Валентина подошла и оглядела меня с ног до головы. Я тогда решил: что-то не так. Сейчас, с высоты опыта, понимаю, что она меня оценивала на будущее.
Она позвала Дэна и Клео и сказала, что хочет обсудить завтрашние утренние эпизоды в средней школе. Дэн окончательно убедил Валентину, что снимать сцены по порядку смысла не имеет – ни практического, ни финансового, никакого. На завтра планировались все школьные эпизоды, и массовка в виде учеников нужна была только на день.
Валентина вытерла лицо, но под глазами остались мешки от недосыпа.
– Вчера вечером мне кое-что пришло в голову, и я хочу обсудить это с вами. – Она вкратце описала план монтажа, прописанный в сценарии. Эти эпизоды я не читал и не прочту до 2008 года, пока она не выложит сценарий в Сеть. – Наверное, для сюжета хорошо, что у наших подростков есть небольшая эмоциональная арка. Им нравятся сочувствие и внимание, которые проявляют одноклассники из-за пропажи друга. Но вот не знаю. Сейчас мне кажется, что это как-то слишком. Возможно, слишком психологично. И уж точно слишком киношно.
Я видел Валентину, Дэна и Клео в прорези маски, и реальность сейчас то ли выделялась четче, то ли, наоборот, уходила на задний план. Я не мог понять, был наблюдателем, зрителем, а не действующим лицом. Как и во всем фильме. Их фильм – тот, который они создали в голове и постоянно мысленно просматривали, – отличался от того, который видел и в котором жил я. Не знаю, понимали они это или нет.
– Что значит «слишком киношно»? – спросил Дэн.
– Зрители будут ждать, что одноклассники поднимут шум, а главные герои от этого подпитаются. Типичные подростки-неудачники, которые просто хотят внимания. Но это ведь не настоящая их цель, правда? Хотим ли мы нести такую мораль? Они поступают так с Глистом не потому, что жаждут внимания или авторитета. Возможно, монтаж «как есть» продемонстрирует зрителям ложную мотивацию, а возможно, просто все запутает. Фильм-то не про мотивацию, нет. Да, некоторые подумают, что ребята издеваются над Глистом из-за одноклассников. В принципе, нормальное восприятие, но у нас с Клео нет задачи показать мотивацию. У нас подростки делают это просто потому, что могут, их просто подмывает. Зритель будет бесконечно задаваться вопросом «почему», но не получит внятного ответа. Это по-настоящему страшно, и поэтому я хочу снять этот фильм. Нам вроде как нужно нагонять жути, а я хочу быть в чем-то чудилой. – Валентина посмотрела на меня. Я не был уверен, проверка это или нет, ведь в маске у меня не было права голоса, я должен был покорно сносить все, что со мной делают, – по крайней мере, до уведомления об обратном. Но под ее пристальным взглядом я все-таки пожал плечами.
Мэл, работавшая в зоне груди, ткнула меня и велела не двигаться. От нее пахло пачули.
– Хм, а можно сделать ему ожог на соске? Я хочу ожог на соске.
– Нет, – хором сказали Валентина и Клео.
– Так, хорошо, – обратилась Клео к Валентине. – Что может быть еще страннее? Даешь чудаковатость.
– Ожог на соске, – прошептала Мэл.
Карсон, наносящий ожоги где-то ниже колен, рассмеялся. Мне захотелось присоединиться.
– А что, если в монтаже, – предложила Валентина, – их школьные будни останутся прежними, без каких-либо изменений? Одноклассники по-прежнему избегают и игнорируют их. Мы видим те же самые кадры и сценки. Тогда получится, что они застряли в петле – застряли в аду, как ты написала, Клео, – и единственное, что отличается, – то, что они делают с Глистом.
Валентина встала между Дэном и Клео, обсуждая важные нюансы моей роли. Никто ничего не сказал, но неловкое молчание не повисло. Валентина продолжала:
– Никакого дерьма типа мини-арок персонажей, никаких изменений в реакции и поведении, все идет своим чередом – это более неожиданно, более ужасно, более безнадежно для всех.
Клео пролистала сценарий. Затерявшись где-то в страницах, она была, как всегда, непостижима. Я всегда говорил: если я ума не приложу, о чем она думает, то другие – тем более. Нелогично, знаю. Учитывая, что случилось потом, мои слова – это, пожалуй, не более чем жалкая попытка защитить себя.
Валентина уставилась на меня. Я сглотнул и уже почти заговорил из-под маски. Я боялся, но мне показалось, что она хочет знать мое мнение. Оно у меня было.
– И все они, по сути, монстры, – сказал я.
– Точно. – Валентина ткнула в меня пальцем. – Чертовски верно. – Она отошла от Дэна и Клео и направилась ко мне. Дэн и Клео старались не смотреть друг на друга – бросали взгляды то на меня, то на сценарий.
Валентину беспокоило, что эти двое спелись. И хотя я прежде не был вовлечен в обсуждение сцен без участия Глиста, но понял, что Клео встала на сторону Дэна в вопросе о внезапной рокировке планов. Валентина чувствовала себя в меньшинстве, и ей нужно было восстановить баланс сил на съемочной площадке, пусть и символически. У меня не было никаких претензий ни к Дэну, ни к Клео, но в тот момент я хотел только одного: блеснуть чем-нибудь в поддержку Валентины. Но тут вмешался Дэн.
Он сказал, что ему нравится текущий сценарий, потому что он реалистичный. Зрителю, который уже привык сопереживать, будет интересно разорвать шаблон. Сказал, что зрителям всегда нужно развлечение.
– К черту развлечение, – ответила Валентина. – Пошло оно в задницу. – Она рассмеялась, я тоже.
– Ну, ты посылаешь развлечение, – сказал Дэн, – а зритель посылает фильм.
– Да и зрителей к черту, – сказала Валентина. – Мы не для них снимаем.
– А лучше бы для них, – заметил Дэн.
Дальше пошли взаимные подколки по поводу целей, мнений, самовыражения, финансовых реалий. А может, и не подколки. Клео, вечный миротворец, вклинилась в дискуссию и сказала, что видит плюсы в обоих подходах к монтажу.
Удовлетворенная Валентина предложила собраться после съемок или завтра утром и принять окончательное решение. «Утром» подразумевало, что Валентина рассчитывала вечером занять Клео основной ее работой.
Внезапно в прорезях маски возникла Мэл в красной футболке с желтым пятном и такими широкими рукавами, что они постоянно трепыхались.
– Мой шедевр, – заявила она и взмахнула кистью, как рапирой.
На левом соске у меня теперь красовался схватившийся ожог из грима.
По настоянию Валентины мы сняли сцену с дымом за один дубль. Главным образом потому, что у Дэна было всего три сигареты, чтобы наполнить дымом наш уголок. Потом мы, чтобы успокоить дуэт гримеров, несколько раз сняли, как я отнимаю руку от груди и демонстрирую ожог. Этот ожог я по сценарию получу позже, когда на меня нападут с сигаретой. Марк вернулся с пачкой, и мы закончили эту сцену.
Мы сняли, как подростки входят в класс, опять же одним дублем. Затем потратили кучу времени на оттачивание сцены с нападением. План состоял в том, чтобы с резким переходом сделать кадры, как на меня кидаются люди с зажженными сигаретами. Они должны были подойти как можно ближе – не касаясь кожи, но достаточно близко, чтобы создать такую иллюзию камере. Я должен был хвататься за те места, которые якобы обжигали, закрывая нетронутую кожу.
Репетиция прошла в лучшем случае удовлетворительно. Мы не могли попасть в тайминг. Я слишком рано хлопал по коже, или другой актер слишком долго затягивался незажженной сигаретой… в итоге я раздавил несколько штук. Валентина велела нам остановиться, когда репетиция уже почти превратилась в тупой обмен пощечинами.
Все, хватит. Просто снимаем и смотрим, что получится. Благодаря Дэну мы научились «посылать фильм».
Позже, гораздо позже, в наш последний съемочный день, Дэн вручил Валентине и Клео черные футболки с гордой надписью: «Да пошел этот ваш фильм». Валентина с криком «шикарно!» нырнула в импровизированную гардеробную, чтобы переодеться.
Я сел на пол там, где было отмечено. Ребята расселись вокруг. Валентина зажгла сигарету, затянулась. Дым обрамлял ее кудри. Она ткнула зажженным концом в мое плечо – достаточно близко, чтобы я почувствовал жар. Я завизжал и отскочил в угол комнаты. Снято.
Дэн стал настраивать свет для следующего кадра. Пока мы ждали, Валентина вскользь упомянула, что последнюю неделю экспериментировала с окурками на свиной шкуре, надеясь, что это поможет при съемке крупного плана.
– Этот кадр есть в раскадровке? – спросил Дэн.
– Нет, – ответила Валентина. – Я не включила его, потому что не была уверена, что он выйдет правильно.
– Если бы ты предупредила меня, я бы что-нибудь придумал, – сказал Карсон, как всегда обиженный. – И кстати, где ты взяла гребаную свиную шкуру? В гастрономе?
Валентина махнула рукой, как бы говоря «ерунда».
– Знакомый татуировщик дал. Новички и подмастерья практикуются именно на свиной шкуре.
– О, бекон, – сказала Мелани, держащая в руках картонку с сигаретными ожогами.
– И как выглядит? – спросила Клео.
– Жутковато. Но мы никак не можем сделать кожу бледной, как у Глиста. – Она раздраженно махнула в мою сторону.
Я вздрогнул и представил Валентину в номере отеля, поздно ночью, уже почти утром. Она не может заснуть, даже не мыслит об этом, курит и втыкает сигарету за сигаретой в свиную шкуру, в кожу Глиста, в мою кожу. И дело вовсе не в испытании спецэффектов, просто она готовится к двойной роли – режиссера и Валентины-героини. Границы между ними размываются и стираются.
Дэн сказал, что может попробовать поколдовать с освещением, но Валентина сомневалась. Сетовала на то, что не удалось снять такой простой, но эффектный кадр. Вспомнив слова Дэна, сказала, что это именно тот реализм, которого он хотел, ведь этот фильм в основном про насилие. Все говорила и говорила об этом, не просила меня идти на безумство, не просила разрешения обжечь меня сигаретой, но я знал, что она хотела именно этого.
Не могу объяснить, почему я позволил им это. Разве что… будь вы там в маске, в этой маске, и чувствуй вы то, что я чувствовал я – уже и без маски тоже, – вы бы сказали то же самое и именно так, как сказал я.