Однажды Матисс сказал: «Откровение пришло ко мне с Востока». Мы знаем, что художники, поэты, философы конца XIX – начала XX века находились под огромным влиянием Востока. Ориентализмом называется целый комплекс идей, образов, фантазий. Ориентализм означает «восточный». Неведомый, загадочный, обольстительный Восток тревожил воображение:
………………………….
И свет с Востока засиял,
И то, что было невозможно,
Он возвестил и обещал.
И разливался широко,
Исполнен знамений и сил,
Тот свет, исшедший от Востока,
С Востоком Запад примирил.
Владимир Соловьёв
Художники рисовали чудесный Восток. Жан Огюст Доминик Энгр писал восточных одалисок… Не важно, что одалиски были просто служанками, уборщицами, горничными жён и наложниц, – в фантазиях европейских мужчин они превращались в богинь любви. Эжен Делакруа рисовал красавиц в роскошных богатых нарядах, украшенных сверкающими драгоценностями. Жан Люк Жером восхищался причудливой роскошью зданий, дворцов, фонтанов, садов. В Эрмитаже хранится его картина «Бассейн в гареме», написанная по заказу великого князя Александра Александровича, будущего императора Александра III, – нега, чувственность, грациозность уводят в мечты лёгкие, дерзкие.
И понял, что я заблудился навеки
В слепых переходах пространств и времён.
* * *
Мелькающие отражения
Потерянного навсегда.
Николай Гумилёв
Меня любят спрашивать, какая моя любимая картина в Эрмитаже. Обычно на этот вопрос я не отвечаю – это моё личное дело и никого не касается. Однако вкусы, как и настроения, меняются, и всё-таки иногда я позволяю себе говорить о любимых картинах. Одна из них – работа Матисса «Арабская кофейня», великая картина, одна из его лучших.
Картину заказал художнику Сергей Иванович Щукин. Он писал Матиссу:
«“Арабское кафе” пришло в хорошем состоянии, и я повесил его в своей комнате. Эта картина нравится мне теперь больше всех других, и я смотрю на неё каждый день не меньше часа».
В 1910 году Матисс приехал в Мюнхен и посетил большую выставку мусульманского искусства. Он в восторге, он – потрясён: Восток его околдовал. Матисс отправился в Марокко – дивный странный мир увлёк его. Остановился в Танжере: «Не могу налюбоваться городом, светом, солнцем». Краски будоражили, Матисс работал с упоением – пейзажи, люди, здания, горы. Самое прекрасное место на земле – городок Марракеш у подножия Атласных гор, окружённый дивными оливковыми и апельсиновыми рощами, хранящими древние легенды.
Мужественный, сильный титан по имени Атлант жил на побережье. Он обладал такой мощью, что мог удерживать на плечах столбы, которые поддерживали небо. Он был смел, очень горд и самолюбив. Однажды в приступе ярости он оскорбил любимца богов Персея – не позволил ему отдохнуть в своих владениях. Персей рассердился и указал на титана коварной Горгоне: гордеца превратили в каменные громады. С тех пор они называются громадами Атласа и сдерживают знойные ветры пустыни Сахара.
Уинстон Черчилль в минуты душевной тоски рисовал величественных исполинов и находил утешение:
«Мои вкусы просты, я легко удовлетворяюсь наилучшим и знаю, что любой кризис – это новые возможности». Когда-то в Вашингтоне мне показали симпатичную тарелочку, разрисованную сказочной красоты пейзажами и горами. Меня спросили:
– Вы знаете, что это такое?
Мне повезло – я узнал пейзаж из окон отеля Мамуния в Марракеше и знал эту историю:
– Это горы Атласа – те, которые рисовал Черчилль, и его рисунок изящно перевели на фарфор.
Свет волшебной Африки повлиял на многих людей – он изменил их взгляд на мир. “У меня обновилось зрение, – писал Матисс, – я открыл новый цвет – цвет прозрачного вечера”».
«Арабская кофейня» – сидят люди, отдыхают: время сиесты, спокойствия и умиротворения. Мудрый обычай – отдыхать в зной и жару, он позволяет людям набираться сил, а значит – лучше работать. Есть время для отдыха и время для работы; есть время для действий и время для размышлений. Древние народы живут вечно, потому что чтут обычаи и традиции, которые учат спокойствию. Они знают, что на самом деле нет ничего важнее, чем неспешность и благостное расположение духа. Есть много дорог, которые ведут к вершине. Но пейзаж остаётся неизменным. «Я хочу, – говорил Матисс, – чтобы моя живопись давала переутомлённому, измученному человеку спокойствие и отдых». Кофейня – за её стеклом шум, гам, суета, жара, а здесь – нежная прохлада, умиротворение. На ковре в глубине – музыкант, по сторонам – люди внимательно слушают музыку. Если долго смотреть, то можно услышать мелодию.
Рассказывают: однажды на весёлой пирушке поссорились молодые люди; музыкант, заметив их гнев, начал играть тихую нежную мелодию и продолжал играть до тех пор, пока их пыл не остыл – они обнялись. Музыкант, если он мастер своего дела, может направлять души к добродетелям и отвращать от низких поступков.
Ещё один посетитель курит трубку… Ваза с цветком – повод подумать о хрупкости жизни, золотые рыбки в большом аквариуме – символ вечного движения и бессмертия. Матисс заметил, что местные жители очень любят наблюдать за рыбками, их тихой плавной жизнью: можно долго молча смотреть на рыбок и приобщаться к вечному.
Матисс вернулся в Париж и в мастерской завёл аквариум с золотыми рыбками – смотрел на них часами, размышлял, фантазировал, припоминал: «Я пытался создать в своём искусстве кристально чистую среду для духа… Мне была нужна прозрачность, воздушность, лёгкость». Три цвета – бледно-голубой, жемчужно-серый и жёлтая охра, окрашивающая человеческие лица и руки. Рентген показал, что Матисс сначала всё задумал иначе: люди были яркого цвета – один жёлтый, другой синий, третий красный; человек наверху не играл на скрипке, а курил трубку; перед дверью внизу картины стояла обувь, которую люди на Востоке всегда снимают, входя в дом, мечеть или кофейню. Матисс все детали, все яркие краски убрал. Почему? «Я стремился к совершенству, а совершенствоваться – значит упрощать, – вспоминал Матисс. – …Лавина цвета бессильна сама по себе. Цвет достигает полной выразительности, если он организован и соответствует интенсивности чувства художника».
Для меня, востоковеда, «Арабская кофейня» напоминает стиль, созвучный мусульманскому искусству: тонкий, причудливый, любующийся красотой мельчайших деталей (предметов, обстановки, нарядов), и, конечно, дорог дух внутренней безмятежности, спокойствия, созерцания. Ценится тихое счастье. Мудрец сказал: «Направь душу к её благородным силам, к кротости, великодушию, смелости, справедливости, щедрости». Мы видим, как художник превращает обычную бытовую сценку в философский иероглиф, простая житейская ситуация становится поводом для размышлений о вечности, о человеке.
Вспоминается исламский богослов IX века, мистик Абу Хамид аль-Газали. Его высказывания и сегодня помогают принимать верные решения: «Когда ты видишь человека, который подозревает плохое в людях, изыскивая в них недостатки, знай, что он сам в душе плохой. Он смотрит на людей сквозь призму своего состояния, он чувствует удовлетворение от грехов других». Ему принадлежит очень важное толкование понятия «джихад». По его мнению, в 95-м аяте суры Ан-Ниса («Женщины») речь не идёт о борьбе на поле боя, о преодолении своего низшего я, (нарс), о борьбе «с самим собою», со своими тёмными желаниями, мыслями, поступками.
Эта картина Матисса вызывает у других мысли о контекстах искусства XX века, его противоречиях, о диалоге Пикассо и Матисса. Пикассо следует жёсткой христианской логике – гимн страданию и угроза адских мук. Его манера преображать действительность – суровая, мрачная, скорбная. Матисс же, меняя окружающий мир, рассказывает о наслаждении, о радостях жизни, прелестях рая на земле и на небе. Мне близок такой взгляд. На Востоке говорят: «Если ты не чувствуешь красоты цветов, если ты не ценишь дружбы и если тебя не радует музыка, ты болен, тебя надо лечить». Матисс вдохновлялся искусством и мудростью Востока. Он был очарован иранской миниатюрой: «Восток всегда был для меня откровением. Персидские миниатюры, например, открыли мне пути для реализации моих ощущений. Со своими деталями это искусство требует более обширного, по-настоящему пластического пространства. Оно помогло мне выйти за пределы интимной живописи».
В Эрмитаже хранится его чудесный «Семейный портрет» – лёгкая, безмятежная картина семейного счастья, умиротворения и благополучия. Искусство должно доставлять человеку радость, или напоминать о радости или мечте. «Пиршество на лоне природы» великого персидского каллиграфа и художника Риза-йи-Аббаси (Резы-и Аббаси), созданная в 1612 году, напоминает мне Матисса, и мне нравится рассматривать её – какие удивительные сближения случаются в искусстве.
Риза-йи Аббаси назвал себя в честь шаха Аббаса, своего повелителя и заказчика. Шах Аббас – знаменитый правитель из династии Сефевидов. Его сорокалетнее правление считается «золотым веком» иранской истории: благополучие и украшение городов, спокойствие, мир, расцвет экономики, открытость для многих влияний – в Иран стали приезжать европейцы, Иран узнал европейскую живопись, гравюру, музыку. Шах искал в Европе новые идеи, союзников, партнёров, мечтал о союзе с Европой. В столице – Исфахане – основал целый квартал Новая Джульфа, в котором построил 20 церквей, украшенных фресками, живописью по холсту, дереву. Европейский образ жизни и восприятие мира повлияли на жизнь и культуру иранцев.
«Пиршество» – традиционная для мусульманского времени сцена весёлой пирушки на природе: прекрасный знатный юноша наслаждается с друзьями весельем, пиршеством, утончённой красотой, изнеженностью. Дивные цветы, яркие наряды красивых людей, изысканные яства. «И небо, точно бирюза, невиданные ни во сне, ни наяву туберозы». Ака-Риза, чрезвычайно преуспев в искусстве живописи, изображении отдельных персон и рисовании портретов, стал настоящим чудом своего времени. Два великолепных листа «Пиршества» датированы 1612 годом, и на них надписи: «Бог! Закончено в понедельник. Работа смиренного Ризы-йи-Аббаси». С одной стороны, картины рассказывают реальную историю, вспоминают вполне житейскую ситуацию, а с другой стороны – в картинах много метафор: напоминание о рае, в котором праведники будут наслаждаться изысканными яствами, плодами и пить вино, которое не пьянит, и вино, которое веселит. Разруби тайну печали весельем, наслаждайся вином, которое пробуждает духовный восторг, прими жизнь во всём её изобилии, мистике. Объяснение напоминает о духовном экстазе: