Хоум-ран! — страница 59 из 67

В это же мгновение я слышу стук в дверь.

— Мия? Можно вой­ти?

Я откладываю подушку и сажусь на кровати.

— Это ведь твоя комната.

— Ну, вдруг ты тут голая или что-то такое, — произносит Пенни, открывая дверь.

От моего вида она хмурится. В последние дни я так много работала, что питалась одними лишь энергетическими батончиками и всего пару раз принимала душ. Мои волосы свисают безжизненными сальными прядями, ногти сгрызены под корень, а одежду я не меняла уже несколько дней.

— У тебя все хорошо?

— Презентация — настоящая катастрофа.

Она садится на краешек кровати.

— Ты что! На вид просто замечательно.

— Элис отчитала меня за то, что я неправильно подписала диаграмму.

— Пусть катится к черту!

Я усмехаюсь.

— Ну, она ведь права. Я столько работаю, а ошибаться все никак не перестану. Конференция уже на следующей неделе, а я еще почти не практиковалась.

— Продолжишь работу чуть позже, — говорит Пенни. — У меня тут горячая пицца.

При первом же упоминании еды у меня громко урчит в животе. Я не помню, когда и что ела в последний раз. Наверное, это был протеиновый батончик в лаборатории утром.

Себастьян бы такого не вынес. Уже стоял бы на кухне, собираясь приготовить что-то восхитительно вкусное.

Делал бы то, о чем я посоветовала забыть.

Я снова падаю на кровать, отчаянно стараясь восстановить дыхание.

— Я подумала устроить небольшую маникюр-вече­ринку, — говорит Пенни. В ее голосе явно слышится беспокойство, и я прикусываю щеку, чтобы сдержать слезы. — Посмотреть фильм. Папа с Никки решили сходить в ресторан, так что мы можем посидеть перед теликом в гостиной.

— Здорово.

— Никаких романтических комедий предлагать, пожалуй, не буду.

— Да мне все равно, Пен. Включай любой фильм, который тебе нравится.

Подруга смеряет меня хмурым взглядом.

— Себастьян сегодня вернулся домой из поездки. Отыграл последний матч сезона.

— Прошу, не…

— Он хочет прийти поговорить с тобой.

Я закрываю глаза. На следующий день после моего побега он пришел к дому отца Пенни, чтобы меня увидеть. Пенни тогда мягко отказала ему, и я ей очень за это благодарна, хотя прекрасно понимаю, как ей было неловко. Мне стоит относиться к ней с любовью и пониманием, ведь из-за меня она оказалась меж двух огней. Я уверена, Купера мое поведение разозлило до чертиков.

— Я не могу.

Голос Пенни звучит неуверенно:

— Ладно, тогда скажу ему, чтобы оставил твои вещи на крыльце.

— Какие вещи?

— Ботфорты и куртку. Видимо, ты забыла их у него дома.

— Мне следует вернуть ему бейсбольную футболку.

— Не думаю, что она ему очень нужна.

Я свешиваюсь с кровати и, покопавшись в сумке, наконец нахожу то, что искала. При одном лишь взгляде на футболку мое сердце болезненно сжимается. Как нежно он снял ее с меня в тот единственный раз, когда я ее надела…

— Вот, возьми. Можешь отдать ее ему или даже выкинуть, мне все равно. Не хочу ее больше видеть.

Ее лицо вытягивается. Доброта моей подруги и ее отца помогает мне воплотить в жизнь мою мечту. Мне следует об этом помнить.

— Пожалуйста, — добавляю я, протягивая ей футболку.

Пенни берет ее в руки.

— Ладно. Но просто чтобы ты знала: я считаю, вам следует поговорить.

— Я тебя услышала.

— В­се-таки вы были друзьями.

Я нервно смеюсь.

— Поверь, я помню.

— Ну, тогда, может, раз отношений у вас не получилось, вы могли бы…

— У нас ничего не вышло в прошлый раз, и я не думаю, что выйдет теперь, — перебиваю ее я. — Он сказал мне вычеркнуть мою семью из жизни.

— Он просто был очень расстроен, — говорит Пенни. — На барбекю мы все видели, что они за люди. Ты ведь и сама не считаешь их идеальными.

— Мы просто… мы друг другу не подходим, — говорю я, хотя мы с Пенни уже обсуждали это тысячу раз. Я понимаю, что она пытается помочь мне, но мне уже надоело доказывать свою точку зрения. — У нас все равно ничего бы не получилось.

— Ты в любом случае не добилась, чего хотела, — резко произносит она. — Он уходит из бейсбола.

— Этого я и хотела.

После того разговора на библиотечной колокольне я ни секунды не сомневалась, что ему стоит сойти с этого пути. Теперь, после того как у меня было достаточно времени все обдумать, я понимаю, что он делает это не из-за меня. Возможно, моя поддержка помогла ему решиться, но выбор он сделал сам. И все же это не отменяет того факта, что рано или поздно ему пришлось бы пойти ради меня на жертвы в вопросах женитьбы, рождения детей или еще чего-нибудь. Либо пришлось бы мне. В какой-то момент все в любом случае рухнуло бы — это лишь вопрос времени.

Пенни перебрасывает косу через плечо.

— Да ну? А по-моему, ты хотела, чтобы он занимался нелюбимым делом только из-за слов твоей матери.

— Ты можешь хоть на минуту перестать говорить как девушка Купера и для разнообразия немного побыть моей подругой?

Как только эти слова слетают с моих губ, я тут же жалею об этом.

На ее лицо ложится тень, в глубине глаз что-то гаснет, будто там выключили лампочку.

— Вот как. Окей.

— Пен…

— Я сказала это не как девушка Купера, а как по­друга — и твоя, и Себастьяна.

— Я не хотела… — начинаю я, как вдруг у меня снова звонит телефон. Скорчив рожицу, я отвечаю: — Да, Элис?

— Ты обещала быть в лаборатории полчаса назад, — говорит она. — Ну и где ты в итоге?

Я совершенно потеряла счет времени, но говорить об этом ей, конечно, не собираюсь.

— Уже подхожу. Буду через пару минут. Извини.

— Мия, — произносит Пенни, наблюдая, как я бросаюсь к сумке и начинаю без разбора закидывать туда вещи.

— Прости, мне пора бежать в лабораторию.

— Но нам нужно поговорить.

— Ну что ты хочешь от меня услышать? Ты идеально вписываешься в их семью. К­огда-нибудь у вас с Купером будет идеальная свадьба, а потом вы родите идеальных детей. Даже твой отец и то его тренер. Ты была просто создана стать частью семьи Каллаханов.

— Но ведь Себастьян не просит у тебя ничего подобного.

Я быстро застегиваю босоножки и кидаю телефон в сумку. Вид у меня просто ужасный, но как-то решить эту проблему прямо сейчас я не могу. Придется Элис просто смириться с этим. Она и сама сейчас выглядит не очень: ей следовало подкрасить волосы еще пару недель назад.

Может, мне подстричься перед конференцией?

Тот факт, что стрижка кажется мне сейчас такой хорошей идеей, удручает даже больше, чем моя заляпанная толстовка с эмблемой МакКи.

— Думаю, я неплохо его знаю, — говорит Пенни, когда я уже открываю дверь. — Как и тебя. И, к твоему сведению, я заметила, он никогда не делает того, что ему не по душе. Если бы брак и дети были для него так важны, он бы об этом сказал.

Вместо ответа я лишь слабо улыбаюсь.

— Отложим пиццу на попозже?

Интересно, есть ли в лаборатории ножницы?

59

Себастьян




Мы не вышли в плей-офф.

Несмотря на то что три последние игры против Норфолкского университета закончились нашей победой, этого все равно оказалось недостаточно и мы так и остались на самом дне таблицы. Но хотя мне и обидно за товарищей по команде, я не чувствую ничего, кроме облегчения.

Н­аконец-то мне известна точная дата, когда все закончится. Ура.

Мии рядом не будет, но я уже начинаю к этому привыкать.

После того как она сбежала из дома Джеймса, оставив мне записку, из-за которой я тысячу раз пожалел о том, что я и сам писал ей такие, я надеялся, через некоторое время она придет в себя и мы сможем поговорить. Но этого так и не произошло. С тех пор она попросту не хочет меня видеть — даже на пару минут. Мне стоило бы перестать спрашивать Пенни о ней: я понимаю, ей все это так же неприятно, как и мне, и прежде всего она подруга Мии, а не моя.

В эти выходные Пенни нет с нами в доме, но зато поддержать меня приехали, как и обещали, Джеймс и Бекс, а еще тут Купер и Иззи. Пусть я и готов сделать что угодно, лишь бы не сообщать Ричарду и Сандре о моем уходе из спорта (хотя они так усердно трудились ради меня), но я все же должен им рассказать. Я уже начал составлять заявление об отказе от участия в драф­те, и скоро мне придется сообщить об этом Зои. Вчера от нее пришла черновая версия статьи, но я так и не прочитал ее.

Я убеждаю себя, что мне не хочется смотреть, что там понаписано о моих родителях, — и отчасти это правда, — но на самом деле просто боюсь прочесть сказанное мной о Мие. Тогда я говорил абсолютно серьезно и придерживаюсь своих слов до сих пор, но от этого только хуже.

Купер садится рядом и хлопает меня по плечу. В месте, где мы сейчас находимся, самые удобные диваны во всем доме, а еще здесь хранятся настольные игры. Я люблю эту комнату; заходя в нее, я всегда вспоминаю наши ожесточенные вечерние сражения в «Монополию» и «Марио», праздничные торты и караоке, постоянные споры и смех. Это очень личное семейное пространство, расположенное подальше от остального дома, ухоженного, точно на снимке из журнала. С этим местом меня связывают десять лет воспоми­наний.

Когда тем вечером на террасе я рассказал обо всем Джеймсу и Куперу, мгновение они просто молча смотрели на меня, и мне даже захотелось взять свои слова назад. Не из-за сомнений в своем выборе, а из-за страха ослабить нашу братскую связь. Семья спортсменов — Ричард и его сыновья. В итоге их реакция помогла мне укрепиться в своем решении. Может, я и сын Джейкоба и Даниэль Миллеров, но я Каллахан. Не из-за бейсбола, а потому, что они приняли меня в свою семью, а я их — в свое сердце.

— Ну, как ты? — интересуется Купер.

Конечно, он спрашивает совсем не о бейсболе. Я качаю головой.

— Не знаю.

— Может, она еще одумается.

— Вряд ли. — Я смотрю не на Купера, а на отцовский медальон и кручу его в пальцах. — У меня был шанс, и я его упустил.

— Она просто испугалась. Это не будет длиться вечно.

— Я люблю ее.