Пол МаквейХороший сын
Моей Ма
1
На свет я появился в тот самый день, когда началась Заваруха.
— Верно, Ма? — спрашиваю.
— Так она с тебя и началась, сынок, — откликается мама, и мы все смеемся, кроме нашего Пэдди. Он прыщавый и вообще урод. С такой рожей явно будет не до веселья. Я его даже едва не пожалел. У Пэдди на шее замечаю здоровенный непотребный засос. Шикарный компромат — будет чем отразить следующий его наскок!
В нос заползает приторный цветочный запах моющего средства и смешивается со сладким вкусом хлопьев во рту — мимо проходит Ма с оцинкованным ведром и шваброй. Раз Ма решила мыть двор — значит, что-то не так. Наверное, с Папаней снова беда.
— Мамуля, тебе помочь? — спрашиваю.
— Не, сынок, — отвечает она и скрывается за входной дверью.
На меня даже не взглянула. А мне за нее тревожно после вчерашнего.
— Маму-уля, тебе памо-очь? — передразнивает Пэдди писклявым голосом. — Подлиза мелкая.
— Я маме скажу, — предупреждаю я его.
— Я мамичке скажу-у… — тянет Пэдди.
Я смотрю на Мелкую Мэгги и сигналю глазами: «Не выношу этого гада, а ты?» Она отвечает так же: «Ненавижу эту жирную свинью!» Разговаривать взглядами меня научил один монах на Пещерной горе. Я тренировался, как настоящий Джедай, только вместо Светового Меча у меня было собственное лицо. И я стал прямо Люком Скайуокером. Миссия: защищать всех слабых и мелких членов семей от страшного зла — старших братьев. А теперь наша Мелкая учится у меня телепатии.
Чтобы проверить, как она усвоила урок, я посылаю ей мысль: «Ладно, не парься, его сейчас собьет машина, а потом грузовик расплющит ему башку и глаза вылезут наружу». Мелкая Мэгги фыркает. Мысль поймала. Я вообще считаю, что мы с ней — близнецы, родившиеся с разницей в несколько лет в результате важного генетического супер-эксперимента, который проводило ЦРУ.
Пэдди встает, оставив грязную тарелку на столе, как будто он король Фарух.
— Не смей эту гадость маме оставлять! — требую я.
— Маменькин сынок! — огрызается он.
— Заткнись, ты, — говорю. — У меня, по крайней мере, нет засоса на шее.
Мелкая Мэгги хихикает и давится, хлопья вылетают у нее изо рта прямо Пэдди на джемпер — совсем как у той девчонки из фильма «Изгоняющий дьявола», который я видел в молодежном клубе имени Папы Иоанна-Павла II.
— Это все из-за тебя, придурок недоделанный! — И Пэдди отвешивает мне подзатыльник.
Я пытаюсь его лягнуть, но попадаю по ножке стола.
Пэдди ржет, отряхивая джемпер.
— А еще говорят, ты у нас умный. В гимназию он пойдет! Ой, держите меня!
— Уж поумнее тебя, тупицы, — говорю. — Кстати, твоей подружке нравится, что ли, сосать прыщи у тебя на шее?
Пэдди прыгает на меня и пытается повалить вместе со стулом.
— Мамуля! — ору я в сторону заднего двора.
— Чего! — орет мама в ответ.
От ее голоса наш дом дрожит, как при бомбежке, и Пэдди сразу отпускает меня. Даже Мохаммед Али крепко подумает, стоит ли связываться с нашей мамой.
— Нет, ничего! — кричу я.
Пэдди хватает со спинки стула свой блейзер и вылетает из комнаты. Я поднимаю брови и улыбаюсь Мэгги.
— Победа за мной! — И демонически хохочу, как Граф из «Улицы Сезам».
На мамином кухонном столе черт знает что творится. Я подскакиваю к раковине, хватаю мокрую тряпку и живо несусь назад, пока Ма не вошла и кого-нибудь не прибила. Кого-нибудь, значит, меня. Хоть я и считаюсь в семье хорошим сыном, но, если Мелкая Мэгги чего набедокурит, попадает обычно мне, потому как она младшая, а мне велено за ней присматривать. Если Мэгги, например, меня подожжет, мама все равно мне же и открутит голову за то, что я подпустил сестру к спичкам.
Вытирая стол, вижу в матовом стекле свое отражение. На нем я очень похож на маленького негритенка — мы для таких собираем посылки в школе. Я им обычно отправляю молочную рисовую кашу. Консервные банки с этой кашей нам выдают бесплатно в социальном центре, потому что мы — бедные, и присылают их из особого места, которое называется «Съедобная гора» — она вся состоит из банок с рисовой кашей и говяжьей тушенкой. Она, наверное, где-то в Швейцарии.
Я когда-нибудь стану президентом Ирландии. Я буду ужасно хорошим и добрым президентом. Всех голодающих маленьких негритят перевезу в Белфаст, где беднякам бесплатно раздают еду, и здесь они смогут жить в новых домах — вроде тех, которые сейчас строят в конце нашей улицы.
Негров я вообще-то видел только по телевизору. Кроме тех, которые голодают в Африке, есть и другие, которых насильно увезли в Америку и сделали там рабами — это, конечно, было не очень красиво, но там им, по крайней мере, дали хоть какую-то одежду. По Америке ходить голышом не разрешается. По Белфасту тоже. Ну, разве что в районе у протестантов. Протестантов я тоже видел только по телевизору.
— Микки, ну хватит ворон считать! — Мэгги тянет меня за рукав. — В школу опоздаешь.
Я швыряю тряпку в раковину и бегу через гостиную наверх. К себе в комнату пробираюсь на цыпочках, чтобы не разбудить Папаню. Ма все-таки его впустила, когда он пришел среди ночи и начал колотить в дверь. Он привел с собой каких-то чужих дядек. Я стоял на верхней площадке и все слышал. Я рассказал Пэдди, что они говорили про какие-то деньги, а еще, что Папаня плакал. Дядьки пообещали, что сегодня придут снова.
Пэдди думал, что на этот раз Папаня уже не вернется. Думал он! Когда Пэдди пытается думать, ничего путного у него не выходит. А Папаня все равно каждый раз возвращается.
Хватаю портфель, бегу вниз, обратно на кухню.
— Ма, я пошел! — кричу во двор.
— Умыться не забыл? — откликается она.
— Не!
Смотрю от двери на Мэгги, делаю вид, что ковыряю пальцем в носу и вытираю сопли о джемпер. Она смеется в ладошку. Ей кажется, я вроде этих, из телевизора. Вроде «Лорела и Харди» или «Эббота и Костелло». Мы в них иногда играем. Мэгги говорит: нечестно, что мы никогда не играем в смешных девчонок, а я ей на это — не я же виноват, что смешных девчонок не бывает. Если бы бывали, их бы показывали по телевизору, верно?
Показываю, что вскакиваю на коня и мчусь вперед, огибаю стол и стул, проскальзываю в полуоткрытую дверь гостиной, объезжаю Папанин стул, потом диван.
— Чем-пи-он, вол-шеб-ный конь! — пою, отдавая салют телевизору. Галопом — через входную дверь. Мэгги бежит следом.
— Только на улице так не делай, Микки! — просит она.
Можно подумать, это ей велено за мной присматривать.
— Я ж не дурак, — говорю. — Давай дуй обратно. И заталкиваю ее назад в гостиную.
Пустырь перед нашим домом превращается в бескрайнюю прерию, а древние полуразвалившиеся домишки справа — в заброшенный город времен Золотой Лихорадки, где-то на Диком Западе.
Чемпион уносит меня в сторону заката.
— И который, мистер Доннелли, по-вашему, час? — спрашивает мистер Макманус.
Я стою в дверях, разглядывая носки ботинок.
— Извините, сэр.
Смешной он тип, наш мистер Макманус, — ругает меня за опоздание, но я-то знаю, что ему наплевать, я же телепат. Очень мои способности помогают, когда надо узнать, что человек взаправду думает, а что нет. Сейчас мистер Макманус только понарошку сердится, а я делаю вид, что мне стыдно.
— Иди садись, Доннелли, — говорит мистер Макманус и снова утыкается в книжку.
— Ну, чего тут происходит, Пердун? — спрашиваю, втискиваясь за парту.
— Да обычная хрень, — отвечает.
— Ну, раз уж мы все наконец собрались, — мистер Макманус бросает на меня косой взгляд, — давайте проведем небольшой конкурс. Напишите сочинение длиной в страницу на свободную тему. Победителя ждет приз. Ну а кто не хочет участвовать — просто тихо посидите.
Все стонут. Основную программу мы сто лет как прошли, теперь только и делаем, что поем и читаем всякие истории, и всех это достало. Меня, правда, нет. Я люблю песни и истории. Так что я напишу свое сочинение. Надо, чтобы Крутые Парни его не увидели — они с удовольствием грохнут меня, потому что я умный, но не крутой. Слава нашему Господу, Пресвятой Богородице и Младенцу Христу, у меня есть друг Мартин, Мартун-Пердун. Пердун — классный парень и тоже крутой, но он не из них. Не будь его, меня бы уже раз семнадцать прикончили.
МОЙ ПЕС КИЛЛЕР
Мой Киллер — он отличный пес,
Это вовсе не вопрос.
Когда я вожу его гулять,
Он и не думает сбежать,
Он все команды выполняет
И ни на кого никогда не лает.
Ну да, он не учился в школе,
Но оттого глупее, что ли?
А если он к нам в класс придет,
То, спорим, сразу сдаст зачет.
Он ночью лает иногда —
Его пугает темнота,
На папин стул он любит влезть,
Потом там остается шерсть,
А маму это очень злит,
Она зовет его «бандит».
Не лучшее из моих стихотворений, но это я так, развлекаюсь. Интересно, а в стихах можно писать неправду? Они сдохнут от зависти, если решат, что у меня есть собака.
— Ну, участники конкурса, закончили? — спрашивает учитель.
— Да, сэр.
Все фыркают и таращатся на меня и еще на двух умников, которые откликнулись. Я вечно что-нибудь такое выпаливаю. А чего бы, казалось, не придержать язык, пока я не выберусь из этой школы и не перейду в гимназию Святого Малахии?
— Кто читает первым? — спрашивает мистер Макманус.
— Я, сэр! — вызывается Прыщ.
Все переглядываются, усмехаются. Ладно, хоть от меня отцепятся. На Прыща можно положиться. Он всегда первый. Первым поднимает руку, первым вызывается что-то сделать, первым получает по башке. Впрочем, на экзаменах я его сделал, потому как в классе я иногда нарочно отвечаю неправильно, а там не стал.
Прыщ откашливается и читает каким-то загробным голосом, прямо как у пришельца. Про горы, море и чего-то там про красоту. Можно подумать, кого-то в Ардойне все это колышет. Мог бы за столько-то лет и усвоить, что есть вещи, про которые при Крутых Парнях лучше помалкивать.