Этот эстетический сдвиг можно объяснять по-разному – есть, например, версия, что, ещё будучи электроклэш-проектом, Ladytron отыгрывали все жанровые тропы сугубо иронически, предполагая, что аудитория считает затеянную ими культурную игру. Но потом, когда группа поехала в тур, выяснилось, что их подмигивания принимают за чистую монету, то есть в самом деле воспринимают их музыку как обаятельную развлекуху. И вот это уже по-настоящему их разозлило – они решили: ах так? Тогда мы сейчас покажем вам, где раки зимуют! И в итоге после «Witching Hour» (что, к слову, переводится как «Глухая ночь») их творчество изрядно помрачнело или по меньшей мере посерьёзнело.
Что характерно, теперь Ladytron не ограничиваются электронными инструментами: в саунде есть и гитары с разного рода эффектами, и живая ритм-секция – последняя к тому же часто принимает участие в концертах проекта. Диск «Velocifero», хитом с которого стал сингл «Ghosts», музыканты делали в компании Алессандро Кортини, одного из соратников Трента Резнора по Nine Inch Nails, и это, опять-таки, хорошо слышно. Логично в этой связи, что неотразимых, моментально цепляющих поп-припевов в творчестве ансамбля со временем становилось всё меньше и меньше, что осознавали и сами участники проекта, не стремившиеся во что бы то ни стало попасть на высокие строчки хит-парадов. «Да, мы поп-группа, – утверждал Рубен Ву, – но поп-группа из некой альтернативной вселенной. Наши треки занимали бы первые места в хит-парадах в другом мире!»
Здесь, впрочем, есть и некое лукавство: зря, что ли, в 2010 году Ladytron внезапно взяли, да и спродюсировали несколько песен для поп-звезды Кристины Агилеры? Похоже, расставаться с планами покорения этого, земного мира они всё-таки не спешили – но судьбу не обманешь: треки, которые делали для Агилеры Ву и Хант, в конечном счёте оказались лишь на бонус-диске её очередного альбома «Bionic», а сам альбом заклеймили критики и довольно прохладно восприняли поклонники.
Последняя полноформатная запись самих Ladytron перед долгой паузой в их дискографии вышла в 2011 году, она называлась «Gravity the Seducer», и на мой вкус, по горячим следам была несколько недооценена. Ансамбль здесь разворачивается в сторону эдакого мечтательного дрим-попа с явными шестидесятническими аллюзиями – в некоторых местах музыка звучит почти как апдейт поп-психоделии 45-летней давности для нового времени. Главным синглом зарядили композицию «Ace of Hz», в заголовке которой – каламбур: «ace of hearts» – это игральная карта, туз червей, ну а тут «hearts», «черви», заменили на «hertz», «герцы», единицу измерения частоты. Публика, однако, отнеслась к новинке от Ladytron довольно-таки индифферентно, и опустошённые сдержанной реакцией, музыканты сочли нужным временно прекратить совместную деятельность, благо всем им было чем заняться – Рубен Ву параллельно с сочинением песен для Ladytron увлекался фотографией, а Мира Аройо и вовсе была кандидатом биологических наук. Кроме того, Ву и Хант владели питейным заведением в их родном городе Ливерпуле с хорошим названием «Korova»; там, между прочим, снималась фотография, помещённая на обложку первого альбома группы Arctic Monkeys – об истории её создания рассказывается в первом томе «Хождения по звукам».
Дэнни Хант, в свою очередь, работал над ремиксами и саундтреками – в том числе, например, к психологическому триллеру «Что бы вы сделали…» с Сашей Грей в одной из главных ролей. Жить он по большей части предпочитал не в холодной дождливой Англии, а в куда более приятной климатической зоне – в Бразилии. Именно там ему в числе прочего довелось завязать одно весьма полезное знакомство: как это ни удивительно, на одноимённом реюнион-альбоме Ladytron, изданном в 2019 году, барабанит не абы кто, а Игорь Кавалера, хэви-металлический ударник, стоявший вместе со своим братом Максом у руля легендарной бразильской «тяжёлой» группы Sepultura! И его манера определённо придала новым трекам ансамбля, в остальном остающегося верным избранному ещё в начале 2000-х жанру, некий дополнительный драйв.
Глава 28. Бутафорская империя
THE NATIONAL
ТРЕК-ЛИСТ:
1. BLOODBUZZ OHIO
2. DEMONS
3. LOOKING FOR ASTRONAUTS
4. ENGLAND
5. CONVERSATION 16
6. FAKE EMPIRE
7. I SHOULD LIVE IN SALT
8. FIREPROOF
9. MR. NOVEMBER
10. SQUALOR VICTORIA
«Я прилетел в Огайо с роем пчёл» – очень красивый образ из песни «Bloodbuzz Ohio»; на самом деле какую композицию The National ни возьми, там непременно обнаружится что-нибудь подобное – хотя бы одна поэтичная фраза, западающая глубоко в душу. Формальное местожительство ансамбля The National – Бруклин, тот самый артистический нью-йоркский район, откуда ведёт своё происхождение множество передовых американских поп- и рок-музыкантов XXI века, особенно так называемых «независимых»: скажем, TV on the Radio, Grizzly Bear, Chairlift, Yeasayer и так далее. Но в реальности все участники проекта – и солист Мэтт Бернингер, и его аккомпаниаторы – из штата Огайо, а точнее, из города Цинциннати, и это сразу немного меняет оптику. Ведь если Бруклин – это бурлящий, кипящий котёл, это пересечение самых разнообразных культур, это абсолютно космополитическое место, такая кузница экспериментальных кадров для американской культуры, то Цинциннати – это уже скорее то, что называется словосочетанием «одноэтажная Америка»: может быть, ещё не самая далёкая провинция, но и, конечно же, не столица и не город, притягивающий к себе представителей творческой интеллигенции. Кажется, именно отсюда – та доверительная, человечная, располагающая к себе интонация Бернингера, которой так цепляет его исполнение и которая, собственно, во многом и составляет обаяние музыки The National. «Втайне я до сих пор влюблён в тех, с кем рос вместе», – поёт Мэтт в песне «Demons» с альбома «Trouble Will Find Me», и как и всем остальным его фразам, этой тоже мгновенно веришь.
Вокал Бернингера часто становится объектом критики – его называли слабым, однообразным и так далее. Мне, однако, кажется, что такая реакция – следствие принципиального непонимания эстетики группы The National. Начнём с того, что он не первый, кто поёт в такой манере – через запятую с Бернингером привыкли называть, например, Леонарда Коэна, Ника Кейва, Стюарта Стэйплза из группы Tindersticks и ещё нескольких человек; всё это вполне дельные сравнения. Во-вторых, далеко не каждому вокалисту необходимо быть Фредди Меркьюри. Есть, в конце концов, такая вещь, как образ, и у Мэтта Бернингера как раз идеально законченный образ: если вы попросите меня его охарактеризовать, то я, наверное, скажу, что это образ собутыльника. Не случайно, кстати, он известен тем, что редко появляется на сцене без бутылки вина, которую благополучно и уговаривает на протяжении концерта. Впрочем, это совсем другая история, нежели, скажем, у всенародного любимца Пита Доэрти из The Libertines, тоже большого любителя квасить во время выступлений. Там – рок-н-ролл, трэш и угар, нарочитое пренебрежение хорошим тоном, такой скорее подростковый бунт; у Бернингера же речь про интеллигентное грустное пьянство: когда сидишь со старым другом в баре и ведёшь проникновенные беседы о своих горестях и трудностях. И в этом контексте некоторая монотонность его голоса становится не слабостью, но силой – ведь и разговор, подобный тому, который я описал, обычно ведётся без криков и громких возгласов, правда? Наоборот, это тихие монологи людей, которым не нужно много слов для того, чтобы понять друг друга.
Как признавался Мэтт Бернингер, его тембр голоса (низкий баритон) и интонации (вроде того же самого доверительного разговора взрослых мужчин в баре) привели к ситуации, о которой музыканты The National сейчас говорят с юмором, но в своё время она казалась им скорее наполненной горькой иронией. Речь о том, что творчество ансамбля стали характеризовать, как dad rock – то есть дословно «рок для папаш». В русском языке нет такого термина, но с ходу понятно, что под ним подразумевается – такая взрослая, немного грустная, усталая, скучноватая музыка. Ирония же заключается в том, что на тот момент никто из участников ансамбля ещё не имел детей – и не сказать, чтобы у них всё складывалось так уж гладко с семейной жизнью. Скажем, композиция «Looking for Astronauts» – это фактически хроника размолвки Мэтта Бернингера с его девушкой Карин: во время выяснения отношений та упрекнула солиста The National, что он, мол, всё время как будто ищет для себя идеальную пару, которая бы устраивала его без компромиссов, на все сто процентов – ну так и пусть тогда ищет в космосе, среди астронавтов! Если кому интересно, с тех пор у Мэтта и Карин всё наладилось: они поженились, у них есть ребёнок, и, пожалуй, сейчас определение dad rock уже не кажется столь неподходящим. Но на первых порах, конечно, музыкантов это немножко обламывало – в конце концов, на момент основания группы The National им ещё не было и тридцати лет.
С другой стороны, тут опять сработал тот же самый логический фокус, что и с вокалом Бернингера: если есть нечто, что окружающие считают твоей слабостью, необходимо, наоборот, подать это как твоё сильное место, как твою особенность! Именно так поступили и герои этой главы, с самого начала поставив себя рядом не с коллегами по молодой и бурлящей бруклинской сцене, а с Большими Артистами: от Брюса Спрингстина до группы R.E.M. Разумеется, со всеми вышеперечисленными Бернингер со товарищи давно уже на короткой ноге, а музыканты R.E.M. сказали, взяв как-то ансамбль на разогрев, что давно не слышали ничего столь же потрясающего, осмысленного и точного. Критики мгновенно подняли свои архивы и увидели, что в последний раз Майкл Стайп и его коллеги говорили нечто подобное в далёких 1990-х о других своих протеже – малоизвестной на тот момент группе Radiohead; не самая дурная компания.
Заголовком ансамбля – The National – музыканты никогда не были довольны, тем более что на раннем этапе он принёс им совсем неожиданные проблемы: в Германии, куда группа приехала на свою первую заграничную гастроль, местным властям показалось, что это отсылка к запрещённой на территории страны идеологии национал-социализма. Плюс от ансамбля, который называет себя The National, ждёшь каких-то, по меньшей мере, панамериканских амбиций – и дружба с Брюсом Спрингстином, главной внутриамериканской суперзвездой, казалось бы, тоже на это намекает. Но в действительности если вы найдёте где-нибудь самый первый, одноимённый альбом The National, ещё довольно незрелый и потому редко вспоминаемый, то увидите, что на его обложке изображён не какой-нибудь раздольный американский пейзаж и не звёздно-полосатый флаг, а всего лишь навсего комичная, озадаченная физиономия барабанщика группы, только что вынырнувшего из бассейна и представшего перед объективом фотографа в нелепой плавательной шапочке. Так что какого-либо государственнического пафоса The National абсолютно лишены – что, впрочем, не помешало их музыке прозвучать в том числе и на самом высоком государственном уровне.