етом. Я принял решение жениться ещё раз: хотя мы и должны ставить воздержанность превыше всего, нам всё-таки позволено давать законное удовлетворение своим чувствам, вознося Господу хвалу за удовольствия, которые нам дарованы». Хвала герою Персею, который завоевал своё счастье честно и отважно. Какой подвиг может быть выше подвига любви? «Я простой человек, стоящий один на один со своей старой кистью и просящий у Бога вдохновения и счастливых лет».
Что я думаю о любви? Никогда ни с кем не говорю об этом, не хочу обсуждать. У каждого человека свой ответ на этот вопрос. Это чувство, которое не нуждается и не требует объяснений. Химическая таинственная реакция, неподвластная никакой логике. Это – дар Господа, Божественный подарок. Как сказал поэт: «Любовь есть бескорыстное чувство, улица с односторонним движением».
Ещё одна вещь из коллекции Брюля – тоже необычный, тихий Рубенс. «Пейзаж с радугой» – спокойствие, умиротворённость, нежность: пастухи, кокетливые пастушки, мягкие овцы, резвые собаки и… огромное небо, река, старая крепость вдали, и над этим обыкновенным спокойным миром лени, грёз любви – таинственная, великолепная радуга, напоминающая о высоте и загадке чувств, мыслей, жизни.
Пейзажи Рубенс писал редко, для своего удовольствия. После его смерти осталось всего 17 удивительных пейзажей, один из них – у нас в Эрмитаже. В основном его занимали «живые сцены», но иногда, очарованный красотой природы, он хотел «остановить чудное мгновенье».
«Ничто в творчестве Рубенса не может сравниться с его пейзажами, – писал Джон Констебль, – я не устаю восхищаться свежестью и светом, умением художника вдохнуть жизнь и радость в монотонный пейзаж Фландрии».
«Рубенса по справедливости называют фламандским Рафаэлем… Какие богатые мысли! Какое согласие в целом! Какие живые краски, лица, пейзажи…» (Николай Карамзин).
«Кистью ты, Рубенс, оживил краски, и тени, и свет… В красках твоих жизнь пламенеет сама» (Джованни Пьетро Беллори).
На склоне лет Рубенс жил за городом среди лесов, полей и рек, окружавших его замок Стен: «За год я потратил несколько тысяч флоринов на украшение моего дома». Дом Рубенса поражал изяществом и оригинальностью: огромные окна, много света, цветов, картин и надписи над входом в залы – цитаты из сочинений любимого Ювенала: «Лучше самим божествам предоставь на решение выбор: что подходяще для нас и полезно для нашего дела», или – «Надо молить, чтобы ум был здравым в здоровом теле. Бодрого духа проси, что не знает страха пред смертью… духа, не склонного к гневу и различным тёмным страстям». Эти высказывания много говорят о характере Рубенса: «Питер Пауль Рубенс был человеком редкого по масштабу гения, который обладал всеми физическими и психологическими свойствами, столь необходимыми как для счастливой семейной жизни, так и для успеха в обществе – крепким здоровьем, приятной внешностью, мощным интеллектом, кипучей энергией и удивительным даром гармонии, а в придачу ещё и ясной головой».
Он всегда много и счастливо работал – наслаждался дарами, которыми его так щедро одарила судьба. Вставал очень рано – нужно успеть увидеть восход солнца, во время работы просил почитать ему вслух – любил книги Плутарха, Сенеки, Тацита, поучительные рассказы о путешествиях. Ел и пил умеренно, вечером отправлялся гулять, чаще верхом – он был отличный наездник, держал великолепных быстрых скакунов; всегда был в хорошем настроении. Спокойная семейная жизнь пришлась Рубенсу по вкусу: «Теперь, слава Богу, я живу спокойно с моей женой и детьми и не стремлюсь ни к чему на свете, кроме мирной жизни. <…> Я человек мирных вкусов и заклятый враг войн, тяжб, столкновений и ссор. <…> Я бы хотел, чтобы весь мир был в мире, и все мы могли с удовольствием жить в веке золотом, а не железном». В своих последних работах он и пытался создать образ «века золотого», когда «упражнений военных не зная, сладкий вкушали покой безопасно живущие люди».
Из коллекции Брюля пришли и два гениальных портрета Рембрандта: «Портрет учёного» (1631) и «Портрет старика в красном» (1654) – шедевры позднего Рембрандта. В них много мудрости и много печали. Вглядываешься в лица этих людей – и открывается удивительный мир чувств, переживаний, глубочайшего смирения и терпения перед превратностями судьбы.
«Портрет учёного»: умное лицо, взгляд чуть встревоженный, удивлённый. Кажется, его что-то отвлекло от занятий или наоборот – он почувствовал, что ему открывается новое, неизвестное знание, он готов записывать свои мысли. На столе – открытая книга. Амстердам в XVII веке – центр книгопечатания, но Рембрандт часто изображал на своих картинах рукописные книги, в них чувствуется дыхание человека, его энергия. Книга – символ жизни, символ тайных знаний и мудрости; книга спасает от одиночества.
«Портрет старика в красном» – поздний Рембрандт. Художник переживал не лучшие времена: много потерь, разочарований, мало заказов, много долгов. Он снимал дом на улице Розенграхт – её назвали «еврейским кварталом», где жили эмигранты из Испании и Португалии, бежавшие от инквизиции. Рембрандту нравились соседи, он любил с ними разговаривать, наблюдать за их жизнью, узнавать их традиции и обычаи. Один из ближайших друзей Рембрандта и любимых собеседников – главный раввин Амстердама Менаше бен Исраэль, один из умнейших людей своего времени, его учеником был Барух Спиноза. Рембрандт изучал каббалу, иврит, Ветхий Завет и беседы с Исраэлем увлекали художника, открывали ему новые смыслы в жизни и в искусстве. Он размышлял о героях Библии, о законах бытия, о достоинствах человека. «Не говорите – время идёт. Безумцы – это вы проходите». Старик в красном, вероятно, сосед Рембрандта. В его глазах много мудрости и много печали, а удивительное сплетение света и тени создаёт ощущение живого таинственного существования. Почему у старика такой грустный взгляд? Может быть потому, что он видел слишком много людей.
«Всепроникающий свет, который создал Всевышний в дни творения, а затем сокрыл, так что увидеть его могли только избранные, и Рембрандт – один из них» (раввин Авраам Ицхак Кук).
«И чередом перед ним пошли аптекари, солдаты, крысоловы, ростовщики, писатели, купцы – Голландия смотрела на него, как в зеркало. И зеркало сулило правдиво – и на многие века – запечатлеть Голландию и то, что одна и та же вещь объединяет все эти – старые и молодые – лица, и имя этой общей вещи – свет» (Иосиф Бродский).
«В этих экзотических голландских евреях жило ещё дыхание еврейской традиции, жило ещё многое, что отдавало Востоком и отзвуками далёкой их родины» (Леонид Пастернак).
Вглядитесь в лицо старика – и откроется целый мир чувств, переживаний, утрат, глубочайшего смирения и терпения перед ударами судьбы. На Востоке говорят: «Терпение – это красиво». Мне нравится эта арабская поговорка – это особое терпение перед разными превратностями жизни, гордое терпение. Человек получает удар и понимает: если будет относиться к ним спокойно, гордо, терпеливо, то Господь выручит его и дальше всё сложится хорошо; но даже если не сложится хорошо – он сумел достойно пережить неприятности, он понял, что кроме житейских бед и обид есть более высокие чувства и события, которые позволяют человеку перетерпеть, пережить, перенести удары судьбы. И это красиво. Человек, который стойко терпит невзгоды, нападки, несправедливость – ведёт себя красиво. Красота – тоже особое слово, означающее нечто соразмерное, соответствующее порядку вещей и событий, созданных Богом. Уметь выглядеть и поступать красиво – в этом заключается чувство достоинства и гордости.
Екатерина Великая, конечно, обладала точным и тонким вкусом, у неё была изумительная художественная интуиция. Она выбирала всегда самое лучшее, ценное и значимое, причём её привлекали не только знаменитые, великие мастера – она ценила красоту и очарование художников неизвестных. Например, чудесный Бернардо Беллотто – его, к сожалению, мало знают, а он прекрасен. Екатерина приобрела несколько совершенно изумительных его пейзажей – портретов городов.
Бернардо Беллотто – итальянский художник XVIII века, ученик и племянник великого Каналетто. Он прославился как мастер ведуты – документально точного архитектурного пейзажа. Поразительная точность и фантастические переживания, настроение в изображениях его городов. Точность его работ такова, что картины художника, изображающие Варшаву, сыграли решающую роль в реконструкции города после Второй мировой войны. «Площадь Нового рынка в Дрездене» – гордость Эрмитажа. Художник с любовью рисовал город, в котором он был счастлив и успешен: Август III, коллекционер и покровитель искусств, пригласил Беллотто занять пост придворного живописца короля и назначил ему самый высокий оклад, который когда-либо выплачивался художникам при саксонском дворе. Реальность, которая не мешает чувствительности, и чувства, которые не искажают реальность; умение с необыкновенной точностью передавать характер и архитектуру города, его настроение: художник дорожил мельчайшими деталями и осторожно, благоговейно, любовно дарил им бессмертие.
Художественный музей – это организм: сложный, хрупкий и всё, что находится в нём, соединяется друг с другом таинственным образом. Все вещи – будто фрагменты единого целого, единой картины, и каждая деталь подчёркивает красоту и гармонию целого. Когда рассматриваешь музейные экспонаты, понимаешь, что за каждым – судьба человека, который его нашёл, полюбил, оставил у себя. Каждый музейный предмет – напоминание о тех людях, которые когда-то обратили на него внимание, очаровались его красотой. Музейные коллекции – всегда память о тех, кто их собирал. Екатерина Великая с азартом и страстью собирала сокровища и никогда не скупилась – она всегда хотела владеть лучшим из всего возможного, и у неё получалось. Одна из приобретённых коллекций, которой гордится Эрмитаж, – коллекция Пьера Кроза.
Братья Кроза – Пьер и Антуан – одни из самых богатых людей Франции, уважаемые финансисты и известные коллекционеры. Пьер Кроза – королевский казначей. «Сказать, что Кроза был богаче короля, значило бы сказать очень мало. Короли делали долги, Кроза – делал деньги, а долгов не имел. Кроза был мастер остроумных финансовых операций. Король пользовался особым доверием регента, Филипп Орлеанский давал ему не только поручения дипломатические и коммерческие, но и более изысканные: поручал приобретать ценные произведения искусства», – писал Михаил Герман. Современники считали, что собрание братьев Кроза – это «самое большое количество сокровищ живописи и различных редкостей XVIII века, которое могло быть собрано частными лицами».