В 1764 году Екатерина Великая приняла важное решение: она купила большую коллекцию Иоганна Эрнста Гоцковского.
Иоганн Эрнст Гоцковский – известный берлинский коммерсант, успешный банкир, владелец шёлковой и фарфоровой мануфактуры, личный советник Фридриха II Великого. Для коллекции императора он покупал на свои средства картины старых мастеров, в основном голландских и фламандских. Фридрих II был человеком умным, обладавшим тонким изящным вкусом. Он славился своими изысканными коллекциями картин и произведений искусства, пользовался большим уважением Екатерины – многие его законы она считала достойными подражания: он отменил цензуру и предоставил «неограниченную свободу писать и не чинить препятствия газетам», открыл в Берлине Академию наук и первую в Европе публичную библиотеку, учредил королевскую оперу, провозгласил принцип равенства людей перед законом – тем самым заложил основы гражданского общества. Он был обаятелен, храбр, никогда не падал духом, играл на флейте, сочинял стихи, писал книги… Сохранилась переписка Екатерины и Фридриха: на великолепном французском языке – разговор о литературе, истории, судьбах мира двух очень умных и образованных людей.
Страсть Фридриха к коллекционированию вызывала у Екатерины любопытство и, может быть, возникало желание последовать его примеру. Случай представился. Пруссия проиграла Семилетнюю войну (ту самую, которую Черчилль назовёт «Первой мировой») и оказалась в довольно сложном финансовом положении. Фридрих не смог полностью выкупить коллекцию Гоцковского, а сам Гоцковский, неудачно вложивший средства в покупку зерна для русской армии, был признан банкротом. Одним из его важных кредиторов была Екатерина II. Денег, чтобы заплатить долг, не было, и он предложил купить коллекцию картин «наилучших и наипрекраснейших в мире». Екатерина согласилась и 11 февраля 1764 года подписала указ о принятии собрания Гоцковского. Летом картины прибыли в Зимний дворец. Рембрандт, Тициан, Рубенс, Йорданс, Халс, Ван Дейк – почти 300 шедевров за вполне умеренную плату в 183 тысячи талеров.
Появились картины – появились новые хлопоты и заботы: где хранить шедевры? Императрица повелела: рядом с Зимним дворцом возвести особый павильон, предназначенный для «милого времяпрепровождения с близкими и приятными людьми», уединённый уголок. Строительство поручили архитектору Жану Батисту Валлен-Деламоту, его называют «основателем русского классицизма». Он провёл в России 16 лет, построил много прекрасных дворцов, украсил интерьеры Зимнего дворца, воспитал талантливых архитекторов (один из любимейших его учеников – Василий Баженов). Екатерина ценила его за изящную простоту и трудолюбие.
После нескольких лет строительства в 1769 году на берегу Невы появился чудесный, строгий, элегантный Эрмитаж – парадный зал, несколько гостиных, оранжерея и галереи. Екатерина устраивала здесь вечера для очень узкого круга: звучала музыка, читались стихи, устраивались спектакли, разыгрывались сцены из истории – Екатерина с увлечением писала для них тексты и пьесы. Над входом в Эрмитаж висела табличка: «Хозяйка здешних мест не терпит принуждения». Правила поведения на «малых эрмитажах» (так называла Екатерина свои вечера для близких друзей) устанавливала императрица: гостям советовала вести себя просто, «оставлять все чины вне дверей, равно как и шляпы… местничество и спесь оставить тоже следует у дверей, стараться быть весёлыми, однако ничего не портить, говорить умеренно и не очень громко, дабы у прочих головы не заболели; не вздыхать, не зевать, кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выхода из дверей; сору из избы не выносить, а также не вставать перед императрицей и обходиться с ней, как с равной».
Быть приглашённым на «эрмитажи» считалось большой честью. Все гости, конечно, наслаждались и прекрасной коллекцией картин. Увлечение императрицы становилось не только предметом страсти, но и делом государственной важности: постепенно, год за годом, пространства расширялись, украшались, появлялись новые строения – был построен Эрмитажный театр. Появилось новое культурное пространство, которое многое объединяло: театр, музей, собрание, беседы… Соединение разнообразного, но великолепного – то, что мы стараемся делать в музее сегодня.
История Эрмитажного театра очень драматична и интересна. Она не только насыщена событиями, но и удивительным образом наполнена разным отношением к нему. С какой любовью и трепетом его создавал Джакомо Кваренги, постоянно ссорясь с Екатериной II, убеждая её в необходимости того или иного: например, должна была быть открытая галерея за театром, но Екатерина была категорически против этого; сиденья должны были быть без спинок, как в античном театре, но Екатерина опять воспротивилась. Споры были весьма серьёзными, но Екатерина, безусловно, ценила гений Кваренги. Сроки, в которые Эрмитажный театр был выстроен, – абсолютно беспрецедентны: указ был подписан в 1783 году, а театр открылся уже в 1785-м, хотя его ещё достраивали.
Кваренги вспоминал: «Я старался дать театру античный вид, согласуясь в то же время с современностью. Он достаточно просторнее для того, чтобы в нём можно было давать самые великолепные спектакли, и притом – он нисколько не уступает наиболее известным театрам Европы. Все места здесь одинаково почётны, и каждый может сидеть там, где ему заблагорассудится. На полукруглой форме амфитеатра я остановился по двум причинам: во-первых, она наиболее удобна в зрительном отношении, а во-вторых, каждый зритель со своего места может видеть всех, что при полном зале даёт очень приятные впечатления. <…> Её Величество берёт на себя труд набрасывать мне свои замыслы и собственные эскизы, желая при этом, чтобы я имел полную свободу и возможность привлекать к работе всех художников, которые мне нужны».
Екатерина ценила Джакомо Кваренги. В 35 лет он стал архитектором её величества, и ему многое было позволено. Жизнь мастера в Петербурге была не очень спокойна в личном плане – тяжело болела жена, умирали дети, и он отважился на просьбу: ввиду многочисленной семьи и бед, вызванных болезнями, попросил после окончания строительства Эрмитажного театра поселиться в одном из помещений этого роскошного здания. Лучше всего, чтобы квартира была обращена окнами на Неву. Разрешение было получено, и художник прожил в этом доме до конца своих дней.
Екатерине всегда было интересно поговорить с Кваренги. Он хорошо знал музыку, увлекался изящной словесностью, мог читать наизусть Катулла и Вергилия, перед гением которых императрица преклонялась. И, конечно, беседовать об архитектуре, потому что в ней, как и в музыке, взгляды совпадали: архитектура должна быть строга и благородна, никаких излишеств. В знак благодарности и восхищения Екатерина пожаловала Кваренги ложу в пожизненное пользование, и в неё он мог свободно попасть из своей квартиры.
16 ноября 1785 года Эрмитажный театр открылся комической оперой Михаила Соколовского «Мельник – колдун, обманщик и сват». Всё в этот день вызывало восхищение, особенно то, что над авансценой и под оркестром были устроены полукруглые своды из соснового дерева для лучшего резонанса. В нишах зрительного зала – скульптуры Аполлона и девяти муз, а над ними десять медальонов с портретами Мольера, Расина, Вольтера, Сумарокова.
Екатерина была уникальной императрицей. Она писала пьесы, либретто опер, заказывала композиторам музыку для этих опер. Пьесы для неё были не только выражением творческого дарования, но прежде всего были направлены на решение политических проблем. Например, пьеса «Горебогатырь Косометович» была написана в форме язвительной комедии и направлена против шведского короля Густава III, с которым тогда вели войну. Это единственный пример в российской истории, когда глава государства использует театр в качестве политической арены. Екатерина была уникальной личностью, поэтому Эрмитажный театр был наполнен этой страстью. Это было не просто место отдыха, куда могли прийти высокопоставленные вельможи и похвастаться своей роскошью, а это было живое место, которое непосредственно участвовало в политической и культурной жизни России.
Посещение театра входило в программу приёмов-«эрмитажей». «Большие эрмитажи» устраивались раз в неделю, обычно по четвергам. Приглашались иностранные министры, «знатные обоего пола персоны», придворные и обыкновенные дворяне. Все вместе – до 200 человек. «Средние эрмитажи» – для более узкого круга людей, приглашение туда получить было ещё труднее. Обязательными были большой оркестр и хорошее освещение. «Малые эрмитажи» – для избранного, очень узкого круга, не более двенадцати человек.
Приёмы всегда начинались представлениями. Предпочтение обычно отдавалось операм. Указ Екатерины даже гласил: «Российский театр нужен не только для одних комедий и трагедий, но и для опер». Спектакли начинались примерно в пять-шесть часов вечера, а заканчивались – в восемь-девять. После их окончания императрица и гости возвращались в Эрмитаж. В лоджиях Рафаэля, тоже построенных Кваренги, начинали «вечеровое время» – маскарад или бал и поздний ужин. Екатерина говорила: «Театр – школа народная, она должна быть непременно под моим надзором. Я – старший учитель в этой школе, и за нравы народа – мой первый ответ Богу».
Управлять – значит предвидеть. «Эрмитажный театр был практически центр, это был мозг, это было сердце, где создавалась новая российская музыка, новая драматургия и где даже попирались законы классического драматургического жанра, – рассказывал композитор Сергей Евтушенко, художественный руководитель Эрмитажной академии музыки. – Екатерину совершенно не устраивали французские законы единства времени и пространства классической комедии, и чтобы их нарушить и показать, что есть движение и есть жизнь в драматургии, она пишет пьесу “Начальное управление Олега” – подражание Шекспиру, возрождая возрожденческие традиции и давая понять, что мы на месте не стоим. Конечно, Франция очень модная, она диктует условия, но и мы можем создавать новые произведения на основе таких шедевров, как драматургия Шекспира, и развивать русскую драматическую школу в этом направлении».