дома, а младший — спал в своей комнате. В тот же день после обеда некто, кто назвался Ким Чивон, позвонил и ложно заявил о взломе. А на следующий день сестра Ким Хэвон заявила о пропаже Ким Чивон, после чего приехала сюда, и с тех пор с ней тоже невозможно связаться. И на этот раз старшего брата тоже не было дома, а младший — был. Я правильно понял?
Я сказал «да», а Хэчжин спросил:
— Вы хотите сказать, что пришли сюда, потому что мама и тетя пропали?
— Вы тоже наверняка знаете, что позавчера в этом районе произошло убийство? — спросил Козлиноглазый, подойдя к лейтенанту. Мы с Хэчжином ничего не ответили.
— Примерно в то же время в том же районе по очереди исчезли две женщины, причем сестры. Связь с обеими прервалась почти сразу, как они вышли из дома. В таком случае мы должны предположить, что эти события могут быть связаны между собой. В связи с этим я хотел бы вас кое о чем попросить.
Козлиноглазый смотрел по очереди то на Хэчжина, то на меня.
— Мы хотели бы осмотреть комнату мамы. Конечно, в вашем присутствии.
Я выпрямил спину, мне стало тяжело дышать, словно я туго затянул на горле галстук. Последним в комнате был Хэчжин. Вряд ли он привел все в порядок перед тем, как подняться в мою комнату. Возможно, вещи тети, которые он обнаружил в чемодане, валяются на полу, простыня отдернута, и кровавый матрас прямо на виду.
— Зачем вам осматривать мамину комнату? — спросил Хэчжин. Ответил лейтенант:
— Пространство, где проживает человек, и есть сам человек. Это поможет нам лучше разобраться в ситуации, понять, что случилось. Может быть, убедимся, что она и правда поехала на ретрит.
Хэчжин смотрел прямо на лейтенанта и молчал. Его красное лицо еще больше покраснело, а я, наоборот, задыхаясь, посинел, будто мне надели на шею веревку и я болтаюсь на ветке дерева. Все полностью зависело от Хэчжина. Если я им откажу, а Хэчжин разрешит, то они с удовольствием туда пойдут.
— Когда мама узнает, ей это не понравится, — наконец произнес Хэчжин. Лейтенант словно ожидал такого ответа, но на его лице читалось разочарование. На этот раз заговорил Козлиноглазый:
— А если с вашей мамой что-то случилось…
Хэчжин прервал его и сказал:
— Получите и предъявите ордер.
— Надень куртку и спускайся, — сказал Хэчжин. Он с отрешенным видом сидел за столом и смотрел на стакан, наполненный на две трети. Я вышел из кухни и посмотрел на него.
— Надо поехать и сдаться.
Я подумал, что ослышался. Пяти минут не прошло, как уехали следователи, и он велит мне сдаться. Значит, он не сделал выбор в мою пользу? Не встал на мою сторону? Или он уже передумал?
— Ты это серьезно? — спросил я, и у меня заходили желваки.
— Я просто не хотел, чтобы тебя арестовали.
Хэчжин посмотрел на меня. Я видел, что он одновременно то ужасается, то жалеет меня, то страдает, то находится в сильном напряжении. Я еще раз спросил:
— Серьезно?
— Оденься потеплее. На улице холодно.
Так. Говоришь, что на улице холодно? Кивнув головой, я смотрел на пальцы на ногах, которые выступали, как лягушки. Вдруг я вспомнил полукруглый обрыв на острове. Вспомнил, как каждый раз, просыпаясь, я думал, что, если бы снова вернулся в тот момент, галька, пущенная из рогатки, не попала бы в меня. Кажется, теперь я понял. Жизнь — это повторение похожих событий с маленькой разницей. На этот раз разница заключалась в том, что я тоже приготовил рогатку.
— Хорошо, будь по-твоему, — ответил я, повернув голову и посмотрев на Хэчжина. Он хотел что-то сказать, но передумал. Кончик его носа становился красным, словно он его сильно сжал. Я подумал, что он опять хочет меня избить, но, конечно, не сделает этого. Он придерживался принципа — за одно дело не судят дважды.
— Пойти-то пойдем, но давай сперва поедим, я голоден.
Я вернулся обратно на кухню, достал из холодильника торт, который принесла тетя, взял вилку и, прислонившись к мойке, съел кусок размером с ладонь. Я жевал долго, словно старуха сушеный кальмар. За это время я успокоился. Сейчас мне нужны были не храбрость и не решительность, а углеводы. Если что и добавить в придачу, так это удачу. Глаза Хэчжина вопросительно смотрели на меня. Как можно сейчас есть? Я хотел бы ему рассказать о том, что услышал однажды. Одно из проклятий человечества — способность адаптироваться к любым обстоятельствам. Посмотри на меня — я прекрасно справляюсь с тем, что ты вонзил мне нож в спину. Я выбросил коробку из-под торта в мусор, подошел к стойке, где сидел Хэчжин, и положил перед ним ключ от машины мамы.
— Что это?
Хэчжин посмотрел на ключ. Вряд ли он не знал, что это такое, потому что он много раз водил ее машину. Своим вопросом он требовал объяснений.
— Ты поведешь.
Хэчжин взял ключ и поднялся, его лицо, которое никогда не было безучастным, было безразличным. Я понял, что для Хэчжина я больше не существую. Десять лет, в течение которых мы были братьями и друзьями, бесследно исчезли. Пропало все, что я считал надежным, как сама земля. Вера, забота, понимание, жалость… Все чувства, которые объединяет любовь. А, может быть, любовь не дается от Бога? В противном случае, Бог, создавая мир, должен был устроить так, чтобы все в этом мире были связаны любовью, а не пищевой цепью, когда все убивают друг друга ради пропитания.
— На улице идет снег. Поднимайся и надень куртку, — сказал Хэчжин, положив ключи в карман джинсов. Во втором кармане выпирало что-то длинное. Я подумал, что это бритва, которую он у меня отнял.