Здесь я прямо вижу, как те из вас, кто не слишком глубоко знаком с певицей Майей и её творчеством, говорят – что-что? Погодите, мы ничего не понимаем! При чём тут бомбисты-террористы, при чём тут выстрелы и группа The Clash? Что за бред? Давайте я расскажу подробнее, и после этого каждый сможет самостоятельно решить, бред это или не бред. Итак, настоящее имя героини этой главы, исполнительницы «Paper Planes» и многих других композиций, – Матханги Арулпрагасам. Родилась она на острове Шри-Ланка, причём в тамильской семье, это в данном случае важно. Дело в том, что тамилы на Шри-Ланке, говоря относительно деликатно, являются притесняемым меньшинством: эта народность составляет 11 % населения острова. Большинство же жителей государства принадлежат к народности сингалов, и отношения между ними, мягко говоря, напряжённые. С 1970-х годов в тамильской части Шри-Ланки действует организация под названием Тигры Освобождения Тамил-Илама – с ней был связан и родной отец Майи, взявший себе боевой псевдоним Арулар.
В честь отца она озаглавила в 2005 году свой первый альбом; «Я не сдаюсь, как и ООП», – поётся в одной из вошедших в него композиций. ООП – это Организация Освобождения Палестины, где стажировался Арулар, выпускник Института дружбы народов в Москве и будущий деятель революционного движения Шри-Ланки. Сама певица почти не знала его – когда он изредка приезжал в детстве навестить семью, его представляли детям как дядю, чтобы у тех не возникало проблем в школе. Тем не менее, Майя впитала отцовский революционный пафос и даже ввела соответствующие образы в свой культурный тезаурус – от принтов с тигровым узором, напоминающих о Тиграх Освобождения Тамил-Илама, до весёлых картинок с танками и гранатомётами в буклете. В сущности, весь альбом «Arular», да и последующие работы певицы, можно считать торжеством своего рода партизанской культурной стратегии: Майя доносит свои политические тезисы, апроприируя вроде бы сугубо развлекательные музыкальные стили – прежде всего разные формы танцевальной музыки, от техно до ямайского дэнсхолла и от афробита до отвязного бразильского байле-фанка, как, например, в композиции «Bucky Done Gun». Люди не привыкли танцевать под политическое искусство, говорила она, и, наоборот, не привыкли искать какой-либо дополнительный смысл в танцевальной музыке – что ж, я научу их этому.
В целом опыт можно считать удачным, хотя есть нюансы, и один из них – собственно, политический. Представления Майи даже о конкретном шри-ланкийском конфликте становились объектом критики со стороны многих наблюдателей – как изнутри страны, так и снаружи. Певица, к примеру, разбрасывается словами типа «геноцид», хотя официально ни одно событие во время гражданской войны на Шри-Ланке не было признано таковым. Кроме того, Тигры Освобождения Тамил-Илама – в самом деле организация, не стесняющаяся использовать террористические методы, вплоть до самоподрывов активистов в общественных местах. Да и строчка «я не сдаюсь, как и Организация Освобождения Палестины» тоже немного наивна, как минимум, по мнению многих жителей самой Палестины.
Второй нюанс интереснее, потому что он связан с музыкальной стороной дела. Говоря формально, Майю трудно назвать выдающимся музыкантом. Она не умеет играть ни на одном инструменте и не знает нотной грамоты. Её в жизни не взяли бы ни на один вокальный конкурс ввиду слабого голоса и некоторых проблем с музыкальным слухом – порой они приводят к тому, что Майя нечётко попадает в ноты. Допустим, с момента возникновения стиля хип-хоп, который с ранних лет находится у неё в подкорке, в области бессознательного, последнее потеряло важность – но и флоу у неё, в общем-то, довольно специфический, немного аритмичный и как будто бы не слишком уверенный и точный. Почему же эта музыка, тем не менее, работает? А в том, что она работает, нет никаких сомнений: если альбом «Arular» ещё был, скажем так, инди-хитом, «широко известным в узких кругах», то начиная со следующей пластинки, «Kala», той самой, в которой содержалась, песня «Paper Planes», Майя – вполне состоявшаяся мейнстрим-звезда, чьи записи выпускают престижные лейблы, XL Recordings в Англии и Interscope в США. Думается, на этот вопрос есть два равнозначных ответа.
Первый из них связан с несокрушимой, абсолютной уверенностью Майи в себе. Певица Peaches, с которой Майя познакомилась через свою соседку по комнате в общежитии, Джастин Фришманн, солистку группы Elastica, в своё время дала ей заряд дерзкой, безбашенной эксцентрики – а еще познакомила её с музыкальным модулем Roland TR-505, драм-машиной с функциями MIDI-контроллера. Стало ясно, что можно ничего не знать про музыку, не владеть никакими инструментами – и при этом сочинять песни; одним из первых опытов M.I.A. стала композиция «Galang». Спустя несколько месяцев Майя уже убеждённо говорила Ричарду Эксу с лейбла XL Recordings – ну, вы же понимаете, я вам точно нужна.
Помните, как советовали на экзаменах в университете? Если не успели подготовиться, то несите любую чушь, главное с максимально невозмутимым и уверенным видом, а можно даже и с некоторым гонором и нахрапом. Последнего у артистки хоть отбавляй – когда она только появилась на экранах радаров, мои коллеги часто использовали метафору «выбить дверь ногой»; ну да, как-то так это всё и выглядело. Проблема в том, что в случае с Майей эта поза вызвана, по сути, необходимостью – детство у неё, как нетрудно догадаться, было непростое, сначала в тамильском районе Шри-Ланки, потом в Индии на птичьих правах (семья, бежав с острова, поселилась в заброшенном доме в районе Мадраса), наконец, в Англии, куда она с матерью и братьями-сёстрами перебралась как беженка; разумеется, жильё выделили в гопническом районе на южных окраинах Лондона. Одна из всего двух азиатов в своём классе, в окружении скорее правого большинства, вплоть до представителей распространённой в Великобритании субкультуры скинхедов, к тому же почти не владеющая английским – певица рассказывала, что на момент переезда знала на этом языке два слова: Майкл и Джексон, – разумеется, она должна была «уважать себя заставить» и, в конечном счёте, за счёт природной витальности и бесстрашия смогла это сделать. А дальше те же психологические паттерны неминуемо распространяются и на прочие сферы жизни – и да, Майя была и остаётся лишена всякой рефлексии. Ей не просто не стыдно чего-то не уметь, не знать, не понимать или, скажем, ляпнуть глупость – наоборот, она привыкла считать бесцеремонность своим сильным свойством и не переживать по пустякам.
Вторая причина популярности M.I.A. – в том, что это очень своевременная музыка: и по звучанию, и по заложенным в неё смыслам. Она состоит в основном из предельно резких тембров и созвучий: выстрелы в «Paper Planes» – лишь частный случай общей милитари-эстетики творчества певицы. Ее третий альбом, который назывался просто «MAYA», пусть его заголовок и был записан не буквами, а косыми чёрточками-слэшами, стартовал со звуков шуруповёрта и бензопилы, которые в этом контексте тоже звучали как приспособления скорее для резни, чем для ремонта. Да и условно «нормальные» инструменты – те же синтезаторы – здесь немилосердно воют, стонут и скрежещут, а сама Майя и её соратники, которых она иногда допускает к микрофону, под это дело декламируют что-то типа зловещих частушек. Скажем, в треке «Hustle» с диска «Kala» нигерийский эмси Afrikan Boy читает буквально следующее: «Думаете, вам хреново живётся? Приезжайте к нам в Африку!»
Вся эта воинственная риторика – музыкальная и тематическая, – как кажется, падает на благодатную почву вот почему: так называемый третий мир с её помощью вырабатывает язык для общения с первым и вторым. Долгое время, буквально-таки веками, это был язык заискивания, подобострастия – развивающиеся страны всячески искали расположения развитых, безусловных политических, культурных и научных гегемонов. Но в XXI веке старая субординация уже не действует, и те, кем раньше привыкли пользоваться, теперь протестуют против этого всеми доступными им способами.
А ещё очень показательно, что протестное творчество Майи и многих её единомышленников звучит именно так, а не иначе. Вспомним, как звучал политический протест, скажем, в середине прошлого века – он был акустическим, настоянным на фолке, и это логично, потому что сущность его была как раз антибуржуазной, рабоче-крестьянской, с противопоставлением всего сельского, честного, натурального ужасному миру капитала. Но нынешний протест другой, его носители – это, скажем, африканская беднота с автоматами Калашникова наперевес. И его звуковой образ, соответственно, тоже полностью отличается. «Все эти люди типа Боно или Джона Леннона, они говорили – дайте миру шанс, – утверждала Майя в одном из интервью, вспоминая, разумеется, прежде всего ленноновскую «Give Peace a Chance». – Но я не уверена, что я верю в мир». И да, никакого мира в её записях нет, одна лишь, как говорят в новостных телесюжетах, эскалация конфликта.
Стиль, в котором выполнен третий альбом Майи, часто обозначают как индустриальный хип-хоп – что ж, когда первый же сингл с него оказывается построен на семпле из отчаянно некоммерческой американской синтпанк-группы с говорящим названием Suicide, это в самом деле о чём-то да говорит. Если в диске «Kala» певица по-партизански исследовала музыку народов мира, задействуя нигерийских рэперов, оркестровки из болливудских фильмов, бразильский карнавал и гудящие австралийские инструменты диджериду, то здесь сплошняком идёт всамделишный музыкальный арт-обстрел. При этом всем нравится – запись оказалась на тот момент самой успешной в дискографии артистки и принесла ей кучу денег и наград. Единственное, что по горячим следам критиковали, это конспирологические теории Майи – о том, например, что Google и Facebook шпионят за пользователями и передают кучу информации американским спецслужбам. Это уж совсем наивно, говорили ей – и действительно, чем-то напоминает выкладки наших отечественных конспирологов, правда? Вот только прошло совсем немного времени, и были опубликованы показания Эдварда Сноудена, из которых стало понятно, что в общем-то многое из того, о чём пела Майя, в той или иной степени соответствует действительности. Разумеется, певица не удержалась от нескольких победоносных твитов, а потом сдружилась и с другим опальным мировым разоблачителем, Джулианом Ассанжем, и даже навещала его в эквадорском посольстве, где он жил в самоизоляции на протяжении нескольких лет.