Третий период в творчестве группы – это пластинки, записанные квартетом после ухода вокалиста Питера Гэбриэла и с Филом Коллинзом у микрофона: всё ещё прогрессив-роковые по саунду, но чуть попроще и помягче. Они назывались «A Trick of the Tail» и «Wind and Wuthering». Затем проект покидает ещё и Стив Хэккет, группа превращается в трио, и с 1978 года начинается очередной этап – Genesis как производители поп-хитов. Однако, хотя саунд ансамбля и дрейфует всё дальше в сторону электропопа, никакой резкой смены ориентиров не происходит – рудименты старых времён в записях Genesis можно было слышать ещё долго. Для примера возьмите, например, композицию «Turn It On Again» с альбома «Duke»: да, это, в сущности, не что иное как синтипоп-шлягер с явным «нововолновым» звучанием, но с размером тут явно творится что-то не то – перед нами не привычные 4/4, а странный, неровный, чередующийся в разных тактах рисунок.
Тем не менее, если и тут пытаться выделить некую важную символическую «вещественную» веху, то вот она: в начале 1980-х Фил Коллинз впервые принёс на репетицию ансамбля драм-машину (успешно опробовав её предварительно в третьем, одноимённом альбоме своего друга и экс-партнёра по Genesis Питера Гэбриэла – в частности, в открывающей его песне «Intruder»). Кто-то, наверное, сочтёт, что для барабанщика использование драм-машины – это практически предательство профессии, но на самом деле всё совсем не так: программировать это устройство можно на разные размеры и ритмические рисунки, а эстетический выигрыш от использования драм-машины в умелых руках намного превышает какие-то возможные репутационные потери: то же самое касается и прочих, более поздних музыкально-технических новинок вроде автотюна.
Именно после освоения драм-машины музыка Genesis окончательно приобретает тот синтетический лоск, который отличает её записи «коммерческого периода». Пожалуй, мой любимый альбом, записанной этой версией альбома, – это пластинка с самым неизобретательным названием на свете: представьте себе, в 1983-м, на пятнадцатом году существования, музыканты вдруг взяли и издали одноимённый релиз, «Genesis». Стартовал он, к слову, как раз с эффектного рисунка драм-машины, на который затем накладывались смурные синтезаторы Тони Бэнкса и эмоциональная вокальная партия Коллинза – так звучала композиция с, опять-таки, на редкость безыскусным названием «Mama».
В этой стилистике Genesis с минимальными девиациями проработали целое десятилетие, после чего в 1990-е из ансамбля ушёл и Фил Коллинз, который к этому времени уже давно состоялся и как соло-артист. Фактически это был приговор, хотя оставшиеся двое музыкантов зачем-то попробовали ещё раз войти в ту же реку, пригласили нового вокалиста Рэя Уилсона и записали с ним пластинку «Calling All Stations», которую, впрочем, я бы уже слушать никому не рекомендовал. С тех пор иногда раздаются голоса про воссоединение ансамбля, причём замечательным образом все пятеро участников даже золотого прогрессив-рокового состава по-прежнему живы. Впрочем, Коллинз уже несколько лет испытывает серьёзные проблемы со здоровьем – по сообщениям британских таблоидов, он давно не способен играть на ударных и даже долго оставаться в стоячем положении.
Возможно, ещё и поэтому сами музыканты Genesis относятся к слухам о реюнионе группы скептически. Каждый из них давно занят своим делом – а наибольшее удовольствие поклонникам ранних альбомов группы, вероятно, может доставить деятельность гитариста Стива Хэккета, уже много лет успешно разъезжающего по свету с концертной программой, в которую входят многие прог-роковые шедевры с пластинок 1970-х. И хотя на выступлении, которое довелось увидеть мне, вокальные партии Гэбриэла и Коллинза исполнял в чрезмерно аффектированной, почти пародийной манере шведский вокалист Нэд Сильван, присутствие одного из авторов всё равно придавало этой афере неоспоримую легитимность.
Глава 13. Тысяча и один градус Цельсия
MAGMA
ТРЕК-ЛИСТ:
1. ÜDÜ ẀÜDÜ
2. K.A. I
3. ZOMBIES
4. TSAI
5. FLOE
6. M.D.K. II
7. LIRIÏK NECRONOMICUS KANT
8. HAMTAAK
9. M.D.K. I
Буду рад ошибиться, но предположу, что музыка группы Magma никогда – ни единого раза – не звучала в России в FM-диапазоне. Причин тому несколько. Одна – географическая: это французские артисты, не британские и не американские, а следовательно, масштаб их известности за пределами родной страны заведомо ограничен. Другая состоит в том, что поют они не только не на английском, но даже и не на французском, а, хотите верьте, хотите нет, на своём собственном, самостоятельно придуманном языке; подробнее об этом я расскажу чуть ниже.
Но главная причина – конечно, в том, что музыка Magma декларативно некоммерческая, я бы даже сказал, антикоммерческая. Несмотря на то что у ансамбля есть немало влиятельных почитателей – от Джона Лайдона из Sex Pistols и Public Image Ltd до Роберта Трухильо из Metallica и даже чемпиона мира по бильярду Стива Дэвиса, который тратил свои призовые за спортивные победы на то, чтобы организовывать ему концерты в Лондоне, – никакие хит-парады, разумеется, тут даже не ночевали, и для массовой аудитории подобные звуки были и остаются, мягко говоря, сложноваты. Зато они буквально-таки обречены на то, чтобы превратиться в объект культа, что, собственно, и произошло ещё в 1970-е годы – и что абсолютно справедливо по сей день, потому что группа, представьте себе, по-прежнему в строю и год назад отметила полувековой юбилей, продолжая разъезжать по всему свету с гастролями. В общем, почти как The Rolling Stones – хотя есть нюансы.
Первое, к чему необходимо привыкнуть при знакомстве с Magma, – тут очень много поют. Обычно на авансцене во время концертов группы размещается целый хор из четверых человек, которому к тому же подпевает из-за ударной установки лидер и основатель ансамбля Кристиан Вандер. Единственная постоянная участница хора на протяжении почти всех пятидесяти лет – его бывшая жена Стелла Вандер, некогда в меру успешная певица-шансонетка в духе Франс Галль, для которой знакомство с Вандером изменило всю жизнь: из мира коммерческой поп-музыки она в одночасье, словно на сверхзвуковой космической ракете, перенеслась в мир авангардного джаз-рока, или цойла, как предпочитал называть стиль своего проекта сам Вандер и другие музыканты группы (говоря на французском языке, Вандер произносит это слово – zeuhl – скорее как «зюль» или «зёль», но, поскольку выглядит оно скорее на немецкий манер, в русской традиции устоялось именно условно немецкое произношение: «цойл» или «цойль»). Их брак в какой-то момент разрушился, но притяжение музыки Magma оказалось сильнее – Стелла по-прежнему в составе и в без малого семьдесят лет продолжает из года в год самозабвенно петь то, что человеку со стороны, наверное, кажется полнейшей тарабарщиной.
Хор – атрибут, с одной стороны, классической оперы, где как раз хоры обыкновенно перемежались сольными ариями, а с другой стороны, обязательная часть религиозной службы. И эта вторая аллюзия здесь явно тоже заложена в культурную программу, в метаданные музыки, если хотите: не случайно треки Magma часто отличаются некой гипнотической ритуальной монотонностью, а само слово «цойл» переводится с кобайского языка как «небесная музыка». С какого-какого языка – спросите вы, а я повторю: с кобайского. Дело в том, что параллельно с созданием ансамбля Кристиан Вандер придумал, можно сказать, целый фэнтези-мир, населённый не только землянами, но и обитателями вымышленной планеты Кобайя – а коль скоро его история рассказывалась как раз от лица последних, то и вести этот рассказ логично было на их наречии, которое, опять-таки, пришлось изобрести с нуля. Как нетрудно предположить, кобайский язык несколько ограничен – не факт, что сам Вандер сможет сказать на нём что-нибудь типа «давай попьём чайку, а потом сходим по магазинам». Но это, тем не менее, и не бессмысленный набор созвучий – внутри сюжета музыки Magma здесь всё лексически и грамматически выверено, а в интернете можно найти составленные пользователями англо-кобайские или, точнее, кобайско-английские словари и узнать, что, например, «hamatai» – это кобайское приветствие, «dün» означает сердце, а «kalain» – страсть.
На что же похож кобайский? Легче сказать, на что он, наоборот, совсем не похож – на английский или французский языки. И это неспроста – в 1969 году, когда образовалась группа Magma, окружающая Кристиана Вандера поп-музыка именно на этих языках и общалась со слушателями, отчего они (языки, а не слушатели), по словам музыканта, абсолютно «исчерпали смысл». Иное дело – во-первых, другие европейские языки: немецкий, польский, венгерский, фонемы и грамматические формы которых порой угадываются в кобайском; взять хотя бы бесконечные умляуты. А во-вторых, ещё более экзотические наречия – например, латынь или русский, да-да, тот самый язык, на котором привыкли разговаривать друг с другом мы. Я не случайно вспомнил здесь именно о них, ведь на этих языках исполнялись два сочинения, явно повлиявших на музыку Magma. Это, во-первых, кантата «Carmina Burana» Карла Орфа – и особенно знаменитый отрывок «O Fortuna», с его торжественным хоралом, положенным на ритм с нерегулярными акцентами; я думаю, вы все сразу вспомните эту вещь, один из самых популярных фрагментов академического репертуара. А во-вторых, это «Свадебка» Стравинского, модернистское прочтение русских обрядовых текстов. В том, как Вандер работает с фортепианными рисунками и со смешанным хором мужских и женских голосов, очень многое взято именно отсюда, а в том, как у Magma организован ритм – из «Весны священной», перкуссионные партии которой музыкант, говорят, научился чётко отстукивать по всем попавшимся под руку поверхностям ещё ребёнком. Напомню, кстати, что премьера «Весны священной» в 1913 году окончилась скандалом и протестами со стороны публики – к этой реакции, разумеется, всегда были готовы и герои этой главы; что поделать, если сила и новаторство искусства порой оказывается очевидна не сразу, а лишь по прошествии времени.