— И я скучаю.
— Себастьян…
— Мм?
— Можешь не вешать трубку? Я зайду в дом.
Я сглатываю — все свои желания, все мечты, всю боль и страсть — в надежде, что мой голос звучит так же ровно, как и всегда. В отношении к Мие я не знаю полумер.
— Конечно, мой ангел.
31
Мия
— Видишь? Некоторые из этих вопросов случайны, а еще есть слишком личные.
Я смотрю в ноутбук Себастьяна: там открыт список вопросов, присланный журналисткой «Спортсмена», Зои Андерс, для ознакомления. Вопросы подобраны очень странно. В первом спрашивается, является ли Себастьян поклонником «Редс» и не превратили ли его годы жизни на Лонг-Айленде в болельщика «Метс» и «Янкис», а в следующем — поддерживает ли он общение с родственниками отца и матери.
Пробежав глазами список, я начинаю перебирать в уме возможные варианты развития событий. Я, конечно, догадывалась, что репортер может спросить что-то подобное, но ведь это личное. Себастьян не обязан ни с кем этим делиться — особенно с каким-то журналом.
— Ты можешь отказаться и не отвечать, ты ведь понимаешь?
Он проводит рукой по волосам и нахлобучивает на голову бейсболку задом наперед.
— Да, наверное. Или можно дать короткий прямой ответ: «Нет, не общаюсь».
Я внимательно смотрю на него. Мне, как и журналистке, интересно узнать больше, но я понимаю: поскольку мы просто друзья, у меня нет права спрашивать его об этом. В конце концов, я ведь сама так захотела — хотя и начинаю об этом забывать.
— Просто скажи, что ответишь только на те вопросы, которые напрямую касаются бейсбола.
— Ну, можно, — соглашается он, скорчив гримасу. — Но в то же время мне бы не хотелось, чтобы она что-то разнюхивала без моего ведома, а потом слепила очередную сенсацию. Там все довольно просто: родственники по материнской линии не захотели забрать меня к себе, потому что терпеть не могли моего отца. Ничего особенного в этом нет.
— А почему? — спрашиваю я, не в силах унять любопытства.
— Мама забеременела до свадьбы. В ее семье все решили, что она вышла за моего отца от безысходности. Считали, она могла бы добиться большего. — Себастьян опускает ладонь на мое колено и легонько сжимает. Затем издает короткий смешок. — А потом она погибла, и они окончательно утвердились в своей правоте.
— Это просто ужасно.
— В любом случае я не хочу иметь с ними ничего общего. — Он резко захлопывает ноутбук и кладет рядом с моим на журнальный столик. — Мы не общались уже много лет. Понимаешь, я люблю бейсбол, но вот остальное — это уже чересчур. Иззи говорит, что те дурацкие фотографии гуляют по всему «Инстаграму»◊.
— За что я люблю астрофизику, — сухо произношу я, — так это за то, что мне точно никогда не придется давать интервью.
Себастьян кладет руку мне на талию и притягивает к себе. Я сажусь ему на колени, лицом к лицу, и поправляю сзади юбку, чтобы она прикрывала зад.
— У меня есть парочка вопросов, — мурлычет он, целуя меня в шею и проводя руками по моим голым бедрам, отчего я вся начинаю дрожать. — Об особенностях женской физиологии.
— Да неужели?
Он приподнимает мою юбку на несколько сантиметров.
— Но, думаю, мне нужен наглядный пример.
От его нежных прикосновений мой желудок сжимается в сладостном ожидании. Последний раз у нас был секс по телефону несколько дней назад: он позвонил мне из отеля во время своей поездки в Олбани. Мне все еще немного стыдно, что я вместо ответа на вопрос отвлекла его сначала луной и признанием, которое далось мне довольно легко, а затем грязными разговорами. Я понимала, что веду себя как настоящая трусиха, но все равно не смогла рассказать ему, почему тогда ушла.
— Нужно сделать все по-быстрому. Пенни с Купером скоро вернутся.
Себастьян кусает меня за подбородок и плавно переходит к поцелую, касаясь руками кружева моих трусиков.
— Значит, я буду быстр.
Мне хочется повалить его на диван и оседлать. Хочется почувствовать, как его руки раздвигают мои ягодицы, узнать, как глубоко он сможет войти в меня в этой позе. Я не практиковала ее уже долгие месяцы, а он, знаю, старается сохранять дистанцию.
Я снимаю футболку и бросаю на пол. На мне лаймово-зеленый бюстгальтер, его любимый, с бантиком между чашечками. От этого зрелища Себастьян издает восторженный стон и утыкается лицом мне в грудь, а затем медленно спускает с моих плеч лямки — сначала одну, затем вторую.
— Ты так давно не трахал мою киску, — вырывается у меня, когда он обхватывает губами мой сосок через кружевную ткань.
Себастьян сдавленно выдыхает.
Я провожу ногтями по его спине.
— Прошу, ну пожалуйста. Тебе понравится.
— Я в этом и не сомневаюсь, — хрипло произносит он, запуская руку мне под юбку, и затем шлепает.
Он бьет совсем не сильно — так, чтобы мне не было больно, но достаточно для того, чтобы захотелось еще.
— Когда я в тебе, ты так красиво звучишь. Я помню каждый твой стон, мой ангел.
Я подаюсь вперед и, заметив, как он стискивает зубы, лукаво улыбаюсь. Бугорок у него между ног увеличивается. Я продолжаю мягко раскачиваться и, сбив с его головы бейсболку, зарываюсь пальцами в его волосы.
— Ты можешь использовать вибратор и на моей попке.
— Ты моей смерти хочешь.
Я целую его, и моя улыбка становится шире. Он уже почти сдался.
— Если это слишком, я больше ничего не скажу.
— И думать не смей.
Я запускаю руки ему под футболку и провожу пальцами по кубикам на животе.
— Да ну? А ты уверен, что справишься, Каллахан?
Он срывает с себя футболку и бросает на пол рядом с моей, а затем с горящими глазами расстегивает бюстгальтер. Я даю ему упасть с меня. Себастьян перекатывает мой сосок между большим и указательным пальцами, наклоняя голову, чтобы обхватить второй губами. От этой сладостной пытки у меня внизу все сжимается. Мое тело жаждет большего — мои трусики уже промокли насквозь. Если для того, чтобы он по-настоящему взял меня, мне придется рассказать ему обещанную правду, так тому и быть. Я запрокидываю голову и тяну его за волосы.
— Для тебя что угодно, мой ангел, — игриво произносит он, но его глаза выдают, насколько он на самом деле серьезен. — Хоть ты и отказываешься рассказать мне то…
Хлопает входная дверь.
Черт. Черт, черт, черт.
— Да ладно! — раздается из коридора голос Купера. — Неужели опять?
* * *
Пенни стоит передо мной, скрестив руки на груди, и буквально пронизывает взглядом. Лицо у нее еще слегка красное от свежего загара, заплетенные в косу волосы мелко вьются. Она в футболке с изображением Гранд-Каньона, а на запястье красуется свежая татуировка, но спросить о ней я не смею.
В последний раз я видела ее такой возмущенной, когда… когда они с Купером осознали, что мы с Себастьяном больше, чем просто друзья, и она пыталась серьезно со мной поговорить. Пенни позвонила мне сразу, как только приехала во Флориду и заселилась в отель, — это было во время «Ледяной четверки», — но я слушала вполуха. Уже тогда я знала, что должна оставить Себастьяна, и меньше всего мне хотелось признаваться в этом девушке его брата. Никто не говорит о том, как порой бывает отстойно, когда твоя лучшая подруга влюблена.
Я прочищаю горло. Когда все переварили происходящее (а происходило в тот момент следующее: мы с Себастьяном, оба без футболок, целовались на диване в гостиной, как полные идиоты), я, не помня себя от смущения, оделась, и подруга увлекла меня на второй этаж. Пенни тысячу раз видела меня голой: все-таки мы с ней вместе живем, но о Купере этого сказать нельзя, и бедняга стоял в коридоре весь красный.
Я сажусь на кровать Иззи, чувствуя себя так, будто все еще учусь в школе и меня вызвали в кабинет директора, — это ощущение мне отлично знакомо, потому что в старших классах я оказывалась там чуть ли не каждый день. Тот факт, что меня не отчислили за пожар в химической лаборатории, до сих пор вызывает удивление и восторг.
Чем дольше Пенни смотрит, тем сильнее я съеживаюсь под ее взглядом. Чтобы как-то выбраться из этой ситуации, я начинаю болтать обо всем, что приходит мне в голову:
— Ну, как съездили? Удалось дописать стихотворение, которое ты хотела посвятить своей маме?
— Сколько это уже продолжается, Мия?
Я изо всех сил стараюсь улыбнуться.
— Ты отлично выглядишь, Пен.
— Мия. Сколько?
— Видела твои фотки в «Инстаграме»◊ — очень красиво. Вы с Купером все-таки сделали парные татуировки? Твоя идея? Помню, ты говорила, что не можешь решиться, потому что страшно боишься иголок.
— Мия…
Я судорожно сглатываю и продолжаю тараторить:
— Я так по тебе скучала. Не хотела мешать твоему романтическому путешествию по стране в компании симпатичного хоккеиста, но на самом деле, когда ты уехала, я вдруг осознала, как много мы разговаривали каждый день. Кстати, хочешь забавную историю про Мандаринку? Она…
— Мария Дафна Ди Анджело! — восклицает Пенни.
Я теряю дар речи.
— Это было довольно грубо.
— Прости. — Она распускает волосы и встряхивает головой. Сделав глубокий вдох, она плюхается на кровать рядом со мной. — Ты разрешила мне называть тебя полным именем в чрезвычайных ситуациях.
— А разве у нас случилось что-то чрезвычайное, Пенелопа Энн Райдер?
У нее отвисает челюсть.
— Как грубо!
— Ты первая начала.
— Да уж, ситуация определенно чрезвычайная… — бормочет она. — Так вы с Себастьяном теперь вместе?
Притвориться, что лето будет длиться вечно и мне никогда не придется обсуждать с кем-то наши с Себастьяном взаимоотношения, казалось так легко, что сейчас я попросту не знаю, что сказать. Нужно было придумать какой-то план, но вместо этого я радостно строила наш совместный быт и буквально увязла в нем, а теперь обнаружила, что снова тону, как в апреле, и никто не может мне помочь. В этот раз я даже не смогу сбежать, оставив все в прошлом, ведь бежать мне некуда: теперь мой дом здесь.