Наши размышления об эмоциях прервала Амели. Она вернулась с планшетом старшей сестры.
– Мама, Аделя разрешила мне загуглить про крыс, и вот что я нашла! – сморщив нос, начала она свое повествование о «мерзких существах, от которых нашей семье предстоит избавиться».
Мы с мужем послушали очень важную информацию о том, что крысы могут разносить болезни (под ремарки Амели в духе «правда, я не поняла, что такое сифилис…»), дождались, когда она закончит, и я притянула ее к себе.
– Амони, ты злишься, да, доченька?
– Да меня трясет просто, мам!
– Угу, вижу. А ты знаешь, отчего именно трясет, дочь?
– Да потому что они отвратные, мам! Ты видела, как они прогрызли наш мусорный бак? Прямо пластик прогрызли, скотины противные!!!
– Да-а-а, понимаю тебя! Это наш дом, наш двор, наша территория, их тут не должно быть. Когда они тут – ты злишься. А еще переживаешь, что они могут укусить тебя или нас, и опасаешься этого тоже, правда?
– Да, мам! Амир еще маленький, ему четыре, мне всего семь! Они могут напасть на нас, когда мы спокойненько будем играть в песочнице! Давайте поставим им мышеловки, заведем кота… А еще я прочла про липкую ленту какую-то, чтобы избавиться от этих отвратных существ!
Каждый раз радуюсь, когда вижу это хитросплетение эмоций. Моему мозгу хочется разложить все по полочкам. И как только наступает ясность, сразу дышится легче.
Амели не понимала, что боится крыс. Она якобы переживала за брата, с которым еще даже не дружна. Первые два года его жизни она спрашивала нас с мужем: «А какая была необходимость еще одного ребенка рожать, а? У нас же есть уже мальчик?!» Девочка у нас уже тоже тогда была, и Амели стала второй, но этот момент для нее был абсолютно нормальным. А тут, подсознательно желая избежать страха, она будто переживала за Амира, боясь крыс сама.
А еще она пока не знакома с эмоцией отвращения. Она понимала, что ей инстинктивно хочется от них дистанцироваться. Говоря о крысах, она даже отодвигала голову назад. И мне предстояло разобрать с ней отвращение.
Муж забрал Амошку к себе и пытался успокоить, обещая, что папа будет рядом и никто на нее не нападет.
– Амоши, а ты несколько раз говорила «отвратные». Что это значит для тебя? – спросила я.
Она тут же сделала лицо, полное отвращения, и начала подбирать слова:
– Ну-у-у, это значит, что меня как будто стошнит даже от этих крыс поганых!
– Ты та-а-ак правильно подметила, доча! – оживилась я. – А ты знаешь, что эмоция отвращения нам очень нужна?
– Фи-и-и, зачем? – наморщила носик Амели. – Я прекрасно жила бы без этого, мам! Просто испытывала бы радость, удивлялась, интересовалась чем-то… Ну, еще злилась бы, если бы Амир опять раскидал мои карандаши.
Мы втроем посмеялись, что это было бы идеально – радоваться жизни, испытывать интерес и удивление и просто наслаждаться жизнью без крыс.
– Амоши, на самом деле отвращение нас предостерегает от опасности. Например, если еда испортилась, то она плохо пахнет. Ты чувствуешь этот запах и уже не будешь ее есть и не отравишься. Или крысы! Ты чувствуешь отвращение и не будешь к ним приближаться! И тогда они тебе не навредят, правда?
– О-о-о, – сказал муж, увидев вошедшего на кухню Ансара. – Мастер отвращения пришел.
– Почему-у-у-у? – засмеялся Ансар.
– Да потому, – пояснил муж, – что отвращение мы еще испытываем, когда что-то идет вразрез с нашими ценностями. Когда кто-то делает что-то, чего не должно быть. И тогда мы можем испытывать отвращение к человеку или к людям. Помнишь, что было вчера вечером?
– А-а-а, я понял, о чем ты. Мам, мы с папой шли в магазин, а там какие-то дети – штуки три их было – нашли кошку… ну, котенка еще… и обсуждали, что хотят ее утопить. И я такую злость почувствовал, что начал на них орать. А потом, когда мы отдали кошку соседу нашему – дяде Кайрату, я понял, что отвращение к таким людям испытываю. И сразу злиться начинаю. Так нельзя потому что! – Под конец наш борец за справедливость вошел в раж.
– Мой золотой, – обняла его я, – я даже не знала эту историю.
– Да я забыл рассказать просто… Это мы с папой так за семечками для кино ходили.
– Значит, у дяди Кайрата теперь новая кошка? – спросила я и посмотрела на Амели.
– О, точно! – подскочила она. – Ансар, пошли со мной, я тебе по дороге расскажу, что придумала. Мама-папа, можно мы с Ансаром сходим ненадолго во двор к дяде Кайрату? – уже обуваясь, сообразила отпроситься она.
– Можно, – закричали мы с мужем и засмеялись быстрому решению ее проблем.
Муж обнял меня, потягивая чай, и признался:
– Слушай, благодаря этой беседе с детьми я тоже припомнил пару ситуаций по работе, когда сам испытывал отвращение. Например, когда стоял вопрос о каком-то непорядочном поведении людей, я автоматически дистанцировался. Но не связывал это с отвращением. И сейчас для меня прямо распаковались мои ценности. Тогда как-то вскользь было больше про сами ощущения. А сейчас пришло понимание себя и своих стандартов… – Он сделал глоток и задумался.
– Я рада, – продолжаю пить свой чай я и думать о том, как помогает в жизни понимание и ясность того, что происходит в данный момент, почему это происходит и какой ресурс можно забрать из каждой эмоции и каждой ситуации.
Часто мы ощущаем себя плохо, будто тонущими или задыхающимися. Но стоит разделить эмоции, разобрать ситуации, как приходит понимание, что со всем можно справиться. И нет необходимости таскать в невидимом заплечном мешке тонну недосказанности, неясности и тревоги. Больше не нужно сливать массу энергии на то, что можно и нужно решить сразу.
Глава 31. Хвалить ребенка
Татьяна сегодня явно расстроена. Она вздыхает, отводит глаза и кутается в тонкую шаль. Белую, конечно.
– Как ты сегодня, Тань? – мягко спрашиваю я и «читаю» ее лицо.
– Да ты знаешь, вчера с дочей разговор вышел неприятный, – говорит она и замолкает на время. – Я вроде в голове все повертела и успокоилась, но мыслями возвращаюсь туда. Что-то не отпускает. И клубок из эмоций остается нераспутанным вроде…
Она грустно усмехается и откидывается на спинку кресла.
– Поделишься? – подвигаюсь я ближе к экрану и тепло смотрю на Татьяну.
– В общем, мне тут дочь выпалила, что я ее ни разу не хвалила и что-то еще в духе, что сыновей я больше люблю… – Таня подбирает слова и продолжает торопливо: – Ну, во-первых, это неправда – про сыновей. Во-вторых, хвалить нужно за дело! Никто никого не хвалит просто так! Нас вот, например, всех троих сроду родители не хвалили. И ничего! Выросли нормальными людьми, порядочными, хорошими! Я ей так и сказала!
– Так и сказала… – подхватываю эхом я.
– Ну да! – выпаливает она и останавливается, раздраженно начиная передвигать предметы на своем белом столе.
– А тебе бы хотелось, Тань?
– Чего хотелось? – не понимает она. – А, чтобы хвалили, что ли? Да я не знаю даже, не думала об этом. Как-то все было у нас и по расписанию, и дел всегда много, и по дому, и уроки, и спорт, даже времени не было думать… Чего хочется, чего не хочется… – Она замолкает, а потом вдруг спрашивает меня: – А у тебя как с этим? Вот у тебя две дочки и двое сыновей. Ты хвалишь их?
– Я сама из тех детей, кого не хвалили. Но мы все разные, ты знаешь, – говорю я, и Татьяна понимающе кивает. – И вот мне отчаянно хотелось, чтобы меня хвалили. Хотелось быть принятой, любимой, нужной. Но я не получала этого. Так сформировался мой психотип истероида, спасатель и герой в архетипах.
Мы обе смеемся.
– И старшая дочь у меня точно такая же. Однажды, когда я водила ее к детскому психологу, та сказала мне, что детей нужно хвалить. И я выдала ей то, что видела и получила сама, – что так они разбалуются, загордятся, вырастут нарциссами, эгоистами и все такое.
Мы обе киваем и грустно улыбаемся. Я замечаю на лице Тани смятение.
– Тогда я была в жутком сопротивлении, скажу я тебе, – продолжаю я нарочито медленно. – В то время я не была ни в терапии, ни психологом и не могла вывозить, когда кто-то меня ругает. Будто я не справляюсь, как мать. И все слова психолога вызывали у меня подтверждение того, что я недостаточна. Недостаточно хорошая мать, недостаточно добрая или недостаточно люблю дочку, и она вырастет несчастной и забитой, никогда не реализуется и умрет в одиночестве.
Мы опять с Таней смеемся, понимая, что я сейчас гиперболизирую проблему и довожу ее до абсурда, показывая, что может творить наш мозг с нами в ответ на любую информацию, которую мы получаем.
– А детский психолог стала говорить мне, что девочек нужно хвалить просто так. Просто по праву рождения. Они прекрасны сами по себе. Ей нужно знать, что она красивая, что она умница и что мы с папой ее просто обожаем. – Я делаю паузу, а Таня смотрит в сторону и молча вытирает слезы. – После этого я стала изучать все на эту тему, – продолжаю я, – и узнала, что мальчиков нужно хвалить за результат. За то, что он не умел и научился, за процесс, который он совершил, за то, что он сделал, – поступки, поделку. В общем, хвалить за его действия. И даже если не получается, то обязательно сказать ему, что он молодец, потому что пробовал. И если продолжать – обязательно получится. Девочке же важно знать, что ей можно ошибаться, можно быть неидеальной, но папа с мамой всегда ее поддержат, любят и будут рядом. А ошибаться можно. И тем и другим. – Я вновь останавливаюсь и продолжаю, следя за реакцией Татьяны: – Долгое время я сама считала, что незачем детей хвалить. Я не знала, как можно по-другому. И жила тем, что видела в своей семейной – родительской – модели. Уже гораздо позже я прочла исследования о том, что дети, которые получили в детстве больше поддержки и одобрения, становятся более открытыми миру, лучше умеют коммуницировать и у них лучше развит эмоциональный интеллект.
– Кстати, есть же еще тема о том, что троечники в реальной жизни гораздо успешнее бывших отличников, – вдруг вставляет Таня.
– Есть, да, – отмечая про себя резкую смену темы Татьяной, говорю я. – Но нет подтвержденных исследований на эту тему. Есть выдранные из контекста данные по конкретным людям. Но также есть и обратные данные. А вот те навыки, о которых я упомянула, – это актуальные сейчас софт-скиллы, и они однозначно способствуют успеху, более выгодному трудоустройству, более теплым отношениям и более счастливой жизни. Есть очень много исследований, подтверждающих это. Исследования, которые проводились 20–25 лет, в течение которых за детьми наблюдали и видели их рост и становление.