На лунной поверхности царил зловещий покой.
Город селенитов был пустынным, а его тёмные, безжизненные улицы, казалось, впитывали каждый звук, превращая его в безмолвный ужас. Вдоль стены одного из зданий лежала бесформенная лужа белой жидкости. Её когда-то сложное и изящное тело теперь было практически полностью растворено, лишь одна уцелевшая правая рука с золотыми браслетами тянулась вверх к черному небу. Головы, тела — ничего не осталось, кроме этой одинокой конечности. Но даже в таком состоянии селенит всё ещё сохранял своё сознание. Он мог ощущать мир вокруг себя, хотя его восприятие было смутным, словно сквозь плотный туман. Он не видел в привычном смысле, но мог осознавать, что происходит поблизости. Однако это не приносило утешения. Каждое мгновение существования было мучительным, невыносимым, и он не знал, сколько ещё сможет выдержать.
И тут он услышал шаги. Лёгкие, но звонкие, словно эхо чуждого ему мира. Звук, нарушивший тишину, внезапно наполнил его ужасом. Лужа начала дрожать, ощущая приближение чего-то чудовищного. Страх охватил его, желание умереть, забыться, исчезнуть стало нестерпимым. Из темноты перед ним появилась фигура. Высокая, мощная, облеченная в тёмный кристалл, отливающий красным. Это существо не имело лица, лишь изогнутую в зловещей усмешке пасть, готовую разорвать его на куски. На поверхности демона виднелись трещины и сколы, но они, казалось, только добавляли ему зловещей силы.
Демон остановился рядом с остатками селенита.
Тот попытался закрыться, как-то спрятаться в себе, но страх сковал его остатки, и сознание начало угасать. Но демон не остановился на этом. Ему было недостаточно увидеть страх в уже несуществующих глазах своей жертвы. Он медленно, с хищной улыбкой, коснулся своей остроконечной рукой жидкой массы селенита. Лужа тут же начала бурлить, как кипящая вода, и из её глубин вырвался крик ужаса и боли. Каждый пузырь, каждое движение приносило невыносимые муки, которые усиливались с каждым мгновением.
Селенит мечтал о смерти, о том, чтобы всё это наконец закончилось. Но демон, наслаждаясь его страданиями, не позволял ему уйти так легко. В этот момент всё, что оставалось от селенита, было болью и ужасом, затмевающими всё остальное.
Зима выдалась особенно снежной и холодной. Мы с Антарктицит в один из дней решили устроить себе небольшой отдых и выбрались на пруд возле школы. Всё вокруг казалось окутанным в мягкое белое одеяло, а воздух был свежим и прозрачным, как кристалл.
Антарктицит стояла напротив, держась за клюшку, и весело улыбался. Её глаза искрились задором. Мы поставили пять деревянных ворот в разных местах на льду, каждый из которых был разного размера. Это было наше особое развлечение — набивать очки, забивая шайбу в эти ворота. Большие ворота приносили меньше очков, маленькие — больше, и, конечно, чем сложнее было попасть, тем интереснее становилась игра. Я ощутил тепло внутри, когда увидел, как Антарктицит сосредоточилась, готовясь сделать удар. Это был момент, когда всё казалось таким простым и настоящим. Мы были вдвоём на этом замёрзшем пруду, окружённые лишь холодом зимы и искристым снегом. Никаких забот, только мы и эта игра. В обычный хоккей не поиграть с нашими телами, но и так было весело.
— Готов? — спросила Антарктицит, бросив на меня лукавый взгляд.
Я улыбнулся в ответ, кивнув, и приготовился отразить его удар. В этот момент я понял, как мне дорого это время, эти мгновения, которые мы делим.
Антарктицит взмахнула клюшкой, и шайба со свистом понеслась в сторону самых маленьких ворот. Шайба проскользнула в ворота, издавая тихий стук, и самоцвет победоносно вскинула руки.
— Одно очко! — воскликнула она, довольно улыбаясь.
— А теперь мой черёд, ха-ха!..
— Ха! Наконец-то! — голос Эхмеи разорвал тишину зала, эхом отразившись от холодных каменных стен.
Принц Эхмея, лидер лунного народа, стоял в центре огромного зала, его белоснежная роба струилась мягкими складками, подчёркивая аскетичность образа. Но скромность одеяния контрастировала с золотыми украшениями, усыпанными крупными красными камнями, которые, словно живые, мерцали в слабом сиянии луны, льющемся сквозь узкие оконные проёмы в высоком потолке. Зал, вырезанный из монолитного камня, поглощал тьму; его стены, тёмные и неприступные, переливались оттенками голубого и сиреневого, как морозные узоры на стекле, отбрасывая призрачные отблески на зеркально гладкий пол. Единственным источником света был лунный луч, создающий таинственные тени, что скользили по стенам, словно живые.
Эхмея поднял глаза, следя за демоном, что бесшумно двигался по потолку, сливаясь с мраком. Ребис, покрытый чёрным кристаллом, скользил с хищной грацией, его тело, будто сотканное из тьмы, поблёскивало в полумраке. Красные камни, вкраплённые в его поверхность, горели, как глаза ночного зверя, выжидающего момент для атаки. Каждое движение демона было рассчитанным, словно он не просто существо, а воплощение самой разрухи.
Принц наблюдал за ним, и в его взгляде пылал странный, почти ликующий огонь. Он видел, как Ребис замирает, распластавшись по потолку, и медленно спускается, касаясь теней. Но в душе Эхмеи не было страха — лишь глубокое, мрачное удовлетворение. Он знал, что конец близок.
— Помнишь нашу первую встречу, Магистерий Ребис? — произнёс Эхмея, его голос был мягким, но с оттенком горькой иронии, будто он листал страницы старой книги. Он взглянул на потолок, где тени демона растворялись в полумраке колонн. — Ты вырвался из наших оков, как зверь, сорвавшийся с цепи, и мы, бессмертные, впервые познали страх. Ты крушил всё на своём пути — резал, рвал, твоя сила была неистовой. Но даже тогда этого оказалось недостаточно. Мы сломили тебя, разметав на осколки, чтобы разгадать твою тайну. Всё же… тебе тогда удалось освободить некоторые души из оков этих тел.
Эхмея замолчал, его взгляд стал отстранённым, словно он вновь переживал те дни. Затем продолжил, его голос стал тише, но в нём чувствовалась стальная решимость:
— Но ты не сдавался, даже расколотый. Твои фрагменты, даже самые крошечные, сопротивлялись нам в лабораториях. Каждый кусочек твоего естества был словно живой — он искрил, пульсировал, отказывался подчиняться. Мы дробили тебя на песчинки и годами изучали, собирая каждый осколок, как редчайший артефакт. И мы выяснили, что твой минерал вступает в реакцию с нашим газом, но его излучение слишком слабо, чтобы уничтожить нас. И всё же… — он слегка улыбнулся, — Ты был загадкой, которую мы не могли разгадать до конца.
Принц склонил голову, его глаза поймали отблеск красных камней на своих украшениях, которые словно горели внутренним светом.
— Мы решили пойти дальше. Рассыпав твои частицы на открытой поверхности Луны, мы позволили им впитать чистый солнечный свет, не ослабленный земной атмосферой. Я помню, как мы наблюдали за тобой, ждали, пока каждая песчинка засияет, напитавшись энергией звезды. Ты стал для нас не просто угрозой, но надеждой — воплощением силы, способной дать нам то, чего мы жаждем: конец. Ты, Ребис, наш природный враг, созданный, чтобы разрушить нас.
Он сделал шаг вперёд, и камень под его ногами предательски скрипнул, эхо разнеслось по залу.
— И теперь, спустя восемь лет, напитанный светом Луны, ты можешь исполнить своё предназначение — упокоить нас всех и отомстить. Время пришло…
Эхмея говорил, и с каждым словом его тело начинало терять форму.
Газ, составлявший его сущность, тяжелел, переходя в жидкое состояние. Прозрачные капли, блестящие, как ртуть, скатывались с его рук и плеч, падая на пол и мгновенно испаряясь, оставляя лишь слабый шлейф света. Он чувствовал, как его тело распадается, но это не вызывало страха — лишь чистый, почти экстатический восторг. Боль от красных камней, вонзившихся в его плоть, была сладкой, как долгожданное освобождение.
Демон спустился вплотную к нему и в тот же миг бросился вперёд. Эхмея не сопротивлялся. Чёрные когти Ребиса впились в его тело, прорезая его, как раскалённый клинок — воск, и сбили принца с ног. Глубокая рана распахнулась на его груди, но Эхмея лишь улыбнулся, глядя в пустые, пылающие глаза демона.
— Ах… Что ж… Я согласен и на ад, — прошептал он, его пальцы сжались вокруг раны, откуда текла светящаяся жидкость, словно последний след его существования. — И рад, что ты всё же пробудился, спустя всего каких-то восемь лет.
Его тело дрожало, балансируя на грани распада. Белоснежная роба покрылась алыми разводами, похожими на лепестки цветов, пропитанные кровью. Эхмея чувствовал, как его форма рушится, как газ, что некогда держал его облик, рассеивается, словно дым. Но он не отводил взгляда, даже когда ноги отказались держать его. Его руки, почти прозрачные, тянулись к потолку, к далёкой Земле, в последнем жесте прощания.
Мрак заполнил зал, и в его объятиях Эхмея наконец обрёл покой, которого жаждал миллионы лет.
Я стоял посреди бескрайней зелёной равнины, чувствуя, как мои пальцы крепко сжимают верёвку воздушного змея, и мой взгляд был устремлён в голубое небо, где парил чёрный треугольник. Сегодня солнце светило особенно ярко, заливая всё вокруг мягким, тёплым светом, в то время как прохладный ветерок играл с травой, тихо шурша и покачивая её, пытаясь вырвать из моих рук эту простую, но важную игрушку. Воздушный змей, собранный из лоскутков моей старой формы, представлял собой мозаичное полотно воспоминаний, воспаряя и опускаясь, словно танцуя в такт ветру.
Но маленький чёрный силуэт на фоне чистого лазурного неба не был одинок. Вокруг меня разливалась радость, смех, и мир, казалось, пульсировал жизнью. Другие змеи взмывали в небо, их яркие цвета резко контрастировали с моим тёмным змеем. Слыша весёлый смех самоцветов поблизости, я чувствовал, как их восторженные крики ветер подносил ко мне, когда они, с нескрываемым удовольствием, бегали со своими змеями неподалёку.