Винченцо Джустиниани – богатый банкир, утончённый ценитель изящных искусств. Ему показалось, что художник изобразил волшебной красоты девушку, и он уговорил кардинала продать картину.
Есть ещё один вариант «Лютниста», написан гораздо позже и хранится в Метрополитен-музее. На картине изображён знаменитый певец, кастрат, он играет на лютне, а рядом лежит скрипка, будто ждёт кого-то. Когда я бываю в Метрополитен-музее, всегда подхожу к этой картине и каждый раз радуюсь: наша, эрмитажная, гораздо лучше.
Уникальность искусства, на мой взгляд, понятие относительное: многие великие художники не раз повторяли свои удачные картины. Например, «Мария Магдалина», «Даная» повторялись Тицианом. Мне нравится смотреть в других музеях на «братьев наших»: приятно сравнивать и восхищаться своими.
«Лютнист» прекрасен и загадочен: если отгадаешь – многое поймёшь. Лютня – эмблема любовников. Ваза с цветами рядом с лютнистом многое поясняет: шесть цветов – шесть знаков. Дымный ирис – привет из рая, он оберегает от смерти и забвения; жасмин – любовь, которой не страшны никакие запреты; розмарин – морская роса – укрепляет любовь, хранит преданность; дамасская роза – символ молчания и застенчивой любви; ромашка помогает всем, кто просит о помощи. Рядом с цветами – плоды: груши – символ долговечности и крепкой дружбы; огурец – напоминание о движении, об энергии; фиги – знак просветления, но и знак запрета; капуста – средство против невоздержанности и намёк на то, что кто-то из ваших друзей лукавит и кое-что от вас скрывает. Цветы и фрукты… Восхитительно, но они потихоньку увядают, а значит – всё в мире хрупко, бренно, и красота не вечна. Кто понимает – тот знает: увидеть во сне играющего на лютне – добрый знак, ждите вестей от старых друзей.
В Эрмитаже провели эксперимент «Ароматы картины Караваджо». Итальянский парфюмер предложила выставку ароматов – перед картиной поставили несколько флаконов с запахами цветов и фруктов, изображённых на полотне. В одном флаконе все запахи смешали, в результате выпустили духи от Караваджо: терпкие, густые, странные.
Однажды в Эрмитаж пришёл Пол Маккартни. Он долго бродил по залам, особенно его интересовали музыкальные инструменты, изображённые на картинах. «К сожалению, – говорил он, – инструменты молчат, я не слышу их, но вот лютня Караваджо… звучит».
Не пой мне, лютня, я прошу, не надо,
Не пой о том, к чему летят мечты.
Понтюс де Тиар
«Лютниста» купил Александр I. Посоветовал императору приобрести её для Эрмитажа Виван Денон – создатель Лувра. По одной из версий, он приезжал в Россию – хотел поработать. К сожалению, не получилось, не сошлись характерами с Екатериной Великой. Он был расстроен, но «получил хороший урок»: увидел, как Екатерина собирает коллекцию, какие шедевры она покупает и как великолепно они смотрятся вместе. Приятно думать, что идея создать Лувр, возможно, зародилась у него именно в России: Эрмитаж возбудил мечты, фантазии, идеи.
В 1956 году в Эрмитаже открылась выставка Пикассо. Конечно, мы с приятелями отправились посмотреть: нам, как участникам эрмитажного кружка, было очень интересно увидеть своими глазами работы художника, о котором так много говорилось. Мы прошлись по залам и высказались: «Барахло, сами можем такую ерунду написать». Рядом стояла сотрудница музея (человек нами очень уважаемый и симпатичный), она посмотрела на нас презрительно: «Идиоты!» Я обиделся, но задумался: всё непросто и не всё всегда понятно. Музей учит смирению, и я на всю жизнь усвоил: человек в музее должен потрудиться, прежде чем получить удовольствие, наслаждение нужно заслужить. Я убеждён: музей – это не отдых в парке аттракционов. Да, конечно, в музей приходят за удовольствием, но это удовольствие просвещённого человека, это интеллектуальное путешествие, и к нему нужно готовиться. Музей – священная территория и не допускает высокомерия. Безусловно, в музее встречаются сюжеты причудливые, сложные, непонятные – они могут не нравиться, не совпадать с вашими вкусами, наконец, с настроением. Всё правильно и нормально, но надо приучать себя к новому взгляду и новому восприятию мира.
Сергей Иванович Щукин, великий коллекционер XX века, не любил Пикассо, Пикассо вызывал раздражение. «Почему мне не нравится? Может быть, я чего-то не понимаю, что-то упускаю?» – задумался Щукин и купил «Девушку с веером». «Я повесил “Девушку с веером” неподалёку от входной двери, по пути в столовую. Я проходил по коридору каждый день и невольно бросал на неё взгляд. Через некоторое время это стало входить в привычку. Прошёл месяц, и я стал осознавать, что, не взглянув на картину, чувствую себя за обедом не по себе, мне чего-то не хватало. Я стал глядеть на картину дольше: у меня было ощущение, будто я набрал в рот куски битого стекла. И вот, в один день я ужаснулся – я почувствовал в картине, несмотря на то что она была бессюжетная, какую-то особенную силу, власть. Я ужаснулся, так как все остальные картины моей галереи стали вдруг казаться скучными – мне не захотелось больше их видеть. Они стали неинтересны и бессмысленны. Я уже чувствовал, что не могу жить без него, Пикассо, и купил ещё. Он овладел мной, словно гипноз или магия, и я стал покупать картину за картиной». За четыре с половиной года Щукин купил 51 работу Пикассо. Мне кажется, есть смысл дождаться, когда картина заговорит с вами, и ваш мир станет ярче, больше, значительнее.
«Я стремлюсь к сходству более глубокому, превосходящему реальность», – говорил Пикассо. Он мечтал написать танец, искал образ женщины, скидывающей покрывало, увлечённой волшебством движений. Существуют десятки рисунков, набросков, эскизов: «Я делаю сотни зарисовок в течение нескольких дней – продвигаясь вперёд, я как бы последовательно открываю всё новые окна». У Пикассо был приятель, врач-гинеколог, который разрешал художнику надевать белый халат, называть себя ассистентом доктора и свободно беседовать с пациентками о самых интимных подробностях. Художника особенно интересовали разговоры с актрисами, балеринами, танцовщицами. Его поразила одна история. Молодая женщина страдала тяжёлой формой депрессии; однажды ей привиделось, что она – королева Тибета, и она тут же начала вести себя как настоящая королева, ей нравилось танцевать босиком и сбрасывать с себя одежды: настоящей королеве позволены любые причуды. Этот королевский танец избавлял её от тоски, меланхолии, мрачных мыслей. «Какое великолепное освобождение дарят фантазии и движения, – размышлял Пикассо. – Мы живём в мире сказок и кошмаров, но где граница между выдумкой и бредом? Мы танцуем, чтобы почувствовать себя свободными. Мы все знаем, что искусство не есть истина. Искусство – ложь, но эта ложь учит нас постигать истину, по крайней мере, ту истину, какую мы, люди, в состоянии постичь. Художник должен найти способ убедить других в правдоподобии своей лжи».
«Танец с покрывалами» Пикассо написал в 1907 году. Несколько важных событий случилось в его жизни, и его взгляд на мир и на искусство поменялся. Весной 1907 года Пикассо в гостях у своей приятельницы Гертруды Стайн встретил Матисса, который с наслаждением показывал своё новое приобретение – африканскую скульптуру. Оба художника в восторге от неё. На следующий день Пикассо отправился в музей «Трокадеро»[57]: «Запах плесени и отвращения сдавил мне горло. Я был так подавлен, что сначала собрался немедленно уехать, но я заставил себя остаться, чтобы исследовать эти маски, все эти объекты, которые люди создавали со священной целью – служить посредниками между ними и неизвестными враждебными силами, окружающими их. Люди пытались преодолеть свои страхи, давая им цвет и форму. Я понял, что действительно означает живопись. Это не эстетический процесс, это – форма магии, которая находится между нами и враждебной вселенной, она воплощает как наши страхи, так и желания. В тот день я понял, что нашёл свой путь». Африканский период длился всего два года, но многое изменил во вкусах и привязанностях. Пикассо стал коллекционером африканского искусства, оно его вдохновляло: изображать то, что мыслишь, а не то, что видишь, снять налёт реальности. «Я понял, – говорил Пикассо, – все эти фетиши… они были оружием, которое помогало людям высвободиться из-под власти духов, обрести независимость. Если мы придаём духам форму, мы становимся независимыми от них. Духи, бессознательное, эмоции – всё это одно и то же».
Изломанная… Первая плоская фигура женщины-маски на картине Пикассо разительно похожа на те изображения, которые выставлены в Эрмитаже недалеко от зала Пикассо – в залах, посвящённых Африке. Противоречия нет, а есть некая связь, некое соединение, возможность с помощью отголосков чужого языка воссоздать собственную древность, магическую и беспощадно современную. Женщина, срывающая покрывало, – попытка обрести свободу, избавиться от страхов и ужасов действительности.
В том же 1907 году произошло ещё одно событие, важное для творческих поисков Пикассо. Анри Матисс показал публике «Голубую обнажённую» – откровенная, бесстыдная, завораживающая женщина томно лежит на земле под пальмами. Разразился страшный скандал. Картину приобрёл Лео Стайн и увёз в Америку, показал на выставке. Шок в обществе – студенты Чикагского художественного института в знак протеста против подобной живописи сожгли репродукцию картины. Все возбуждены и возмущены, и в Европе, и в Америке. Пикассо, наоборот, испытал восторг и по-своему поддержал Матисса – написал пастель «Спящая обнажённая», а через некоторое время – «Танец с покрывалами».
Танец – сакральное действо; покрывало – граница между мирами, между землёй и небесами, занавес между тем, кто ищет, и тем, что он ищет. Древние жрецы, чтобы приблизиться к тайне, скрытому, сбрасывали одно за другим тончайшие покрывала, дабы оставить на земле частичку себя, и, обнажившись, уходили от всего реального. Они таким образом преодолевали земное тяготение. Нагота – начало новой жизни и свобода от житейских уз, воспоминаний, страданий.