Римма не знает. Римма не общается с родственниками. Да и подруг у нее нет.
С кем ей дружить? Со сверстницей, например с Дашей? Я пытаюсь представить их вместе: Римма зашла после работы в своем блузка-юбка-до-колена дресс-кодовом наряде – и Даша, бритая наголо в знак поддержки НБП, запах благовоний в квартире, тяжелые серебряные серьги, колечко в левой брови, пирсинг в языке. Они могли бы посмотреть аниме. Даша бы сказала что-нибудь про магию и нью-эйдж. Римма посмотрела бы на нее как на дуру. И еще – как на девчонку, которая живет за счет богатого мужика. Продает свою красоту. Любит его? Да ладно, это самообман, какая такая любовь!
Любовь – это то, что женщина не может себе позволить. Любовь делает женщину слабой. Кажется, так говорила мама, но Римма считает: любви не существует, любовь бывает только в кино. Это любовь анимэшной девочки к анимэшному мальчику. Или двух девочек (тогда это называется юри). Или двух мальчиков (тогда – яой). Они могут любить друг друга, потому что оба они – плоские и нарисованные. Живые люди не любят.
Да уж, не получается дружбы, не складывается картинка.
Может, Римма подружилась бы с Аней-Эльвирой? Какникак сестры, общая бабушка. Но Римма не любит свою семью. Ей кажется, с нее все время пытаются взыскать какойто долг. Она ничего не брала. Она вообще привыкла ничего не брать. Поэтому она и снимает квартиру за безумные, по меркам Эльвиры, деньги. Вряд ли они могли бы обсудить рынок аренды жилья. Римма живет в центре, Эльвира – на окраине. Римма редко заходит в магазины, быстро делает покупки, продавщиц не замечает. Эльвира весь день стоит за прилавком, рассматривает покупателей.
Нет, неслучайно две сестры не дружат. Им не о чем говорить.
С кем еще дружить Римме? С девочкой-блондинкой из «Перекрестка»? С секретаршей из соседнего отдела?
Нет, Римма не знает, как дружить. Она пробовала дружить в детском саду, однажды целых полгода дружила с одноклассницей, но остальные десять с половиной школьных лет и единственный год института была абсолютно одна.
Она не понимает, зачем дружить. Девочки говорили: раскрыть друг другу душу. По утрам Римма стоит перед зеркалом, готовится к встрече с Сазоновым, воображает себя офисной сукой – отражение совсем плоское. Как мультипликационные герои на экране. Где внутри этой двумерности прячется душа? Что тут можно раскрыть? Она не понимает.
У Риммы нет друзей – но у нее множество знакомых. В мобильном телефоне больше трехсот человек. В контактлисте почтовой программы – около шестисот. Римма следит за своей социальной жизнью, делает все как положено. Если зовут на вечеринку, приходит с подарком. Когда наступает время поздравить с днем рождения, телефон или аська об этом напоминает. Римма записывает дни рождения всех своих знакомых, даже детей и жены Сазонова. Она знает: Сазонову приятно, когда о таком помнят.
Люди вообще ценят, когда о них не забывают. Поэтому Римма никогда не ходит обедать одна, всегда идет с кем-нибудь, старается сказать что-нибудь приятное.
Римма всегда старается говорить приятное.
Всегда старается говорить.
Она не любит тишины. Тишина бесструктурна, хаотична, чревата. Тишина – аналог темноты. Не сон разума, а тишина порождает чудовищ.
Римма заполняет тишину разговором. Бесконечный цикличный small talk, набор привычных фраз, социально одобряемых формул, знакомых выражений, клишированных эмоций.
Римма не знает, как можно разговаривать по-другому. В разговоре она – только узелок социальной сети, транслятор чужих мнений, передатчик того, что слышала накануне. Для нее разговор – подобие глянцевого журнала: на каждый раздел отведено несколько страниц, один раздел кончается – тут же начинается другой. Темы беседы так же сменяют друг друга – новинки, спорт, кино, книги, музыка, секс, мода, иногда – политика или загадочное о жизни.
В журналах Римма рассматривает только рекламу. Для нее фотографии и статьи – лишь дань традиции, наполнитель, набитый в пустующее пространство между рекламными полосами.
Журналы существуют для рекламы, а разговоры – для обмена важной информацией. Чтобы узнать нужное, внушить подходящую мысль, утвердить себя на новой территории.
Римма знает – в рекламе нет гарантий. Люди могут посмотреть картинку, а потом ничего не купить. Так же и в разговоре. Что поделать? Не попробуешь – не узнаешь. Вот и приходится задавать вопросы, слушать собеседника, понимающе кивать.
Сегодня за обедом села с Ингой, секретаршей из соседнего отдела. Поговорили о коллегах, потом Инга спросила, спит ли Римма с Сазоновым.
– А ты со своим спишь? – вместо ответа говорит Римма, а Инга тут же начинает рассказывать о бурной сексуальной жизни своего начальника. Выходило, у него просто нет на нее, на Ингу, времени – то в баню с друзьями, то к любовнице, да и жена внимания требует.
– Нет, пару раз мы, конечно, попробовали, – говорит Инга, – но это так, несерьезно.
Римма деловито доедает бизнес-ланч, потом спрашивает:
– А ты его любовницу видела?
– Конечно, – говорит Инга. – Она же заезжает к нему время от времени. Знаешь, ничего особенного – сплошной силикон.
Инга фыркает, Римма вежливо улыбается.
Она не хочет делать карьеру через постель. Все интернет-ресурсы и деловые издания учат: это проигрышная стратегия. Для карьеры нужны социальные связи, нужна работоспособность, нужна продуманная линия поведения.
В детстве она слышала другое: карьеристы – холодные и расчетливые люди, готовые предать и пройти по трупам.
Трупы не страшат Римму, но предавать ей некого. Ей кажется, предать можно только друзей. И только друзья могут предать тебя.
Римме хочется быть совершенной, лишенной деталей, нюансов, мелочей. Год за годом она избавляется от воспоминаний, грусти, страха и надежды, словно вырезает себя из бумаги.
У нее нет друзей. Нет врагов.
Ни живых, ни мертвых.
В мире, напоминающем аниме, нельзя позволить себе даже мертвых врагов: мертвецы то и дело воскресают. Еще страшнее, чем были при жизни.
У Риммы нет никого.
– Приятно было вместе пообедать, – говорит она Инге.
– Ага, – отвечает та, – будем теперь дружить.
Римма улыбается и говорит: Конечно, будем.
50. Ну чистое счастье
Вика говорит, мол, главное в Кольцевой линии то, что в ней двенадцать станций, по числу знаков зодиака. Ерунда все это. Главное в Кольцевой линии то, что в первых и последних вагонах почти всегда можно сесть: те, кто с эскалатора или из перехода, попадают в лучшем случае в третий вагон – вот крайние вагоны и остаются почти пустыми, даже в час пик.
И вот Аня сидит в таком вагоне, первом или последнем, читает женский журнал, взятый у Зинки: Корецкого закончила еще по дороге на работу, надо же что-то читать на обратном пути. Зинкины журналы, впрочем, совсем невозможные, Аня пролистывает, почти не читая. Как добиться успеха и сделать карьеру. Карьера, очевидно, в офисе. Написали бы лучше, как добиться успеха, если с восемнадцати лет стоишь за прилавком! Как найти прекрасного принца и удержать его. Лучше бы сказали, зачем мне прекрасный принц, я и Андрея иногда не знаю, куда девать. Как испытать оргазм одновременно с партнером? Вот тут тоже – никаких проблем. Почти с любым, почти всегда. Наверное, потому что очень скучно, если кончишь раньше, и очень злишься, если все заканчивается, а ты не успела. Синхронный финиш, как на соревнованиях. Сколько у тебя было мужчин? Тоже неинтересно считать, если честно. Сколько было – столько и было, все на месте.
Аня поднимает глаза от журнала, рассматривает пассажиров напротив, и ей кажется, что любой похож на кого-нибудь, кого она знала. Вот толстый, обрюзгший мужчина лет пятидесяти пяти, костюм, портфель, очки, этакий постаревший и вышедший в тираж Марик. Даже руки потирает так же, удивительно.
Сегодня Зинка сказала: Марика переводят в центральное управление заведовать чем-то. Тоже, выходит, сделал карьеру. Вместо него обещали прислать бывшую главу филиала в Мытищах. Тоже, небось, будет вздорная баба – но хотя бы кофе с ней пить не надо будет. Или, по крайней мере, одним кофе все и ограничится.
Интересно, Вика теперь скажет, это она Марика от меня убрала? Так вот она, небось, своих клиентов и разводит: мол, пообещать ничего не могу, но попробую. И если вдруг что случится – это все она. А не случится – ну я же не обещала. Интересная работа, творческая. Не туфлями торговать.
Аня переводит глаза на другого пассажира: крупный, круглоголовый. Чем-то похож на Николая, охранника из соседнего ларька с последнего вещевого рынка. Высокий крепкий парень, сразу после армии. Никогда не понимала, почему не найдет работу получше, но не спрашивала.
Жил он в пяти минутах ходьбы от рынка. Вместе с матерью в небольшой двушке. Мать работала на другом конце города, квартира была в его распоряжении где-то час в день. Секс получался энергичным и деловитым, без лишних нежностей. Вот и хорошо – взрослым людям нежности ни к чему.
Как тут Андрей смутился, когда я сказала: Чего сопли жевать, легли – так давай трахаться. Смешно вспомнить.
Николая я сама выбрала, по экстерьеру, как кобеля на выставке. Красивый, да еще и непьющий. Заметила сразу, иногда парой слов перекидывались, а как взяли кассиршей в «ИКЕЮ», так и пришла, типа водки выпить, познакомиться поближе. В «ИКЕЕ» обещали белую зарплату, запись в трудовой и страховку. Двадцать девять лет, самое время, чего уж тянуть.
Николай, конечно, так об этом и не догадался. Когда забеременела, ничего не сказала, незачем это. Потрахались – разбежались. Слава богу, женщина отлично может вырастить ребенка без отца.
Мама же меня вырастила, правда? Я своего видела всего несколько раз, уже взрослой. Как он мне про романтику загнул, так я его и послала. Сказала что-то вроде: Папа! Я ведь к тебе не за советом пришла, а просто взглянуть на тебя, на что ты похож. Посмотрела – и достаточно. Жил без меня двадцать лет – и дальше живи.