– И давно ты куришь? – вслух сказала я, уходя в ванную.
«Окей, что еще? – сканирую себя я мысленно, чтобы не обрушить все свои эмоции на ребенка. – Вина! Я чувствую вину. Что упустила, недосмотрела, проглядела…»
В ванной я истерично стирала полотенце и выдыхала свою злость через рот, активно работая руками.
«Я не знаю, когда это началось, кто еще курит из ее подруг, где она брала деньги…» – эти и другие мысли роем проносились в моей голове. Я ощутила вину комком в горле и гортани, продышала и прозевала ее, умылась и вернулась в комнату.
«Ладно, – продолжаю я свой внутренний диалог, возвращаясь к Аделе. – Я чувствую злость, чтобы не чувствовать вину. Я не хочу быть виноватой и тогда будто выбираю чувствовать злость. Окей, разобрались. Правда ли, что ты виновата в том, что дочь курит? И да и нет. Да, правда, я пропустила этот момент. Что еще правда? Что она – подросток, они пробуют жизнь. Ты можешь быть застрахованной по всем фронтам, но это просто может случиться».
Я замечаю, что дышу более медленно, что заметно успокоилась и могу продолжить разговор с дочкой.
– Аделя, я очень расстроена своей находкой…
– Мамочка, прости меня, пожалуйста! – пытается она привстать и обнять меня. Я обнимаю дочь в ответ и чувствую грусть.
«Грусть? – задаю вопрос себе. – А она тут при чем? С чем ты там прощаешься? Ну как минимум с мыслями о том, что ты все знаешь о своем ребенке, с иллюзией о том, что вас это миновало и что она какое-то время все-таки вредила своему организму».
– Доча, я разозлилась на тебя… – оторвавшись от нее и взяв ее за плечи, начинаю я.
– Я знаю, мам… Прости меня, пожалуйста, – вновь повторяет Аделя. – Я больше не буду курить, мама, обещаю, я выкину все вейпы! Прости, что подвела тебя, пожалуйста!
– Разозлилась в том числе потому, что думала, что ты должна понимать, как это вредно, – я молчу пару секунд и продолжаю: – Знаю, что сейчас «все курят» (изображаю кавычки в воздухе я) и тебе это кажется суперкрутым. Ты думаешь, в наше время подростки не курили? Курили почти все! Знаешь, почему никогда не курила я? Потому что не хотела быть как все. Как тупая толпа, которая вредит себе, думая, что выглядит круто и «в тренде».
Я произношу эти слова и понимаю, что говорю словами своей матери. «Рука-лицо…» – думаю я, имея в виду известный смайл. При этом меньше всего мне хочется становиться матерью-мегерой.
– Адёни, я понимаю, что тебе сейчас все это очень интересно и хочется «быть как все». Не поверишь, но я очень хорошо помню свои желания и потребности. И потребность быть принятой в том числе. Быть «своей», быть «в стае». Я все это понимаю, дочь.
Аделька молча плачет и кивает, вновь вешаясь мне на шею:
– Мамочка, прости меня, пожалуйста…
Я крепко обнимаю ее худенькое, горящее температурой тело во влажной футболке и глажу по слипшимся волосам.
– Я понимаю все процессы, которые происходят сейчас с тобой, дочь. Но это и правда очень вредно. Очень. Я читала исследования, читала статьи о вреде именно вейпов. За кажущейся их легкостью стоит огромная опасность («в первую очередь для нас, родителей», не произношу вслух я – ведь даже находясь в одном доме с нами, ребенок может курить вейп, и мы не почувствуем запаха, а когда узнаем об этой его привычке, может быть уже поздно для здоровья). И я объясняю тебе это как человек, который любит тебя больше всех на свете, как мама, которая желает тебе добра.
Я смотрю ей в глаза и прошу:
– Завязывай, пожалуйста.
Аделька кивает и вновь божится мне, что бросит.
– Я знаю, что ты можешь продолжать это делать и мы с отцом даже не узнаем об этом, – говорю я. – Мы не находимся с тобой 24/7 в школе и на тренировках. Но я хочу вернуть наши с тобой отношения, когда я могла доверять своей девочке. Мне очень этого будет не хватать. И мне очень грустно без этого…
– Я поняла, мам, – кивает она, и мы вновь обнимаемся.
Я долго глажу Адельку по влажной спинке, перебираю ее волосы и… грущу.
Чувствую грусть еще и потому, что моя девочка выросла. Она совершает запрещенные действия, вредит себе и не понимает этого, имеет от меня тайны, и… все это – естественный процесс взросления и здоровой сепарации.
Всегда грустно, когда что-то заканчивается.
Всегда тепло понимать, что если тобой руководит любовь – не ярость, не вина, не гнев, не желание «быть подругой», «в доску своей» и угодить, «подмахнуть, чтобы она могла доверять тебе», – а безусловные любовь и принятие, то всегда будет вера в то, что на каждом этапе роста и трансформации ваших отношений у вас достанет мудрости пройти его достойно.
Иногда мне кажется, что самый уязвимый возраст – подростковый. Когда с тобой уже никто не сюсюкается, как в детстве, когда с тебя требуют понимания и ума, как от взрослого, а тебя штырят гормоны так, что ты за один день можешь и посмотреть «Синий трактор», и сделать готический макияж, и закончить вечер в слезах, что тебе не хватило мороженого, и жаловаться об этом своему парню.
Благо, что мы, взрослые, знаем все эти процессы и проходили их сами. Многим из нас не хватило родительской поддержки, принятия и тепла в тот период. Так как же тепло сейчас понимать, что мы – другие и можем дать больше. Хотя бы потому, что в наше время мы знаем больше и не хотим, чтобы с ними было как с нами.
Глава 43. «Мы делаем выбор сами»
Помню, во время обучения коучингу наш ментор спрашивала нас, как мы поймем, есть ли у клиента результат от работы с нами. Мы, наивные, полагали, что клиент нам об этом расскажет.
Лена (ментор) разнесла в пух и прах наши иллюзии. Поэтому для меня было приятной неожиданностью, когда клиенты вдруг и в самом деле начали говорить о своих изменениях.
Ольга стала отслеживать свои ожидания от людей и мира и включать мышление до того, как ее могли бы унести эмоциональные качели. Она активно проявляется в соцсетях и снимает забавные рилсы с доступным уровнем английского и частыми ошибками изучающих язык. Недавно Оля провела вебинар по английскому для тех, кто хочет учиться за границей, а теперь планирует запуск своей группы.
Татьяна пишет мне отчеты каждую неделю и сейчас, несмотря на то что после нашей работы прошло уже немало времени. Она нашла себе супервизора и стала гораздо меньше переживать за качество своей работы. Говорит, что так легко не ощущала себя за все 48 лет своей жизни. И понимает, что после 45 жизнь и правда может только начинаться. В новой профессии, с новым отношением к жизни, а главное – к себе и близким. Без излишних ожиданий и муштры, а с бережным принятием и безусловной любовью.
Олег строит новые отношения. Недавно, будучи с мужем в ресторане вечером, я видела его с прекрасной дамой. Мы едва заметно кивнули друг другу, и он улыбнулся, показав мне глазами на свою спутницу. Я очень рада, что его жизнь раскрывается во всех сферах интересно и с доверием к миру и людям.
Аня запустила группу. Она – наставник экспертов, хоть ей не нравится, как это звучит. Забрав для себя многое из нашей работы с ней, Аня стала коучем уже для своих клиентов. И, как с удовлетворением признается она мне, им теперь легче выходить в сторис, вести эфиры и продавать свои услуги после работы с ней.
А с Сауле мы встречаемся сегодня. Я захожу в Zoom и жду ее. Последние наши встречи заканчивались слезами, и я готова ко всему.
Вот и она.
– Как ты? – спрашиваю я Сау после обмена приветствиями. Мы договаривались о работе на три месяца, и сегодня наша завершающая встреча. Позднее она пойдет ко мне в группу, но пока мы этого не знаем.
Сау не сразу отвечает, немного наклонив голову и думая о том, что сказать.
– Вопрос застиг тебя врасплох? – шучу я, и мы смеемся.
– Нет, – качает головой она и тепло улыбается. – Просто будто хочется продлить каждый момент последней встречи, понимаешь? И не хочется тратить его на тупости… а именно это и делаешь.
– Понимаю. Тоже очень тепло от тебя и не хочется прощаться. Как ты себя ощущаешь после нашей работы, поделись? – мягко смотрю на нее я, испытывая легкую грусть, но и радость с благодарностью тоже.
– Большой… – медленно говорит она, будто смакуя каждую букву. – Больше, чем…
– Больше, чем стыд? – подмигиваю я.
– Больше всего, знаешь. Будто больше себя той, что была. Больше мнения окружающих. Я больше своего стыда, да. И знаешь, от чего тепло еще? От нового навыка. То есть я же вижу те свои какие-то старые дерьмовые мысли о себе, которые меня заводили в отчаяние и грусть. Но я наблюдаю их. Я не несусь в эмоции, я не верю им. Я наблюдаю свои процессы. Даже сейчас, когда говорю тебе это. – Она улыбается и замолкает, наблюдая свое состояние.
– Это круто, – тоже улыбаюсь я. – Ты знаешь, что за 12 недель мы навряд ли сможем проложить новые рельсы или новые нейронные связи. Но абсолютно точно мы можем замечать, когда нам захочется прокатиться по старым, правда. Мы уже можем притормаживать себя и не нестись в тартарары жертвы, пассивной агрессии и угождения. Мы точно больше нашего стыда и можем наблюдать его, но действовать иначе. Ты можешь. Ты замечаешь. Ты точно больше.
– Я помню, Асель, когда ты говорила мне, что мы не в силах проработать все свои травмы и нам и не нужно этого. Тогда я расстроилась. И только теперь понимаю, что ты имела в виду, сказав, что нужно научиться жить вопреки и благодаря этим травмам. Помня их, видя, но выбирая путь эмоциональной и психологической стабильности… устойчивости…
Сау замолкает на время и перекладывает на столе свои записи.
– Я готовилась к нашей встрече и сделала конспект, чтобы не забыть, не обесценить свои труды и твои. Свои результаты… Потому что я уже это сделала, оказывается. Я даже забыла, что в начале наших встреч я не могла выдерживать реакцию своих родных на то, что я пошла в коучинг. А теперь мои проблемы – как привлечь больше клиентов, как построить структуру работы с ними!
Она говорит горячо, а я как раз смотрю на свои записи относительно наших встреч с Сау, начиная с самой первой – когда ей было сложно сказать «нет» маме, когда ее стыд был больше нее, когда в проводимой технике она показывала его руками высотой с метр, а себя – сантиметров 15 ростом.