Факты получения политиками и государственными чиновниками России польских орденов и прочих «знаков внимания» за расследование катынской трагедии никто не отрицает. Но что это такое: благодарность заинтересованной стороны за правильно, с её точки зрения, проведенное расследование или же надводная часть гигантского коррупционного айсберга, повлиявшего и на ход расследования и на его выводы?
Наконец, это мерзость по задействованию в ходе «катын ского сериала» инструментария возможных подделок и фальсификаций, о чем криком кричит уже вся патриотическая российская общественность и чего явно не хотят слушать и слышать наши власть предержащие, — не исключено, по совокупности всех указанных выше причин.
Я не знаю, насколько соответствуют действительно слова того же Михаила Полторанина, сказанные им на презентации своей книги «Власть в тротиловом эквиваленте. Хроника царя Бориса»:
«И президент, и премьер держат свои деньги в западных банках…Когда они приезжают на «восьмерки» или на «двадцатки», им прямо и бесцеремонно угрожают потерей их денег, если не станут делать то, что выгодно Западу. Начнут упрямиться — в России все узнают об их банковских счетах. А если и на это люди закроют глаза, то тогда им будет перекрыт выезд за рубеж, весь мир узнает о злоупотреблениях и преступлениях российских руководителей, их привлекут к международному суду. Короче, сделают то, что совершили с Садамом Хусейном в Ираке (и со Слободаном Милошевичем в Сербии. — Н.К.) И российские лидеры поддаются этому давлению».
Но описанная Полтораниным картина касается всей нашей «властной вертикали» сверху донизу, и вполне возможные исключения здесь только подтверждают общее правило.
Так вот, категорическое нежелание «верхов», признать проблему Катыни по-прежнему открытой, расследовать её публично, в полном объёме с привлечением как представителей заинтересованных сторон, так и незаинтересованных международных экспертов — свидетельствует вовсе не о силе, а о слабости их позиции…
В первые годы Великой Отечественной наша армия часто отступала, сдавая врагу всё новые и новые куски родной земли, пока не появился знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад!» Может, пора и нам прекратить бесконечное отступление перед разнообразными мерзостями нашей жизни? Но здесь мы можем только сами себе приказать — больше, увы, некому.
«Если вы стреляете в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в вас из пушки», — гласит известная восточная мудрость. А если вы пытаетесь переписать историю собственной страны, «навесив» на неё более чем сомнительные «преступления» в угоду каким-то собственным, не до конца ясным и явно сиюминутным интересам, то это и есть мерзость, которая, если не встречает сопротивления, имеет свойство расширяться, расти, захватывать всё новые и новые сферы жизни, пока не превратится в тотальную «мерзость запустения».
А ещё мне вспомнились прицельные слова о стране — права она или нет — это наша страна, а не эта страна. Для меня она — моя!
Бункер Гитлера под смоленском
В сентябре 2012 года автор почти месяц прожил в Красному Бору на Смоленщине, изучая катынскую проблему, места бывшего нахождения гитлеровских разведшколы «Сатурн», «Абверкоманды-103» и судьбу построенного немцами с использованием советских и польских военнопленных одного из семи оставшихся в целости огромного бункера для Гитлера — «Беренхалле» — «Медвежья берлога» или «Медвежий угол».
Правда, он не воспользовался его услугами в качестве своей очередной ставки, но роскошные апартаменты использовало для дела командование группы армий «Центр». Проектировала и осуществляла контроль за качеством строительства бункера военно-строительная «Организация Тодта».
Наземная часть бункера составляет бетонный брусок с размерами 6 х 6 и высотой 4,5 м.
Строительные работы развернулись сразу же после захвата гитлеровцами Смоленска на 19 гектарах лесистой местности. Охраняли стройку офицеры СС, установленные в капонирах танки для круговой стрельбы. Вокруг стройки была быстро построена железнодорожная кольцевая ветка, по которой ходил небольшой бронепоезд с эсэсовской охраной.
Бункер под ставку возвели быстро — за десять месяцев.
На этом объекте побывали многие военные деятели фашистской Германии — Кейтель, Йодль, Канарис, Гудериан и другие. Сюда дважды приезжал Гитлер: в ноябре 1941 года и марте 1943-го.
Что из себя представляло очередное с 27-метровой глубиной подземелье, предназначенное для фюрера?
Это целый небольшой городок. В нем развещались конференц-зал на 250 мест, столовые, гостиницы, электростанция, склады, санузлы, бани, водопровод, ценности и мебель. От центрального узла отходили четыре тоннеля: один — к железнодорожной станции, второй — к Днепру, у причала которого стояли катер и небольшая субмарина, способная плыть под водой вниз по течению реки, третий — к полевому аэродрому, а четвертый — к шоссе Москва — Витебск.
Все строители из числа военнопленных русских и поляков, а их была не одна тысяча, после сдачи объекта, стали жертвами быстрых расстрелов.
После советского контрнаступления под Москвой, после отстранения фельдмаршала Федора фон Бока штаб группы армий «Центр» во главе в фельдмаршалом Гюнтер фон Клюге некоторое время размещался «Беренхалле». Но стремительность наступления советских войск заставила немецкого военачальника перенести штаб-квартиру в район белорусского города Борисов.
Сразу же после освобождения Смоленска местные жители исследовали бункер и находили там убитых офицеров СС, очевидно, из охраны «Медвежьей берлоги».
После войны местные власти забетонировали выходы к четырем туннелям, заварили металлические люки и затопили всё пространство бункера, ссылаясь на саперов, что бункер заминирован.
Этот шаг городских чиновников непонятен, так как были данные, что в 24 помещениях бункера могли храниться награбленные гитлеровцами на Смоленщине ценности.
И есть ещё две загадки. Почему при отступлении немцы его не взорвали, а также зачем в 1996 году сюда наведался в качестве туриста один из адъютантов Гитлера? Пока на эти вопросы никто не ответил.
В Красном Бору автор познакомился со статьей Фёдора Велякина — коренного жителя Смоленска — «Это не тайна». Он писал, что обстоятельства гибели польских офицеров, похороненных в печально знаменитом Катынском лесу, для жителей Смоленщины никогда не были тайной. Но эти люди вовсе не молчали, для этого у них никогда не было ни причин, ни поводов. Просто их никто не спрашивал и тем более не публиковал их воспоминаний.
«Мое детство, — писал Велякин, — прошло на окраине Смоленска, именно в тех местах, которые в нынешнее время обросли огромным количеством исторических спекуляций. И я прекрасно помню, о чем в те годы рассказывали бывшие партизаны или те, кто просто пережил период оккупации… оставшиеся в живых участники войны очень хорошо знали: и польские офицеры, и советские военнопленные работали на строительстве бункера Гитлера «Беренхалле» — «Медвежья берлога» под Смоленском, в лесном массиве Красный Бор. После завершения работ и те, и другие были уничтожены».
Со слов Фёдора Велякина в феврале-апреле 1943 года на Смоленщине началась череда странных и совсем не характерных для того периода событий. В самом деле, трудно представить, что в дни окончания битвы под Сталинградом и тяжелейших боев под Харьковым высшее руководство рейха не нашло для себя дела более важного, чем раскопки каких-то могил на отдельном участке давно захваченной территории.
Война войной, а дело было поставлено с имперским размахом. Тут и прибытие в холодные смоленские леса специально сформированной польской делегации с участием особо доверенного «писателя» Ф. Гетля, которому затем была оказана честь первым сделать по радио сообщение о том, что польских офицеров убили именно русские. Тут и руководство раскопками известного немецкого профессора Г. Бутца, и целый интернационал судебно-медицинских экспертов, привезенных не только из оккупированных немцами стран, но даже из Швейцарии…
Эта представительная делегация исследовала (или просто осмотрела, с точностью это установить невозможно) девять трупов и подписала протокол, который в начале мая был опубликован в «Фёлькишер беобахтер».
По немецкой версии, польские офицеры были расстреляны в марте 1940 года после того, как были приговорены «специальной тройкой НКВД» к смертной казни. Но вот странное дело: «протокол» содержит детали, которые медицинские эксперты никак не могли установить даже при всем желании и высочайшей квалификации. Ну, к примеру, откуда светилам медицины знать, что польских офицеров небольшими партиями вывозили на станцию Гнездилово, западнее Смоленска, там их пересаживали в автобус с закрашенными окнами, а затем этот автобус отвозил пленных в сарай в местечке Козьи Горы — это лесистая местность в дачном пригороде Смоленска. Они что, своими глазами это видели?
Да и «автобус из 1940 года», и его «закрашенные стекла», и «сарай» — это совсем не по медицинской части. Но ведь подписали же протокол…
Дальше — простой вывод: примерно в полукилометре от строений дома отдыха НКВД (Козьи Горы), на обочине дороги, соединяющей автостраду и дом отдыха, были расстреляны около десяти тысяч человек. Захоронены, естественно, там же. Сами поляки, правда, упорно держатся за другое число: четыре с половиной тысячи.
Тем не менее далеко не всё в этой версии «срастается». Расстреливать около действующего дома отдыха НКВД, можно сказать в собственном дворе, — это, по меньшей мере, идиотизм. Да что там дом отдыха… Козьи Горы в предвоенный период — это известное место для пикников и шашлыков. Туда, особенно в выходные дни, выезжала добрая половина жителей Смоленска. От места захоронения поляков до оживленного шоссе — двести метров, а до «мангалов с шашлыками» — семьсот…
По советской версии, в марте 1940 года часть пленных польских офицеров была осуждена Особым совещанием при НКВД СССР и приговорена к пяти годам ссылки в ИТЛ с лишением права переписки. К началу войны они находились в лагерях под Смоленском (лагерей было три), строили дороги. Известно, что в ходе боев за Смоленск немцы предприяли энергичный фланговый маневр и ударом с юга взяли город. При этом никаких пленных из-под Смоленска чекисты не вывозили и не выводили. В тот момент это было технически невозможно: шоссейные и железные дороги оказались перерезаны, а восточнее лагерей шли сильнейшие бои. Известно также, что среди пленных возникло некое подобие бунта, когда им предложили отправиться на восток пешком, лесами. Это значит, что поляки вполне осознанно решили сменить советские лагеря на немецкие. Ладно, сменили…