Решив / не решив вопрос с одеждой, мы несколько минут просто болтали, надеясь закончить разговор на позитиве. С Валентиной у нас было общее прошлое, пусть недолго и фрагментами, а вот с Клео нас не связывали никакие воспоминания.
– Нравится сниматься в кино? – спросила она.
– Да, – сказал я таким тоном, чтобы было понятно: сейчас никакой радости нет. – А тебе?
– Не знаю. Я пока еще не снималась.
Положив трубку, я опять походил по номеру. Разделся. Так вышло, что на мне были белые облегающие (когда-то) трусы. Я представил в красках, как действую на опережение, предлагая Валентине для сцены эти ношеные растянутые трусы, уже далеко не белоснежные и не обтягивающие.
Я стоял перед зеркалом в ванной отеля. Яркие желтые блики высвечивали мою безволосую грудь, упрямо лезущие прыщи, дряблые мышцы, покатые плечи. Я хаотично, механически поднимал и сгибал руки, крутил и вертел туловищем. Надеялся ощутить хотя бы частично, что это не мое тело, чужое. Не сработало.
Я посмотрел в зеркало и встретил взгляд, полный презрения, как и бесчисленное множество раз до этого. Я видел там того же, кого и всегда – и кого каждый день видят другие. Впрочем… возможно, в этот раз это было не совсем так.
Я вошел в номер и снова перечитал сцену. Пока на Глисте не было маски, на нем оставались штаны и рубашка. Я вернулся в ванную к зеркалу-рентгену, поднес руки к лицу, оставляя между пальцами щели. Я смотрел, тяжело дышал и воображал.
Что ж. Закрытое лицо все меняло. Благодаря маске, видя все остальное, люди не увидят моего лица. Это поможет не столько притвориться другим человеком, сколько скрыть личность, размыть, завуалировать, сделать ее «никакой». Но речь не о том, чтобы зритель что-то на меня проецировал, а…
В маске я могу стать непостижимым, а может, даже неумолимым.
Глава 7. Прошлое: Сцена в классе
Время близилось к ужину. Материал со мной уже отсняли, и я мог бы вернуться в отель, но решил остаться и досмотреть последние сцены на сегодня. Я до сих пор был без шорт и рубашки. На мне были только трусы, плюс в перерывах между съемками я надевал толстый синий халат. Перед началом я так себя истерзал, что, похоже, впал в апатию и оцепенение. Раздеться до поношенных растянутых белых трусов оказалось не так плохо, как я полагал. И в то же время – хуже, чем думал, но в этом я бы даже себе не признался.
Валентину внезапно пробило на «достоверность», и она попросила Клео сыграть запертого в подсобке Глиста. К ее чести, она заметила, что меня нервирует даже тишайший скрип двери.
Валентина выкрикивала простые односложные команды. «Свет! Камера! Мотор!» Она хотела закончить вовремя, чтобы не выбиваться из графика и не начинать завтра съемки на час позже (это правило профсоюза работало несмотря на то, что бо́льшая часть съемочной группы в профсоюзе не состояла). Так что вместо тележки Дэн аккуратно прокрался по классу с переносной камерой. Стояла напряженная тишина, разрядить ее болтовней было нельзя, и у меня возникло навязчивое желание выкрикнуть какую-нибудь чушь, расписать профессиональным кинематографическим языком, что часть истории – небольшая, но, возможно, самая важная – создается без меня. И тут раздался над нашими головами, словно в небесах, голос Валентины:
– Давай, Клео!
Замок подсобки щелкнул, дверь со скрипом приоткрылась на несколько дюймов, и я всем своим существом устремился туда, боясь, что там каким-то образом окажется еще один я.
– Снято, проверьте затвор, – сказала Валентина после третьего дубля. – На сегодня все.
Она хлопнула в ладоши, и съемочная группа подхватила эти аплодисменты. Это уже стало ежедневной традицией.
Клео выскочила из подсобки, красуясь, встряхнула рыжими волосами, безумно улыбнулась, замахала рукой в знак приветствия, захлопала глазами. Дэн сделал вид, что снимает, и крикнул под одобряющий смех остальных:
– Мотор!
Пока наша небольшая съемочная группа заканчивала работу и собиралась, Клео, теперь уже как сценарист, подсела к оператору-постановщику Дэну и делала пометки в большом зеленом блокноте.
Я переоделся под халатом (даже акробаты бы поразились). Карсон, гример, мастер по спецэффектам и последний из четырех главных героев, забрал халат и повесил на «адскую передвижную гардеробную стойку», как подписал кто-то из съемочной группы. С Карсоном мы так и не успели познакомиться. Он учился в той же школе, что и Валентина с Клео, но был на несколько лет старше. Он окончил колледж радиологии и до «Фильма ужасов» был рабочим сцены в Центре исполнительских искусств Провиденса. Я не знал, дружили ли Валентина, Клео и Карсон до съемок, но, скорее всего, да.
По части грима и спецэффектов Карсону помогала его двоюродная сестра Мелани, сокращенно Мэл. До того она занималась свадебными прическами и макияжем. Мэл была очень шумной и умела развеселить, когда атмосфера на съемочной площадке оставляла желать лучшего. Нанося грим очередному актеру, она часто щебетала о своей семье, перескакивая с пятое на десятое. В перерывах между дублями, когда Валентина и Клео сверялись со сценарием, а Дэн – с раскадровкой, Мэл общалась с Карсоном.
Тот в первый же день знакомства сказал, что поближе мы познакомимся на съемках, когда будут утром меня гримировать и делать слепок лица. Слепок стал для меня откровением, если честно.
Но утром вместо обещанной беззаботной болтовни Карсон, пряча глаза за длинной челкой, извинился «за вчерашнее». Я сказал, что извиняться не стоит, что он – не его персонаж. Тогда он извинился за то, что собирался со мной сделать.
Этот диалог повторялся так часто, что уже должен был превратиться в забавную традицию, но этого так и не случилось. Карсон оставался угрюмым и серьезным, ему было со мной некомфортно. Я подумал, что он, должно быть, действует так же, как я, и погрузился в роль Карсона на полную. Почему нет? Может, сам так решил, а может, Валентина дала четкое техническое задание по отыгрышу персонажа. А возможно, он и был тем экранным Карсоном. Клео вот говорила шутливо, что ей даже не приходится играть, а в его случае это могло быть правдой. Они ведь даже имена настоящие использовали именно потому, что отыгрывали какие-то свои альтер эго, пусть даже куда более темные.
Валентина взяла меня за локоть и отвела к доске, где было потише. Каждый вечер после съемок мы решили обсуждать отснятое. Я делился впечатлениями, а она потом торжественно вручала отрывки на следующий день.
Валентина рассмеялась и покачала головой.
– Что? – спросил я, тоже нервно смеясь.
Ее смех перешел в хитрую ухмылку.
– Чудик официально стал Глистом. Я верю и не верю, что у нас все-таки получается.
– Это все ты виновата, – сказал я. – Со своим немецким экспрессионизмом.
– Ты до сих пор не понял? Ты Чезаре.
Я заморгал, вытаращил глаза. А потом понял, что она имеет в виду персонажа из «Кабинета доктора Калигари».
– Ну конечно. А ты, значит, доктор Калигари?
– Я уж думала, не вспомнишь. Уже врезать хотела. Ты сегодня был великолепен. Правда.
– Я просто разделся и надел маску. Подумаешь.
– Прекрати, умей принимать комплименты.
– Ладно, так и быть, приму. Спасибо. Это было, гм, довольно приятно. Может, у меня и получится.
– Это был важный день. Запомни его. Запомни, чтобы завтра, послезавтра или на следующей неделе напомнить себе, что ты справляешься. Потому что дальше будет сложнее и, наверное, не так весело.
– Стоять почти голым в маске, как по мне, тоже не то чтобы весело. – Валентина приподняла бровь, а я покраснел и быстро добавил: – Уверен, остальные, глядя на меня, тоже не кайфуют.
Не обращая внимания на мое самобичевание, она сказала, что у меня завтра (и, возможно, послезавтра) выходной, так как они будут снимать сцены с другими тремя героями в своих домах.
– А посмотреть можно будет?
– Конечно. Спроси у Карсона про график и как добраться. Кстати, завтра и послезавтра отрывков из сценария не жди. Я не хочу, чтобы ты несколько дней мусолил следующие эпизоды со своим участием. Надо сохранить настроение, как сегодня, сыгранное и слаженное.
Клео и Дэн наконец закончили отсматривать дубли, и подружка подскочила к Валентине:
– Извините, что прерываю, но Дэн опять настаивал отснять сперва все школьные эпизоды, чтобы потом не пришлось ломать голову и переделывать.
– И ты отказала, так ведь?
– Да.
Мы с Клео обменялись быстрыми кивками и похвалили работу друг друга.
– Так, пока вы обе здесь, – сказал я. – Меня сегодняшняя сцена смутила. Я представлял себе несколько иное, когда вы рассказали про фильм ужасов. Я разве не главного гада играю? Я-то думал…
– Может быть, – ухмыльнулась Валентина.
– Ну вообще, – подхватила Клео, – мы все для кого-то гады.
– Как глубоко, Клео. – И девчонки начали перешучиваться.
– Как река.
– Или озеро.
– Нет, река.
– Большинство рек мелкие.
– Не все.
– Почему не океан?
– Слишком глубоко.
– Как насчет фьорда?
Я не хотел перебивать, но, если бы я молчал и дальше, они так и тараторили бы всю ночь.
– Эй, – сказал я, – мне тут идея пришла. Как думаете, я могу остаться здесь, в классе, на ночь? Понятия не имею, что там дальше по сценарию, все дела, но Глист, полагаю, остался тут, в школе. – Я сделал паузу, ожидая, что кто-нибудь что-нибудь скажет, но девушки молчали. – Да и просто… чтобы лучше войти в образ, как вы хотели. Может, мне стоит остаться здесь хотя бы на несколько часов, посидеть в одиночестве, собраться с мыслями. Я могу закрыть дверь, когда буду уходить. Это несложно. – Входы в школу и двери классов запирались на цепочку.
Валентина и Клео переглянулись.
– Тебе не обязательно идти на это, – сказала Валентина. – Ты усердно трудишься, мы знаем.
– Не думаю, что это хорошая идея, – добавила Клео и оглядела комнату, как будто боялась, что нас могут подслушать.
Я принялся разглагольствовать, что если останусь здесь хотя бы на несколько часов, то местные ребята не станут вламываться, увидев припаркованную машину. Может, даже свет оставлю.