«Крутые Парни»: в главных ролях — Близнец Макколи-Козявка и Близнец Макколи-Громила, в остальных ролях Шлюхован и Павиан Макерлан. Филим про отстойных придурков: как они плохо учатся и выносят мозг всем, у кого он есть. Скоро на ваших экранах.
Близнец-Козявка таращится на меня и жует соломинку — нам такие выдают в придачу к бутылкам с молоком. Спер откуда-то, потому что молока пока не давали. С него станется. Его здоровый глаз так и прожигает меня насквозь. Другой — направлен на макет замка Каррикфергюс. Кривой глаз проследил за пулей, которая оцарапала его лицо, да так и не вернулся на место. Будь я этим глазом, тоже бы не стал возвращаться. Чтоб не видеть в зеркале свою рожу.
— Благодарю, мистер Кэмпбелл, вижу, что вы постарались и получилось неплохо, — говорит Сэр. — Ну, кто следующий? Мистер Клоуз?
Краткая справка: Шон Клоуз, он же Шлем-Башка, взят под наблюдение, переехал на мою улицу месяц назад, из богатеньких значит наверняка двойной агент протестантов, потому как где вы видели богатого католика; друзей нет, любит выпендриваться. Вывод: последняя сволочь.
К Шлему не суются, потому что в первый его день в школе кто-то попытался ему накостылять и получил в ответ по физии приемом карате. Это крайне подозрительно. Шпион-протестант, владеющий кунг-фу? От них можно всего ожидать!
— Мой рассказ называется «Шмель по имени Монти», — произносит Шлем-Башка. Я фыркаю громче всех. — Монти родился в Суррее и работал летчиком на «Спитфайрах». Он был близоруким шмелем и носил очень большие очки…
Бубнит дальше, но я не слышу. Мне уже и так ясно, что рассказ выйдет суперским. Про некоторые вещи все понятно с самого начала. Если бы он читал домашнее задание, я бы сказал, что ему помог его богатенький папашка. Мало того, что он вперся в новый дом, рядом с нашим, и в мой класс, он еще хочет впереться на мою территорию. Это мне здесь положено писать супер-рассказы.
Я бы до такого сюжета никогда не додумался. Никогда. Вот разве что учился бы не в Ардойне, а там, где чему-то учат. Ладно, после лета я все равно отсюда отваливаю. Гимназия Святого Малахии, привет! Уж там-то я научусь писать супер-рассказы ничуть не хуже этого козла.
Но сегодня он, похоже, возьмет надо мной верх. А этого я допустить не могу. Ни фига у него не выйдет!
Запихиваю тетрадку сзади в штаны и встаю.
— Сэр, можно выйти?
— Прерывать человека невежливо, мистер Доннелли, — сообщает мне Сэр.
— Очень надо. — И хватаюсь за ширинку, мол, прямо сейчас описаюсь. Как будто давно уже невтерпеж. Как типа «Ох, совсем невмочь. Боженька, сейчас помру». Да ладно, я просто придуриваюсь. Хотя даже сам себе поверил, а это уже неплохо. Молодец я. Может, стану актером, когда вырасту?
Сэр указывает мне на дверь жестом скучающего короля. В коридоре все двери классов открыты, и учителя косятся в мою сторону, когда я несусь мимо. У двери миссис О’Халлоран я притормаживаю и всовываю голову в ее класс. У нас с ней есть своя общая тайна. Она поднимает глаза, улыбается.
— Кого я вижу, Майкл Доннелли! Ну-ка, дружок, зайди на минутку, — воркует она, точно голубка.
Я влюблен в миссис О’Халлоран. Она только мне доверяла относить ее бумаги мистеру Макдермоту. Называла меня «Булочкой с изюмом». И еще Котенком. Говорила, что я не как все. Не как другие мальчишки. В последний день учебы в ее классе я купил ей бусы. За целых пятьдесят пенсов. На них висело золотое сердечко, а на нем сзади было написано: «Люблю тебя».
— Вот, ребята, посмотрите на мистера Майкла Доннелли, — говорит она, положив мне руку на плечо, а у меня мурашки так и бегут по коже. — Он один из… да нет, он просто самый лучший ученик, какие когда-либо были в школе Святого Креста.
Я пупею. Рожа делается красная и горит, будто выпоротая задница.
— Он поступил в гимназию Святого Малахии. И это неудивительно. Видите, ребята, чего можно добиться, если много и упорно работать.
Смотрит на меня и так и сияет. Вообще-то это секрет, но, думаю, если ребятишки из ее класса узнают, нестрашно. И вообще она права. Я упорный. У меня есть план. Выбраться из этой школы. Выучиться. Уехать в Америку. Заработать много денег. Перевезти туда Мэгги-Мелкую и маму, чтобы жили в моем пентхаусе.
— Спасибо, миссис О’Халлоран, — мямлю я голоском пай-мальчика, чтобы ученики видели, как она права.
— Мы тут будем очень по тебе скучать, — произносит она, улыбаясь. А потом шепчет: — Ты ведь зайдешь сегодня ко мне повидаться после уроков?
— Да, миссис О’Халлоран, — говорю, а сам так раскалился, что того и гляди взорвусь — человек-бомба.
Пнув ножку ее стола, улыбаюсь и быстренько выхожу. Вырасти бы поскорее, чтобы сбылись все мечты, вот только главная моя мечта — вернуться в класс П-3 к миссис О’Халлоран.
В туалете вытаскиваю тетрадку. Выдираю свой стих, рву на куски, швыряю в унитаз и смываю навеки.
Вхожу обратно в свой класс, все на меня пялятся так, что я опускаю голову, когда иду к парте. Прячусь под нее, как будто шнурок развязался.
— А, мистер Доннелли. Мы вас дожидались, — сообщает мистер Макманус.
— Почему, сэр? — спрашиваю я, делая вид, что тупое бревно. Крутое бревно к тому же.
— Вы, как я понял, тоже участвовали в конкурсе, — говорит он.
— Нет. — Звучит нахально.
— Встаньте, мистер Доннелли, — приказывает Макманус. Похоже, его пробрало. В классе пыхтят, перешептываются. — Вы хотите сказать, что ничего нам не прочитаете?
— Прочитает, сэр. Я видел, как он что-то пишет, — подает голос Пердун, опускает голову на локоть и ржет.
— Ну? — говорит Сэр.
— Да нет же. Вот, глядите. — Я показываю чистые страницы. — Во.
— Вы меня сегодня сильно нервируете, мистер Доннелли. Сперва опоздали, теперь вот это. И что, как вы думаете, вас ждет, если вы позволите себе такое поведение в Свят… в средней школе? Постойте-ка вот так немножко — может, вспомните, что вы там написали. — И мистер Макманус отходит к двери покурить.
Какое ему вообще дело? Я хорошо отношусь к мистеру Макманусу, но иногда ему будто вожжа под хвост попадает.
— Во вляпался, — ржет Пердун.
— Ты зачем болтаешь?
— Я же видел, как ты пишешь. А теперь прикалываешься. Что, правда ничего не написал? — спрашивает он и этак картинно поднимает брови.
Мне совсем не хочется ссориться с Пердуном, потому как он мой лучший школьный друг. Единственный друг. После уроков мы не общаемся, потому что он живет на другом конце Ардойна, рядом с протестантским районом, а мне туда ходить не разрешают из-за беспорядков. Через несколько недель начнутся каникулы, и мы будем видеться совсем редко. А после каникул я уйду в Святого Малахию, а он, как и все остальные, — в Святого Габриэля. Интересно, а куда пойдет Шлем-Башка? Этот выпендрежник с белесыми волосами и голубыми глазами, этакий «полюбуйтесь-ка на меня, на мои супер-рассказики и чистенькую форму».
Мистер Макманус входит обратно, а за ним директор, мистер Браун.
— Доннелли, подойди сюда, — говорит мистер Браун, и я иду, потому что с этим лучше не связываться.
У меня не бывает проблем с учителями. Я хороший мальчик. И вряд ли это из-за моего стишка. Видимо, что-то связанное со Святым Малахией. Мистер Браун посоветовал пока не трепаться об этом другим ребятам, а потом взглядом договорил: «Если хочешь остаться живым». Мистер Браун что-то шепчет мистеру Макманусу, вид у него страшно серьезный. Потом мистер Браун кладет мне руку на спину и выталкивает в коридор.
Я стою у окна и гляжу на заасфальтированную игровую площадку, усыпанную стеклом и заляпанную краской из бомбочек, которые Крутые Парни бросают по вечерам через стену. В окне отражается мистер Макманус — накрыл рот ладонью, смотрит в пол. У мистера Брауна одна рука в кармане, другой он чешет лысину. Что-то не так. Похоже на сцену из филима, когда кому-то сообщают важную новость, но при этом играет музыка и слов не слышно, хотя всем понятно, о чем говорят. Обычно герой узнает, что смертельно болен, или что родители его погибли в автомобильной катастрофе. Только у нас нет машины, значит…
— Иди за мной, — командует мистер Браун.
Я иду, но все время оглядываюсь на мистера Макмануса, который все стоит у двери и улыбается мне как будто… У меня лейкемия! Шла же у меня в прошлое Рождество кровь из носа. Голова начинает кружиться, слегка.
В конце коридора дверь в кабинет мистера Брауна открыта. Он заходит. Я жду.
Лежу на больничной кровати, родные стоят вокруг на коленях и плачут. Я приподнимаюсь и говорю: «Прощаю вас всех. Даже тебя, Пэдди». Улыбаюсь, дотрагиваюсь до его головы и умираю.
— Входи, Майкл, — говорит мистер Браун. Впервые за семь лет он назвал меня не по фамилии.
Чтоб я сдох! В кабинете сидят Ма и Папаня. Одетые по-воскресному. Чо-то это мне совсем не нравится — как будто сериал какой-то.
— Садись, сынок, — предлагает Папаня сладким голоском.
Надеюсь, мистер Браун не унюхает сквозь мятную конфету, как от него разит перегаром. Сажусь в пустое кресло.
— Майкл, я помню наш с тобой разговор касательно предложения, поступившего тебе из гимназии Святого Малахии, и хочу тебя заверить, что все мы здесь, в Святом Кресте, очень тобой гордимся, — говорит мистер Браун, нервно тиская руками бумаги на столе. — Но ты, Майкл, уже совсем взрослый, и есть определенные вещи, которые ты должен понимать. — Складывает пальцы в замок и постукивает обеими ладонями по столу. — Майкл… Твои родители попросили меня с тобой поговорить, объяснить тебе, что…
Ма кашляет, ерзает в кресле, смотрит в пол.
— …к сожалению… Майкл, ты не сможешь учиться в гимназии Святого Малахии.
Губы мистера Брауна продолжают двигаться, но звук вдруг пропал. Сосредоточься, Микки — хватит ворон считать! До меня долетает что-то про «пять лет… расходы на дорогу… форма и учебники… два автобуса туда, два обратно».
— Я люблю ездить на автобусе, — бормочу я и бросаю взгляд на Ма, ожидая поддержки, но она уставилась на мистера Брауна — а тот встал со стула и, пока говорит, щелкает жалюзи.