В это время снова заговорило радио, и лётчик замолчал.
Самолёт Иркутск - Москва прибудет через час.
- Прибудет, прибудет! - закричал я.
- Ну вот видите, как всё хорошо кончилось, -сказал лётчик. - Я знал, Коля не подведёт!
Но я уже бежал, можно сказать, летел. У дверей диспетчерской я на секунду остановился, потом тихонько нажал на дверь. Воздушная карта по-прежнему горела разноцветными линиями. Я нашёл иркутский самолёт. Теперь он не стоял, он двигался к Москве.
Я стал такой счастливый, что даже не знал, что мне делать от счастья.
Я бросился обратно в зал. Там сидела мама.
- Мама, а где же лётчик? - спросил я.
Он ушёл.
- Как же ушёл!
Вот никогда не бывает человеку до конца хорошо. Ведь мы ещё не узнали, что случилось с Беспаловым.
Мама увидела, что я очень расстроился, а так как у неё самой было хорошее настроение, то она сказала:
- Вот что, на тебе три рубля, иди купи себе газированной воды и мороженого.
Я пошёл в буфет.
Там за одним столиком сидели два лётчика. Один из них был наш знакомый. Я несколько раз прошёл мимо, чтобы он меня заметил, и даже один раз задел его стул. Но он меня не замечал. Он сидел, откинувшись на спинку стула, внимательно слушал своего товарища и всё время вертел в руке какую-то длинную цепочку. Я присмотрелся… и вдруг увидел, что к этой серебряной цепочке был прикован за ухо маленький чёрный ослик.
«Чёрный ослик, - прошептал я. - Тот самый, которого подарил Коля Беспалову. Так это же и есть Беспалов!»
Я бросился вниз по лестнице с такой скоростью, что все встречные прижались к стенке. Я забыл про газированную воду и про мороженое.
- Мама! - закричал я страшным голосом. - Ты знаешь, кто этот лётчик? Это… - я сделал длинную паузу. - Это Беспалов!
Но тут объявили, что иркутский самолёт идёт на посадку. И мама сразу забыла про Беспалова и даже, может быть, про меня. Она побежала к выходу на лётное поле, а я - следом за ней.
Перед нами лежало зелёное поле аэродрома. А над ним синее-синее небо. «Так вот какой он, пятый океан!» - подумал я и тут же увидел огромный серебристый «ТУ-104».
Это был наш, иркутский самолёт.
ДАЛЕКОЕ И БЛИЗКОЕ
Телешов зашел в костел. Он сегодня приехал в город и решил прогуляться по тем самым улицам, которые все эти долгие годы жили в его памяти. И увидел костел. Город изменился, а костел был прежний. Высокий, остроконечный, из красного кирпича. Только липы разрослись гуще.
Шла воскресная служба. Раньше, до войны, во время воскресной мессы центральная улица городка всегда была пуста, а теперь на ней было полно народа.
Службу вел отец Антанас. Именно поэтому Телешов и зашел в костел - ему хотелось встретиться с отцом Антанасом. «Как он постарел, - подумал Телешов. - Совсем старик.
Только спина прямая, а лицо старика». Он прошел вперед и сел на первую скамью.
Отец Антанас стал молиться. И рядом с Телешовым какая-то старуха молилась, а ее сосед старик мирно спал.
Отец Антанас посмотрел на молящихся. Он посмотрел в последние ряды, потом перевел взгляд на первые. «Все одни и те же старики и старухи, и кое-где молодежь. Нет, вон сидит новый. Какое у него знакомое лицо: чуть широковатый нос и скулы. Где он видел его? Это, конечно, не литовец, а русский».
«Как он внимательно смотрит на меня, - подумал Телешов. - Узнал или не узнал?»
Отец Антанас прочитал молитву, привычным широким жестом правой руки перекрестился и подумал: «Но где же я встречался с этим русским? Он пришел из любопытства. Все приезжие, особенно актеры, приходят сюда из любопытства. Разве верит в бога современная молодежь?»
А сам он верит, когда знает, что бога нет? Сам он тоже не верит. Миколасу он внушил веру, а Петричке нет. О нем уже плохо говорят. Взял на воспитание девочку и не крестил ее. А почему? Она пионерка. Святая Мария! Она пионерка. И незачем ей засорять голову несуществующими богами.
Заиграл орган.
Как давно Телешов не слыхал этой музыки. Можно было подумать, что он никогда не слыхал, по она жила в его памяти. И воспоминания одно за другим нахлынули на него.
Рассказ Телешова
Мы жили тогда в Бобруйске, а за год до войны отца перевели в Литву, на самую границу с Восточной Пруссией. Он был командиром механизированной дивизии.
Мы ехали из Бобруйска машиной день и ночь и приехали в город часов в пять утра. Вышли из машины, и я побежал впереди всех в нашу новую квартиру. Дверь была открыта. Я вошел в комнату и увидел, что папа спит одетый на диване.
- Папа, - позвал я тихонько. - Папа, ну проснись, мы приехали.
- Леня! - сказал он. - Здравствуй, мой мальчик. Ждал вас всю ночь. А дверь оставил открытой, чтобы услышать, когда приедет машина, и заснул.
Папа был чисто выбрит, усы аккуратно подстрижены, а глаза веселые.
- А где же Оля и мама? - Папа вышел на улицу, а я остался осматривать квартиру.
Было воскресенье, и папа не спешил на работу. Я стоял все утро у окна и смотрел на незнакомых людей.
- Вон идет священник, - сказал папа. - Оля, иди посмотри.
По улице шел высокий, прямой человек в длинном черном платье и черной широкополой шляпе. Платье у него было узкое, а внизу широкое.
- Смешно, - сказала Оля.- Прямо по улице ходит.
- Ничего смешного, - ответил я. - Здесь много верующих. А почему он без бороды?
- Наш всезнайка, - сказала Оля, - думает, что это поп, а это-католический священник.
Рядом со священником шел мальчик. Он был одет в короткие брючки, гетры и спортивный пиджачок. Я вспомнил Бобруйск и сказал:
- У нас бы такого маменькиного сынка живо обработали.
- Отец Антанас с племянником, - сказал папа. - Они здесь рядом живут. Спешат на воскресную службу в костел.
На следующий день папа отвез нас с Олей в школу. Она была тут же, на центральной улице, только в другом конце. Русская школа помещалась в одном здании с литовской.
В моем классе оказалось всего пять девочек и ни одного мальчика. Эго сильно меня расстроило.
До начала уроков оставалось еще целых двадцать минут, и я пошел на школьный двор.
Во дворе играли в футбол мальчишки. Они отчаянно кричали, толкали друг друга и спорили. Но я ничего не понял: мальчишки разговаривали на литовском языке
Я стоял и смотрел. Ужасно захотелось тоже поиграть в футбол, но меня никто не замечал. Но вот к воротам, у которых я стоял, прорвался какой-то мальчик. Он ударил. Вратарь упал и отбил мяч. Мальчик, который пробил по воротам, подтолкнул мяч рукой, и тот влетел в пустые ворота.
Что тут началось! Одни ругали вратаря, другие поздравляли нападающего. А вратарь кричал и размахивал руками, но никто его не слушал. Он повернулся ко мне. Это был племянник священника.
- Я видел, он забил рукой, - сказал я.
Все сразу замолчали и посмотрели на меня.
- Он забил гол рукой, - повторил я. Они меня не понимали, и я показал, как был забит гол.
- Спасибо, - сказал племянник священника.
Ко мне подошел мальчик, который забил гол. Лицо его было мокрое от пота, а глаза злые. Он молча поднес к моему лицу кулак. Я отодвинул его кулак. Он снова поднес его к самому моему носу, а я снова отодвинул его. И тут он меня ударил, мгновенно: ногой по ногам, а рукой по шее. И я упал как подкошенный на траву. Я тут же вскочил, но раздался звонок на урок, и все убежали. Остался только племянник священника.
- Прошу простить, - сказал он.
- Ничего,-ответил я.- Мы еще посчитаемся, не на таковского наскочил. Приемчики использует.
На уроке я чесал шею, обдумывая, что мне теперь делать. Девчонки усиленно занимались, и мне даже не с кем было посоветоваться. Тогда я решил на перемене пойти к Оле, все же сестра. Я ей все рассказал, а она ответила:
- Леня, если ты будешь драться с этими незнакомыми мальчишками, я сейчас же сбегаю за мамой. Ты слышишь?
- Слышу, - сказал я.
- Дай честное слово.
- Я же сказал, что не буду.
- Ну хорошо. После уроков жди меня в классе.
По после уроков я, конечно, не стал ждать Олю, а выбежал во двор. Я стоял и смотрел, искал глазами того мальчишку. А он вышел из школы, сел на велосипед и поехал. Когда он проезжал мимо меня, я со злостью посмотрел на него. Он увидал меня и вежливо раскланялся. Даже фуражку снял.
- Этот? - спросила Оля. - Она уже стояла позади меня.- Сразу видно, что ехидна.
Я ничего не ответил, и мы пошли домой.
- Ну, как в школе? - встретила нас мама.
- Ничего, - ответила Оля. - Если не считать, что у Леньки, - она многозначительно посмотрела в мою сторону, - в классе одни девочки. Пять девочек, Я боюсь, что они его съедят.
- Зубки обломают, - сказал я.
- Он невкусный, - засмеялась мама. - Худой, как палка. - Одни кости.
Прошло несколько дней. Как-то утром я вышел из дома и столкнулся с племянником священника. Я уже знал, что его звали Миколас.
- Миколас! - окликнул я его. - Добрый день.
- Доброе утро, - ответил он мне с готовностью и перешел на русский язык. - Учишь по-литовски?
- Учу. Добрый день. Доброе утро. Добрый вечер.
- А я учу по-русски.
Мы дошли до костела, и он остановился.
- Мне надо сюда, - сказал Миколас.
Я хотел его спросить, зачем, и постеснялся. Но с того дня мы ходили в школу вместе, и, когда он заходил в костел молиться, я поджидал около.
Однажды Миколас сказал мне:
- Мой дядя желает с тобой познакомиться, приходи после обеда. Придешь?
- Приду.
- Мама, посмотри! - закричала Оля. - Ленька какой чистюля, после обеда моет руки. Вероятно, идет к какой-нибудь девочке делать уроки. А, Ленечка?
- Куда ты идешь? - спросила мама.
Я хотел ей соврать, но ей так трудно врать. Она всегда догадается, и сказал правду.
- Надо было бы посоветоваться с папой. Все же он священник.
- Но ведь я уже обещал. Миколас столько раз был у нас. Они подумают, что я испугался.