Мне это нравится, но все же я беспокоюсь.
Скамья запасных здесь совсем не похожа на ту, что я видела на стадионе: это лишь длинная лавка с небольшой ступенькой и ограждением. Ее нельзя назвать хоть сколько-нибудь комфортной, но сейчас, когда каждый поцелуй для нас словно глоток воды после скитаний по иссохшей пустыне, мы не обращаем на это внимания. Наши сердца будто связывает сияющая в ночи тонкая шелковая нить — нежная, но в то же время неразрывная. Если бы не прожекторы стадиона, я бы едва могла разглядеть Себастьяна.
Отличная ночь для охоты за планетами, как сказал бы дедушка.
Я сдавленно выдыхаю и выгибаю спину, когда Себастьян прикусывает мой сосок. Он проводит рукой по моему телу, задерживаясь чуть ниже талии, а затем касается внутренней стороны бедра.
Когда мы добрались до этого места, он соорудил из наших футболок импровизированное покрывало, а я без лишних церемоний избавилась от оставшейся на мне одежды. Он взял меня на руки — так, что мы оказались лицом к лицу, — и целовал, прижав к стене из шлакоблоков, пока я не начала умолять его о большем. Я получила желаемое, но он так и был странно молчалив, а ведь обычно с его губ непрерывным потоком сыплются комплименты, подколки и смех. Сейчас же все по-другому. Неестественно серьезно. Клитор буквально пульсирует в ожидании ласк, и я знаю, что Себастьян тоже на взводе, и все же он сам не свой.
Я зарываюсь пальцами в его волосы. Занятый тем, что целует меня между грудями, он вздрагивает.
— Милый, — шепчу я.
— Мия, — срывается с его губ, точно в молитве.
— У тебя все хорошо?
Даже в темноте его глаза кажутся невероятно яркими.
— А у тебя? Ты не замерзла?
Я устраиваюсь поудобнее.
— Я в порядке. Просто ты какой-то… тихий.
Он усаживает меня к себе на колени, обнимая своими большими сильными руками. Я, радуясь этой близости, обвиваю его шею и упираюсь в нее лицом, вдыхая запах его сладковатого пота и ощущая телом медальон его отца.
Так трогательно, что он носит его не снимая. Я тоже люблю надевать свои серьги-обручи, потому что раньше они принадлежали бабушке, а потом она отдала их мне, и цепочку, потому что ее подарил дедушка, специально подобрав в тон к серьгам. Себастьян ничего не рассказывал мне об отцовском медальоне, но я уверена, что для него он тоже многое значит.
— Прости, — говорит он. — Я просто задумался о том, как сильно ты меня восхищаешь.
Я ожидала услышать что угодно, но точно не это.
— Серьезно?
— Ты потрясающая, — произносит он. — Такая… целеустремленная. Это чертовски сексуально, Мия.
Я со смехом качаю головой.
— Себастьян…
— Что? Это правда. — Его ладонь скользит вниз по моей спине. — Мне невероятно повезло.
Я сглатываю, стараясь подавить неожиданно вставший в горле ком.
— Спасибо.
— А еще я, наверное, думал о той ночи. — Он касается моей щеки. — О тебе, обо мне. О нас.
Я смотрю ему прямо в глаза. Раньше подобные моменты представлялись мне глупыми и неловкими, но сейчас мне хочется, чтобы это длилось вечно, — хотя, конечно, ни с кем, кроме Себастьяна, так бы не было. Он спокоен и серьезен и, я уверена, говорит такие вещи не для того, чтобы затащить меня в постель. Он уже получил меня всю и поэтому сейчас просто остается самим собой, отчего момент кажется еще более особенным. Меня много раз хвалили за целеустремленность, но еще никто не называл ее сексуальной.
— А делать это… в процессе ты не можешь?
Он разражается смехом.
— Я люблю тебя.
Мое сердце начинает биться так быстро, что я боюсь, как бы оно не выскочило из груди.
— Так вот что значила та записка.
— Какая… А, записка, что была в футболке. — Он сжимает мою шею сзади, массируя большим пальцем верхние позвонки. — Да, Мия, мой ангел. Я люблю тебя.
— Когда я осталась у тебя в первый раз, то дала себе обещание, что реализую один проект. — Не знаю, почему решила рассказать об этом именно в этот момент, но мои мысли ужасно спутались, и сейчас это единственная ниточка, за которую я могу ухватиться. — Проект ЗОСМК. «Забыть о Себастьяне Миллере-Каллахане».
Он не выпускает меня из объятий. Не отталкивает.
— И как, получилось?
— Это был полнейший провал. — Я касаюсь пальцем его щеки. — Для науки это не редкость.
— Как и для бейсбола. Стоя на базе с битой в руках, ты по большей части просто машешь ею в воздухе, а не отбиваешь чертов мяч.
Я улыбаюсь.
— Мой проект не просто провалился, — шепчу я. — У меня совершенно изменились цели. И вот теперь мы здесь.
Последняя часть признания замирает у меня на кончике языка. Я никому никогда не говорила ничего столь романтичного и в принципе даже не думала, что когда-то скажу, но если кто-то и заслуживает услышать от меня подобное, то это Себастьян.
Прежде, чем я успеваю собраться с духом, он прижимает меня к нашему импровизированному пледу из футболок, накрывая своим телом, и целует. Его пальцы касаются моего клитора, с новой силой разжигая снедающее меня желание. Когда он проникает в меня одним, а затем и вторым пальцем и сгибает их так, чтобы затронуть все самые чувствительные точки, я сдавленно выдыхаю ему в рот. Он придвигается ко мне, позволяя ощутить всю силу своей страсти, и уже через несколько мгновений я в изнеможении выгибаю спину, показывая, что хочу большего. Большего, чем просто ласка. Наши языки сплетаются, Себастьян продолжает играть с моим клитором.
Я со стоном прерываю поцелуй.
— Пожалуйста, — умоляю я.
Он не заставляет меня ждать и сразу медленно и уверенно проникает в меня, вынуждая впиться ногтями в его руки. Войдя полностью, он издает рычащий стон и прижимается ко мне лбом. Мгновение мы прислушиваемся к дыханию друг друга, а затем я закидываю ноги ему на бедра, давая знак, что готова взять все, что он хочет мне дать.
Каждый его толчок — изысканная, чувственная пытка. Я сжимаю интимные мышцы и, когда это заставляет его застонать, довольно улыбаюсь. Он утыкается лицом мне в плечо, покусывая нежную кожу. Я сдавленно выдыхаю: до пика осталось совсем недолго — никогда еще он не брал меня так глубоко, так проникновенно и полно. Мое тело дрожит. Я впиваюсь ногтями в его спину, наверняка причиняя ему боль. Внизу живота зреет волна удовольствия — такая сокрушительная, что, я уверена, она накроет меня целиком.
— Давай, милая, — шепчет Себастьян, — вот так. Давай, моя красавица.
С громким стоном, который он перехватывает поцелуем, я кончаю. Все мое тело будто сжимается, а когда это проходит, мне кажется, что от меня ничего не осталось. По голове пробегает легкая дрожь, кончики пальцев судорожно сгибаются — и все это время Себастьян укрывает меня своим телом, создавая ощущение тепла и безопасности, впитывая всю без остатка. Я всхлипываю, перед глазами пляшут звезды. Он прижимает меня к себе так крепко, что мы будто сливаемся в единое целое, и продолжает двигаться во мне, подбираясь к такому же пику наслаждения.
Я знаю, что попросту разрыдаюсь, если начну говорить, поэтому вместо этого сжимаю ногами его бедра и целую так неистово, как не целовала, кажется, еще никогда, — и он понимает этот молчаливый призыв. Призыв кончить в меня, отметить этим знаком наивысшего обладания, стереть который не в силах никто и ничто.
Когда он расслабляется, я глажу его по голове, и мы одновременно переводим дыхание.
Раньше, воображая, как выглядят далекие, неизведанные планеты, я всегда представляла острые, точно лезвия, горные хребты, кипящие океаны, металлические дожди… Теперь же мне на ум приходит совсем другое. Покатые, пушистые от травы холмы. Жемчужные озера. Полные диковинных животных тропические леса — такие же зеленые, как и глаза парня, что в эту самую секунду смотрит на меня, будто я центр его вселенной. Где-то в глубине души мне все еще хочется убежать в один из этих миров, но теперь я знаю, что мне это не нужно. Мое место здесь, рядом с ним, и это намного живописнее всего, что я когда-либо смогу увидеть в окуляр телескопа.
Это странно. Это пугающе. Это прекрасно.
— Я люблю тебя, — тихо шепчу я.
49
Себастьян
Оказывается, когда принимаешь какое-то важное решение, в ту же минуту никаких крутых изменений в жизни не происходит. Выбрав отказаться от карьеры в бейсболе, я продолжил, как и раньше, посещать тренировки, готовить вареники, смотреть с Мией фильмы (мы успели посмотреть «Значит, война»40, «Контакт» и «Бестолковых»), ездить на матчи (сыграли два в один день в Коннектикуте), ходить в «Рэдс» с Хантером, Рафаэлем, Купером и Эваном и изучать — хоть и в довольно общих чертах — европейские программы по кулинарии. Еще недавно я попытался приготовить суфле, и это был полный провал после крем-брюле. Да уж, мои кондитерские навыки явно нуждаются в совершенствовании. Возможно, стоит потренироваться, приготовив какой-нибудь десерт для семьи Мии — барбекю, на которое она меня пригласила, уже завтра.
С другой стороны, не хотелось бы отравить потенциальных тестя и тещу на первой же встрече.
А еще нужно решить, как, черт возьми, сообщить всем о своем решении уйти из бейсбола. Мне уже предоставлялись неплохие шансы это сделать, но каждый раз я находил причину промолчать. Прежде чем признаться семье, мне хочется сначала рассказать об этом Мие, услышать ее мысли на этот счет, но она так занята подготовкой к конференции, что мне не хочется добавлять ей поводов для беспокойства. Поэтому, получив от нее сообщение с просьбой вызволить ее из лаборатории, я едва не взвизгнул от радости.
Теперь мы с ней стоим в супермаркете, и она, скрестив руки на груди, удивленно смотрит на полки с вредной пищей.
— А что, ценность «нормальных» продуктов тебя больше не волнует? Ты ведь только вчера прочитал всем лекцию о том, почему лучше покупать фермерские яйца вместо магазинных.
Я поправляю бейсболку. По пути в лабораторию я разработал план: решил пригласить ее на ночное свидание, на котором мы будем играть в «Правду или действие», и когда она расскажет мне свой секрет, то я расскажу ей свой. Тот самый, что с тех пор, как я принял это решение, вытеснил из моей головы абсолютно все остальные мысли.