Глава 22. Не все можно проработать
Сауле сегодня в грусти.
Она меланхолично вздыхает, аккуратно, на автоматизме заправляет и без того заправленные волосы под платок… и никак не переходит к сути.
Я смотрю на нее в окошко Zoom и жду, мягко улыбаясь ее вот такой тактильной саморефлексии.
– На днях был общий семейный сбор, – начинает Сау, – и что-то мне не дает покоя в этом всем… – Она замолкает и смотрит вдаль.
– В этом всем? – переспрашиваю я спустя несколько секунд, понимая, что она пока не собирается продолжать.
– Ну да… знаешь, вроде все нормально внешне, но не отпускает какое-то чувство…
Сау опять прерывается и становится еще печальнее.
– Вижу, что ты и сейчас испытываешь это чувство… – тихо говорю ей я и подвигаюсь ближе к экрану, чтобы выразить свою поддержку.
Она кивает.
– А где оно в теле? – продолжаю я.
– Будто везде… Сейчас чувствую его везде, и сразу плакать хочется… – Сау машинально проводит рукой по груди, плечам, животу и съеживается, инстинктивно желая поддержать себя физически.
– Плакать хочется… – киваю я. – А на что оно больше похоже, Саулеш?
Сау пожимает плечами и утирает слезу.
– Грустно очень, – говорит она спустя время.
– Грустно, – эхом повторяю я и направляю: – После того семейного сбора, да?
– Ты знаешь, я не могу сказать, что произошло что-то экстраординарное, или какое-то прям оскорбительное, или болезненно-яркое… но грустно как-то…
– Вижу, дорогая. Давай подышим эту грусть? Какого она цвета?
– Это светло-серое облако. Оно в груди, на плечах, в затылке. И будто дальше спускается, но уже светлее… – показывает на себе Сау и закрывает глаза, ощущая тело.
– Дыши… Вдо-о-о-о-ох в это серое облако, вы-ы-ы-ы-ы-до-о-ох – и маленькие молекулы серого цвета будто выходят из тела, покидая его. Давай вместе подышим, я с тобой.
Сау откидывается на спинку кресла, и, следуя протоколу, мы проходим с ней по всему телу, высвобождая ее боль. Я дышу вместе с Сау, замечая, как в процессе она зевает и утирает набегающие слезы, пока наконец не останавливается сама.
– Хорошо, мне уже гораздо лучше, – Сау подтягивает ноги под себя и становится похожа на маленькую девочку. Она пару секунд думает о чем-то, а потом продолжает говорить уже в более быстром темпе: – Знаешь, я думаю, это неприятие. Не то чтобы осуждение меня и того, что я стала коучем. А вот просто неприятие того, что я делаю вообще хоть что-то – имею свое дело, а не просто рожаю и воспитываю детей и исповедую ислам. Будто я выделяюсь своей современностью и тем, что мне мало просто сидеть дома. Я хочу влиять – на семьи, на родителей, чтобы не было насилия, чтобы дети росли в любви и безопасности. И будто из-за этого я для них выскочка. Ведь так нельзя. Нужно сидеть тихо, молчать в тряпочку, варить беш и жарить жетi нан по пятницам. Вот тогда ты – хорошая и одобряемая, понимаешь? – После своей горячей речи, направленной куда-то перед собой, в пространство, она наконец смотрит на меня.
– Конечно, я тебя понимаю, Сау.
Мы обе по-доброму усмехаемся – у нас на двоих восемь детей, и при этом нам мало быть просто мамами и женами.
– Конечно, ты понимаешь. Но ты смелее меня, Асель. Ты можешь отстаивать свое, ты умеешь выдерживать это неприятие, а я… Я сразу сникаю и будто уползаю в свою ракушку, – Сау опускает плечи и сморкается.
– Саулеш, – я мягко смотрю на нее. – Это же просто навык. На-вык. Это моя новая привычка. Ее не было. Но я ввела ее в свою жизнь, где есть место всему. Во мне есть место и для неприятия, и для выдерживания, и для смелости, и для того, чтобы делать свое хорошее, правильное дело. И в тебе много. Но ты пока не видишь этого. Ты ведь все равно делаешь, – улыбаюсь я. – Как бы ни было тебе грустно или больно, ты все равно идешь и делаешь, Сау. Это дорогого стоит, это очень смело.
Я останавливаюсь и смотрю на нее. Сау постепенно осмысливает мои слова и тут же начинает что-то быстро писать в своем ежедневнике. Потом, извинившись, встает и закрывает жалюзи от слишком яркого света в комнате.
– Знаешь, какой недостаток у солнца согласно Сократу, Сау? – спрашиваю я.
– Нет, – вытирает слезы она и смеется.
– У солнца один-единственный недостаток: оно не видит самого себя, – говорю я ей, подмигивая.
Сау кивает, улыбается и вытирает много-много набежавших слез благодарности.
– Я запишу себе это на видное место, – кивает она и вновь сморкается.
– Запиши… И давай вернемся к твоей грусти, дорогая, – вновь подвигаюсь я ближе к экрану. – Ты решила, что тебя не принимают, слышу. Что еще?
– Да, наверное, и все. Я выделяюсь, а такая я не нужна. Это не стопроцентная правда, конечно, – улыбается она, – но чувствуется сейчас так.
– Меня не принимают…
– Я знаю, что не должны, конечно! – горячо перебивает меня Сау. – Я сама во многом не принимаю их образ жизни, их сплетни о снохах, перемывание костей свекровям, эти бесконечные разговоры о том, кто какой калым дал и что принес в гости. Мне это неинтересно и хочется бежать от этого. Но…
– Просто грустно, – мягко продолжаю я.
– Да, – улыбается она печально, – просто грустно.
– Моя дорогая, давай представим, что это правда? Вот стопроцентная правда, что твои родственники, знакомые, подписчики в чем-то, где-то не принимают тебя, нас, таких женщин. Что будем делать с этим?
– Принимать, – улыбается Сау.
– Принимать, – тоже улыбаюсь я. – Принимать эту бо́льную правду. Но сначала нужно и можно погрустить. А потом принять. Не все в жизни можно проработать, какие-то вещи нужно научиться принимать и выдерживать. И ты это знаешь. Ты уже проходила этот путь, когда только сообщила родне, мужу, свекрови, что уходишь из найма и идешь в коучи. Тогда ты уже столкнулась с этим открытым и закулисным неприятием, осуждением, разговорами…
Сау активно кивает:
– Да, да, я забыла об этом. Теперь знаю, что так может быть каждый раз. Каждый раз может кто-то не принимать, осуждать, выражать свое мнение. Нужно научиться жить с этим, выдерживать, как ты правильно сказала, Асель. Спасибо, что напоминаешь об этом.
Каждый раз, на каждом этапе роста мы будем сталкиваться с эмоциями. Страха, стыда, вины, грусти…
Мы не в силах изменить прошлое, мы не проработаем то, что нас могла не любить мама в детстве, чего-то недодал папа или буллили одноклассники.
Взрослые мы – устойчивые эмоционально и психологически – научаемся выдерживать эти ситуации в своей жизни. Принимать то, что нельзя изменить. И менять то, что можно не принимать (например, собственное мнение о себе, состояние, эмоции, поведение).
Все это вместе – ключ к новой, эмоционально более зрелой и полной, плотной жизни, где больше внимания, осознанности, успеха и тепла.
Амирка хохотал так, что у нас с мужем слезы на глаза навернулись.
Откинув голову и зажмурившись от слепящего солнца, он плюхнулся попой в сугроб и стал хохотать еще сильнее.
Я смотрела на него, на недовольную Амели, чей баллон остановился, как пень, и не ехал дальше, на старших, с визгом промчавшихся мимо на своем скоростном баллоне, и испытала дежавю.
«Искрящаяся радость!» – вспомнила я упражнение из детского коучинга.
В процессе обучения на помогающих практиков собственная трансформация неизбежна. И в первом же модуле было задание – вспомнить такой опыт из своей жизни, который сопоставим с искрящейся радостью.
Я вспомнила себя пятилеткой, когда мы с родителями так же, как я сейчас со своими детьми, были на лыжной базе… Много народу, шашлыки, горячий сладкий чай из термоса и «Яблоки на снегу» из микрофона выступавшего тогда Михаила Муромова.
Отец разогнал наш с мамой баллон, и мы неслись по снежной горке навстречу солнцу, свету и толпе.
Мне было страшно, но в то же время очень радостно оттого, что все хорошо. Папа с мамой рядом, я с ними, нам всем весело, интересно и легко. Радостно.
Этот опыт из детства вспомнился мне на учебе, и я заякорила его сжатием правой руки в кулак. Сжимая ее и теперь, я вспоминаю искрящуюся радость, которую испытывала тогда.
Радость – эмоция, когда все не просто идет по плану, а превышает ожидания. И тогда она будто разливается по лицу, расширяется в груди, расслабляет плечи и позволяет нам чувствовать себя хорошо, легко, расширяюще…
Мы все устроены так, что склонны не замечать и обесценивать моменты, когда нам хорошо и спокойно. Но мы очень реагируем и чувствуем, когда нам плохо. В таких эмоциях больше заряда и энергии.
А научившись видеть все свои эмоции, отлавливать в моменте оттенки и нюансы радости, спокойствия, легкости, можно заметить, что хорошего в жизни больше. Радость есть в каждом нашем дне. Стоит позволить себе ее замечать.
Глава 23. Рядом с мужем
Я никогда не рассказывала в блоге о нашем знакомстве. И была не уверена, хочет ли он, чтобы наша история была рассказана здесь. Но если вы сейчас читаете эти строки, значит, они одобрены.
Он был другом моего братишки. И приехал в Тараз проверяющим от головного офиса инспектировать соседний отдел нашего банка.
Я, не позволившая ему забрать стул из нашего кабинета, сразу привлекла его внимание «своим норовом и красотой», он мое – интеллигентностью и тем, что платил сам за себя (и за толпу) в отличие от других проверяющих, которых нужно было катать, встречать и привечать.
Когда я переехала в Алматы, он был чуть ли не единственным в банке, кого я знала лично. Так мы стали общаться. Вспоминали его приключения в Таразе. И мои – например, историю, как на вокзале, где мы провожали его всей толпой коллег, меня догнали полицейские и потребовали документы. Оказалось, что они меня с кем-то спутали. Мы все хохотали по этому поводу, но я пыталась скрыть конфуз и злость.
Так мы стали друзьями, и за полтора года нашей дружбы он узнал обо мне почти все. Этим отношениям не мешало, что по работе мы были оппонентами: он в продажах, я – рисковик. И когда нужно было выходить «на комитет» против ребят из его отдела, то шел он, хотя начальники обычно так не делают. Он же мотивировал это тем, что его ребят я «в бараний рог сверну».