Мы говорим – величайшие, богатейшие коллекции, великие коллекционеры. Но кто они, эти странные люди, собиратели? Коллекционер, конечно, особый тип людей; коллекционирование, безусловно, страсть, увлечение, но главное – это способ жить, и самое важное в такой жизни – уметь сохранить. «Я не владелец, я – хранитель». Коллекционер, настоящий коллекционер – человек, исполняющий великую миссию: хранить сокровища.
Целое направление деятельности Эрмитажа – вспомнить историю, ощутить эту историю. Вещи очень важны: они – информация, которую каждый может получить. Конкретные предметы (особенно сейчас, когда реставрируются многие экспонаты) о многом говорят: они очень разные и говорят разным людям, каждому человеку – разное и по-разному.
Музей открыт, людям предоставлена возможность широкого понимания, возможность для свободного поиска и свободного размышления. В истории правды нет – есть много правд, и у каждого есть возможность подумать. Все эти правды надо знать, понимать, ощущать, чувствовать. Как на войне – всё очевидно: одни выигрывают, другие проигрывают. У проигравших есть много объяснений, почему они проиграли и какие плохие победители; и точно так же – наоборот. Иногда бывает непонятно – кто победил, а кто нет, или все проиграли. Надо не бояться знать и не бояться задавать вопросы – сложные, трудные, неприятные. Ничего страшного нет, говорить можно обо всём, только тогда явления, события, судьбы становятся более или менее ясными, а главное – сравнивая, размышляя, мы учимся и становимся мудрее, снисходительнее к миру и его обитателям. Как сказал Иосиф Бродский: «Память – единственная река, которая течёт вспять».
«Сегодня в 3 часа утра Великая княгиня Мария Фёдоровна родила большущего малыша, которого назвали Николаем, – записывала в своём дневнике Екатерина Великая. – Первый раз вижу такого витязя. Он удивительно длинный, крупный, беспрестанно хочет есть и смотрит на всех во все глаза». «Он будет, будет славен, душой Екатерине равен», – с восторгом о знаменательном событии отзывался Гаврила Державин.
Император Николай I – человек, который тогда не думал о короне, о власти, – царствовал 30 лет достойно, более всего ценил порядок во всём и считал, что стабильность высшее благо: «Я вступил на престол, начав с пролития крови моих подданных. Но смиряюсь перед Богом и прошу Всевышнего: да отвратит от меня и государства навсегда подобные гибельные происшествия». Он правил мудро, жёстко, вдохновенно: золотой век русской культуры, небывалые успехи промышленности и экономики, первые железные дороги, важнейшие реформы в законодательстве, армии. Он был «вечным работником на троне», «неустрашимым рыцарем», но его называли «Николаем Палкиным» – он удивительным образом «сочетал в себе качества противоположные: рыцарство и вероломство, храбрость и трусость, ум и недомыслие, великодушие и злопамятство, великодушие и суровость, жестокость и сострадательность». «В нём много прапорщика и немного Петра Великого»[79].
Да, он размышлял об отмене крепостного права, его выступление на Государственном совете достойно уважения: «Крепостное право есть зло. Я не понимаю, каким образом человек сделался вещью. Этому нужно положить конец. Однако думать об эмансипации крестьян в настоящий момент – значит подвергать опасности общественный порядок. Нужно подготовить пути к постепенному переходу к другому порядку вещей». Он пытался: в 1839 году учредил Секретный комитет, который должен был заниматься сложными проблемами русского крестьянства; он запретил варварскую систему продажи крестьян без земли; он объявил «крестовый поход» против коррупции – сам входил в мельчайшие детали грязных дел и давал понять чиновникам, что знает «не только их дела, но и их проделки». Он любил читать Поучение Владимира Мономаха и считал его одним из самых мудрых и справедливых правителей. В то же время – ввёл жесточайшую цензуру, но сам жёстко выступил против запрещения «Ревизора» Гоголя. В 1834 году император ограничил выезд жителей империи за границу, более того, запретил молодым людям до двадцати пяти лет, «умам неокрепшим», вообще покидать пределы империи: «Наше несовершенство во многом лучше их совершенства». «У всех нас один враг – революция. Если будут с ней нежничать, то пожар разгорится, но клянусь, она не проникнет сюда, пока я, Божьей милостью, буду императором».
«Глубоко искренний в своих убеждениях, часто героический и великий своей преданности тому делу, в котором он видел свою миссию, возложенную на него Провидением, можно сказать, что Николай I был донкихотом самодержавия, донкихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом, позволявшим ему подчинять всё своей фанатической и устарелой теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века» – эта точка зрения, высказанная фрейлиной Анной Тютчевой, имела много сторонников. Николай – сложная личность и требует сложного, глубокого отношения. Он был красивым человеком, его голос и обхождение чрезвычайно обаятельны. «Никто не обладал более императора Николая высоким даром действовать не только на воображение, на рассудок, но и на чувство. В этом отношении его искусство было волшебным». Он умел обворожить любезностью, но иногда мог своим громовым голосом так обложить своих подчинённых «трёхэтажным непечатным словцом», что даже закалённые суровые военные слушались, а обожавшая императора Александра Смирнова-Россет писала: «Да, наш Николенька как посмотрит, так душа в пятки уходит, а как прикрикнет, то колени подкашиваются и делается в коленках дрожь».
Но император, если чувствовал, что обидел кого-то или чересчур погорячился, всегда извинялся сердечно и искренне. «Странная моя судьба. Мне говорят, что я один из самых могущественных государей в мире, и надо бы сказать, что всё, то есть всё, что позволительно, должно быть для меня возможным и я могу делать всё, что мне хочется. На деле для меня справедливо обратное. А если меня спросят о причине этой аномалии, есть только один ответ: долг! Да, это не пустое слово для меня. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, всё должно умолкнуть перед этим одним чувством и уступать ему, пока не исчезнем в могиле. Таков мой лозунг. Он жёсткий, признаюсь, мне под ним мучительно, но я создан, чтобы мучиться. Компасом для меня служит моя совесть. Я иду своим путём, как я его понимаю: говорю открыто и хорошее, и плохое… в остальном же полагаюсь на Бога».
В Эрмитаже есть торжественный портрет Николая I, выполненный художником Францем Крюгером. Другой взгляд на императора. «Огромного роста, прекрасно сложенный, великолепный ездок, он был воплощением силы, энергии и решимости. Глаза – проницательные, как бы заглядывающие в душу, но в гневе становились какого-то свинцового цвета. Голос у него был необыкновенный, – вспоминал генерал Павел Андреевич Крыжановский, – такого я не слыхал во всё продолжение моей долгой жизни. Когда государь командовал, команду было слышно, как выражаются, за версту». Николай Павлович был храбрым и решительным человеком – в дни холерного бунта 1831 года он вошёл в бунтующую толпу и усмирил людей. «В отчаянии от холерной эпидемии, уносившей ежедневно до 300 жертв, чернь восстала против врачей и начала избивать их, уверяя, что они отравляют больных. Папа сейчас же сел в свою коляску и поехал прямо к рынку на Сенной площади. Его неожиданное появление оказало магнетическое действие. “Дети! – воскликнул он своим низким звучным голосом. – Дети, что вы делаете? На колени – и просите у Господа прощения!” И толпа, только что бунтовавшая, встала на колени. С этого дня порядок больше не нарушался».
Высокий человек, рост его был более двух метров, гордый, спокойный. «У императора Николая греческий профиль, высокий лоб, прямой правильной формы нос, очень красивый рот, благородное, несколько продолговатое лицо, военный и скорее немецкий, чем славянский, вид. Его походка, манеры непринуждённые и внушительные, но, с другой стороны, – замечает маркиз де Кюстин, – обычное выражение строгости придаёт ему строгий и непреклонный вид, и, к сожалению, он вечно позирует, и поэтому никогда не бывает естественным, даже когда кажется искренним. Император всегда в своей роли, которую он исполняет как большой актёр. Масок у него много».
Баронесса Мария Фредерика вспоминала: «К себе самому император Николай I был в высшей степени строг, вёл жизнь самую воздержанную, ел всегда мало, большей частью овощи, ничего не пил, кроме воды, разве иногда рюмку вина, никогда не курил, но и не любил, чтобы другие курили. Прохаживался два раза в день пешком обязательно – рано утром перед завтраком и занятиями и после обеда, днём никогда не отдыхал».
Современники говорили, что император спал на узкой жёсткой армейской кровати, укрывшись поношенной шинелью, но, как вспоминает его дочь Ольга, он «отличался исключительной чистоплотностью – каждый день менял бельё, перчатки и шёлковые носки». В штатской одежде почти никогда не появлялся. Мундир – его рабочая и парадная одежда, и мундиров у него было очень много. Утром и перед сном Николай всегда долго и страстно молился, на коленях, стоя на коврике, который вышила для него императрица. Василий Андреевич Жуковский вспоминал: «Ничего не могло быть трогательнее видеть его в домашнем быту. Лишь только он переступал к себе за порог, как угрюмость вдруг исчезала, уступая место громкому радостному смеху, откровенным речам и самому ласковому обхождению».
Он был счастлив с «верной и прекрасной подругой, с которой он жил душа в душу». Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская (в православии – Александра Фёдоровна) была очень хороша собой. Жуковский назвал её «гений чистой красоты».
Всё в ней было без искусства
Неописанной красой!
Василий Жуковский
«Провидением назначено было решиться счастию всей моей будущности – я увидел ту, которая с первого взгляда возбудила во мне желание принадлежать ей всю жизнь», – говорил Николай.