Матушка царица,
Мячик где хранится?
Глянь ко мне в карман:
Только он не там, —
поем мы все хором.
Бридж оборачивается. Мы, как можем, пытаемся ее надуть. Мэгги-Мелкая страшно взбудоражена — ведь, может, в следующий раз она будет водить. Шейла стоит по другую сторону от Мэгги. Я вижу, что она смотрит на Бридж.
— «Глянь ко мне в карман, только он не там», — поет Шейла, указывая головой на Мэгги.
— Да уж, задачка не для дураков. А вы все просто молодцы, — говорит Бридж.
Девчонки улыбаются, потому что Бридж их похвалила.
— Он… — оглядывает весь ряд, — …у тебя?
Указывает на нашу Мелкую — я так и знал заранее.
Мэгги ушам своим не верит: когда игроков так много, догадаться очень сложно. Мэгги смотрит на меня, а я не знаю, что делать. Пожимаю плечами, улыбаюсь, мол, «ну, вот видишь». Надо же что-то сделать. Мэгги смотрит на меня: «Я не понимаю. Что я не так сделала?» А мне хочется ей сказать, что она-то все сделала как надо.
Мэгги отворачивается, будто говоря: «Да от тебя никакого толку» — и отдает мячик Бридж — та теперь опять будет водить.
Какая все-таки эта Бридж Маканалли дрянь. Но она за это заплатит. Я вам точно говорю. Обманывать мою Мэгги никому не позволено. И обижать ее тоже. Я никому не дам. Внутри все так и бурлит. Как ведьмин котел ненависти. Вот я прямо сейчас. Я ей все скажу. На стене — крупные белые буквы, они пляшут и говорят: «Придет и наш день!»
— Бридж, — зову я.
— Чё?
Слов не выговорить. Поэтому я просто таращусь на нее, а она таращится на меня. Кто Кого Переглядит. Я вижу ее крошечный мозг, размером с блоху, — он пытается сообразить, чего я тут задумал.
— Ты на кого это, блин, таращиться надумал, педик? — шипит она.
Мартина наверняка слышала.
— На тебя! — отвечаю я.
Это я ради Мэгги.
— Фу-ты ну-ты! — Она втягивает воздух сквозь зубы. — Все, Доннелли, наигрался. Чтоб я тебя больше не видела. Пошел вон отсюда!
— Думаешь, ты круче всех, потому что твой папаня в тюрьме?
Бомба взорвалась — и весь мир замер.
— Что ты сказал про моего папаню?! — орет Бридж, и заклятие разрушается.
Я не отвечаю. Смелость моя уже выдохлась.
— И у него еще хватает наглости говорить про чужого папаню! — верещит она громко-громко. — А мы, между прочим, все знаем, что его папаня — безмозглый псих, бегает по улицам и орет. А еще он алкоголик.
Все внимательно слушают.
— А вот и нет! — ору я в ответ. — Мой папа уехал в Америку. Работает, зарабатывает деньги, скоро пришлет их сюда, и мы поедем к нему жить.
Складываю руки на груди, чтобы все видели, что я взял верх.
— А моя Ма говорит, что твой папаня ошивается в городе с другими пьянчугами, валяется на тротуаре и выпрашивает денег.
Не могу поверить. Да как он мог так с нами поступить? Чтоб он СДОХ. Нет, не просто сдох, пусть его уничтожат, будто никогда и не было. Теперь она взяла верх. С его помощью.
Спокойно, проверь базу данных. Это она думает, что взяла верх.
— Ну а твой папаня? Ты считаешь, что он в тюрьме, потому что он такой крутой боец ИРА, а он в тюрьме, потому что спер мешок колбасы!
Кто-то хихикает. Другие просто обалдели и замерли. Бридж смотрит на меня так, будто я дал ей по физиономии.
— А вот я теперь нажалуюсь на тебя своему папе, и он тебя убьет. Считай, что ты покойник, Доннелли. Я на тебя в ИРА нажалуюсь.
— Микки, а ну иди сюда, сию же минуту! — кричит Ма. Она-то когда вышла из дома? Тетя Катлин идет по улице, смотрит на нас. — Ты что, не слышишь, что я тебя зову? — кричит Ма.
Бросаю на Бридж самый что ни на есть страшный взгляд.
— Ты покойник, Доннелли.
Бегу через пустырь к Ма.
— Иди-ка сюда, быстро!
Не отвечаю, проскакиваю мимо, чтобы не получить по голове. Сажусь на стул, перед которым раньше стоял телевизор, болтаю ногами. Какая же все-таки дрянь эта Бридж Маканалли. Просто убил бы.
— Чего она там тебе наговорила? — Ма стоит у дверей, глядя на девчонок.
— Ничего.
— К этой не суйся. И вообще, ни к чему тебе водиться с девчонками. Ты уже большой для этого.
А я, блин, пошел с ними играть только ради Ма. Ничего себе! Погодите. Я просто плохо соображаю. Она имела в виду, что мне нужно играть с мальчишками, не с девчонками.
И что теперь Бридж сделает? Найдет способ меня убить.
Входит Мэгги. Она все слышала про Папаню. Сейчас я ее утешу.
— Иди сюда! — Широко раскидываю руки.
— Почему ты всегда все портишь?! — выпаливает она. — Лучше бы ты вообще не был моим братом!
И убегает.
Вижу в окно, как Мелкая подходит к Бридж и другим девчонкам, они сворачивают в проулок. У меня сжимается сердце. Вижу в окне свое отражение. Это другой я. Мой призрак. Может быть, я только что умер.
17НЕДЕЛЯ ДО СВЯТОГО ГАБРИЭЛЯ
— Вот, эта последняя, Киллер.
В ладонях куча заноз, да и болят они здорово. Верчу мешок со щепками, закручиваю верхнюю часть, завязываю на узел. В тачку, к остальным. Если бы не желание держать свою новую работу в тайне, можно было бы начать собственное дело. «Щепки от Доннелли — в кухне ли, в доме ли». Это в качестве рекламы. Надеюсь, первой партии хватит, чтобы заплатить за продукты и подсунуть немножко Ма в кошелек. Потом помогу ей рассчитаться с Минни. А потом начну копить на билет в США.
Щепа нужна всем — на огне подогревают воду. Ну, не всем. Богатые используют водогреи. Они есть во всех новых домах. Водогреи. У нас тоже будет, когда наш дом снесут, а нам дадут новый.
Двенадцать мешков я собирал целую вечность. Бедный топорик дяди Джона уже ни на что не годен. Кивает головкой каждый раз, как я им тюкаю.
Уже почти стемнело, так что надо спешить.
— Пока, Киллер. Веди себя хорошо.
Пчела-золотая рыбка лежит мертвая на дне банки. Надеюсь, ее призрак теперь рядом с Киллером. Банку я не тронул — пусть там будет ее могила, прямо рядом с Киллером.
Нюхальщики клея опять явились, впервые за уж и не знаю сколько времени. Я за ними следил. Выжидал.
Толкаю тачку, взятую у костра, через Яичное поле к яичной фабрике. По буграм она идет плохо. Каждый раз, когда на повороте какой-нибудь кривоватый бугор попадается на пути колеса, оно застревает. Мальчишки, готовившие костер, уделали ее вусмерть с помощью огромного молотка, а потом бросили рядом со сгоревшими домами.
Ставлю тачку рядом с дырой в стене, залезаю внутрь, специально шумлю, чтобы они знали: кто-то пришел.
— Тереза! — кричу.
— Кто это?! — кричит в ответ Нюхальщик.
— Микки Доннелли. Мне нужна Тереза Макалистер, — отвечаю, пытаясь говорить басом.
Перешептывания.
— Заходи! — кричит Тереза.
— Сама сюда выйди! — отвечаю.
— Не, ты давай сюда! — От звука ее голоса по коже бегут противные мурашки.
Пробираюсь через пролом в стене, по трубам и металлическим ящикам. Свет полосками падает через крышу, как и в прошлый раз. Свет Господа. Он сияет на Детей Клеевых.
— Порядок? — спрашивает Нюхальщик.
— Ага, — отвечаю я, прикидываясь ардойнским Крутым Парнем. Нужно тренироваться перед Святым Габриэлем.
Сажусь рядом с Терезой. Нюхальщик кладет ладонь ей на ногу.
— Отвали. Она твоя подружка, — говорит Тереза и указывает на Нюхальщицу.
Нюхальщик кладет ладонь Нюхальщице на колено. Не знаю, возражает она или нет. Поди разбери, потому что ее лица мне сквозь мешок с клеем не видно.
— И чего тебе надо, Микки Доннелли? — спрашивает Тереза.
— Пошли прогуляемся? — предлагаю.
— Не, сейчас моя очередь. Эй, давай сюда! — говорит она, выхватывая у Нюхальщицы мешок.
Нюхальщика я не знаю. Он не из здешних. С виду совсем больной на голову. Однако крепкий.
— Как-как там тебя зовут? — спрашивает он.
— Доннелли, — отвечаю я, потому что крутые называют друг друга только по фамилии.
— Микушка-Херушка, на самом деле, — ржет Тереза.
— Давай. — Он пихает мешок, который держит Тереза, в мою сторону. — Твоя очередь.
— Не! — говорю я, этак круто. Может, раз он меня не знает, он решит, что я настоящий ардойнский Крутой Парень. Вот только я сам слышу свой голос, и звучит он все еще вежливо.
— Как это «не»? — удивляется Нюхальщик. — Ты ж не пробовал.
И смотрит на меня злобно.
— Еще как пробовал. Скажи, Тереза?
— Я почем знаю? — Она передергивает плечами.
Заставляет меня расплачиваться за прошлый раз.
— Ну хорошо, ладно, тогда давай, — говорю.
Забираю мешок у Терезы. Они смотрят. Прикладываю мешок к лицу, вдыхаю. И еще раз.
— Ну, во. Говорил, что уже пробовал.
Передаю мешок Нюхальщице.
Легкая голова. Как если встать на ноги очень резко. Нюхальщик улыбается. Видимо, знает, что со мной происходит. Кладет ладонь на ногу своей подружки, а вторую — на Терезину.
— Отвали, блин! Я же сказала!
Она пихает его изо всех сил, и он сваливается назад с обломка стены, на котором сидел. Терезин смех превращается в громкий кашель. Она отхаркивается.
«Как она прекрасна», — поет у меня в голове Стиви Уандер. Чтобы по доброй воле подойти к Терезе, нужно быть Стиви Уандером. Но это же ради Мартины.
Тереза сидит у меня на колене, обнимая меня рукой за шею, прижимается ко мне — можно подумать, я Род Халл, а она Эму. Только Эму покрасивее будет и фиг даст мне погладить свою задницу.
Нюхальщик протягивает к Нюхальщице руку, поворачивает к себе лицом. Она даже глаз не открыла. Он начинает ее целовать. Открывает и закрывает рот, точно рыба. Видимо, вот так люди и тискаются.
— Ну давай. Долго мне, блин, тут сидеть, как дуре?
Тереза наклоняется вперед, закрывает глаза и открывает рот. Я тоже открываю рот, но и глаза оставляю открытыми. Она присасывается ко мне — точно космический корабль пристыковался.
Она то сжимает, то разжимает губы. Я делаю то же самое, поворачивая голову, чтобы видеть других. Нюхальщик тоже работает губами. Засовывает руку Нюхальщице под юбку. Она кладет руку ему между ног. Я вижу контуры его причиндала, он торчит. Мой причиндал вздрагивает. Хочется смотреть и дальше.