Кстати, это не последний случай, когда на конверте записи The Cure оказывались посторонние люди, – обложку известного сборника «Standing on the Beach» украшает физиономия пожилого рыбака Джона Баттона, который также снимался в клипе на песню «Killing an Arab» (за этот трек The Cure обвиняли чуть ли не в расизме и приписывали им крайне правые убеждения, хотя в его основу лег «Посторонний» Альбера Камю – впрочем, Роберт Смит ничего не смог поделать, когда композиция, вновь абсолютно превратно понятая, стала звучать на американских радиостанциях во время войны в Персидском заливе). Когда Баттона спросили, почему он согласился сняться для обложки, тот невозмутимо ответил: «Ну, я подумал – если это поможет этим молодым людям добиться успеха, то почему бы и нет?» При этом ни одну песню The Cure он на тот момент не слышал и даже утверждал, что, пожалуй, купит себе проигрыватель на заработанные съемкой деньги, чтобы узнать, какую музыку они играют. Увы, осуществил ли Джон Баттон задуманное, нам неведомо.
Регулярные «веселые аномалии» встречались у The Cure и в дальнейшем – к примеру, удивительный кабаретный зонг «The Lovecats», в котором вся музыка (включая и вокал Роберта Смита) словно бы мурлыкает по-кошачьи. Или звукоподражательное бормотание в другом «анималистическом» треке, «Caterpillar», изданном на переходном альбоме «The Top» – Смит сам сыграл там на всех инструментах, кроме ударных. Центральный рифф этой песни ведется фортепиано и струнными, а барабаны тут весьма отчетливо живые – в противовес механистическим драм-машинам ранних записей; очевидно, к середине 1980-х Роберт Смит потихоньку начинал разворачиваться к нам лицом. Кстати, многие старые поклонники эту эволюцию The Cure воспринимали не слишком благосклонно, но Смит по этому поводу вообще не переживал: в 1986-м ансамбль появился на французском телевидении в цветастых женских платьях, специально чтобы позлить фанатов, как водится, явившихся на съемки в черном «готическом» облачении.
На мой вкус, самой яркой записью этого периода стал двойной альбом «Kiss Me, Kiss Me, Kiss Me», пополняющий ряд выдающихся поп-музыкальных двойников (от «Белого альбома» The Beatles через «Songs in the Key of Life» Стиви Уандера к, например, «Tusk» Fleetwood Mac или «Zen Arcade» Hüsker Dü). Впрочем, большинство поклонников предпочитают следующую пластинку, «Disintegration», материал с которой The Cure в последнее время повадились играть на концертах целиком, от начала до конца, видимо, солидаризируясь со своими фанатами в оценках релиза. К слову, успех вновь пришел к Роберту Смиту, откуда не ждали – самым мощным хитом ансамбля в США стала композиция «Lovesong» (уступившая в чарте лишь R&B-шлягеру «Miss You Much» Джанет Джексон), которую музыканты The Cure вообще не считали особенно удачной и не планировали издавать на сингле. Я тут, впрочем, определенно «с народом»: даже на общем фоне «Lovesong» – особенно пронзительный, неброский и душераздирающий шедевр, с меланхолично-звонкими гитарами, тревожной органной партией и обманчиво бесстрастной, как будто даже незаинтересованной (но на самом деле скрывающей вулканические извержения чувств) интонацией фронтмена.
После издания «Disintegration» The Cure превратились в стадионных звезд, что сказалось и на гастрольной практике – в 1989-м они впервые побывали в Восточной Европе, выступив в Любляне. Не секрет, что группа оказала огромное влияние и на отечественную рок-музыку перестроечных времен: у Роберта Смита и компании многое (вплоть до конкретных мелодических ходов) почерпнули, например, Виктор Цой или Константин Кинчев. Еще раньше The Cure съездили в Южную Америку, став первым британским ансамблем со времен окончания Фолклендской войны, который дал концерт в Аргентине. На это выступление ушлые промоутеры продали вдвое больше билетов, чем вмещала площадка, и дело окончилось массовыми беспорядками: Роберт Смит позже вспоминал, что это был единственный раз, когда он опасался за свою жизнь.
О чем все это говорит? Как по мне – о том, в чем The Cure по-настоящему уникальны: они совершили превращение из «группы для избранных» в «группу для всех». Обычно бывает либо-либо – либо культовые герои андеграунда, субкультурные проповедники и так далее, либо стадионные звезды с клипами на телевидении и альбомами в топ-10. The Cure – редкий пример группы, которую можно описать и так, и эдак, и это по-настоящему выделяет их из общего ряда. Здесь мне приходит в голову смешная история о том, как Роберт Смит общался с детьми – своих детей у него нет (и не будет, как всегда заявляли и Смит, и его жена Мэри), зато есть масса племянников и племянниц, с которыми он привык нянчиться. И вот, как-то раз он повел выводок племянников в Диснейленд – нормальное занятие для любящего дядюшки, даже если у него на голове привычное для Смита гнездо нечесанных волос, а из глаз капают кровавые слезы.
Знаете, с чего началось для них посещение этого места? С того, что к Смиту прямо при входе подскочила Минни Маус и попросила автограф.
Глава 28БеспризорныеКолдвейв
Трек-лист:
1). KaS Product – Never Come Back
2). Marquis de Sade – Wanda’s Loving Boy
3). Complot Bronswick – Born in a Cage
4). Mecano – Беспризорные
5). Isolation Ward – Lamina Christus
6). Guerre Froide – Ersatz
7). Trisomie 21 – Il Se Noie
8). Ruth – Polaroid Roman Photo
9). Collection d’Arnell Andrea – A L’Aurore Assassine
10). End of Data – Follow Me and So
Колдвейв (дословно – «холодная волна») – это уникальное и неповторимое музыкальное течение, отпочковавшееся в конце 1970-х – начале 1980-х годов от обыкновенного нью-вейва, или «новой волны». Интересно, что его родиной стала континентальная Европа: основные представители жанра – французы, бельгийцы, голландцы, немножко итальянцы, немножко скандинавы, но до поры до времени не англичане и не американцы. Кажется, это обстоятельство тоже придало сумрачным и прохладным звукам колдвейва некое особое обаяние. Они как будто бы существуют в пространстве, где не работают законы и порядки традиционного шоу-бизнеса, и, единожды заимствовав из «большого мира» определенные аспекты звучания и формы, подпитываются в дальнейшем исключительно внутренними резервами.
Вот, скажем, группа KaS Product – относительно недолговечный, как и большинство героев тех времен, но очень яркий проект, идеально вписавшийся в десятилетие: первая их пластинка вышла в 1981 году, последняя – в 1990-м. Состоял он из двоих музыкантов: жителя города Нанси Даниэля Фавра, более известного под псевдонимом Шпатц, и американки Моны Сойок. Она – в прошлом ресторанная джазовая певичка, он по основному роду занятий – санитар в психдиспансере; как гласит легенда, напряженные, будто бы все время находящиеся на грани безумия песни KaS Product были в значительной степени отражением весьма специфических больничных будней. Как-то раз группа играла совместный концерт c Аланом Вегой из Suicide – весьма удачное сочетание; я бы не отказался побывать на этом выступлении! Впрочем, кратковременную славу дуэту принесло не оно, а поездка в тур с одним из самых популярных ансамблей, относящихся к колдвейву; он носил подобающе зловещее название Marquis de Sade.
Сам термин «колдвейв» был впервые употреблен именно в отношении Marquis de Sade и их альбома «Rue de Siam»: французские журналисты охарактеризовали его словосочетанием «une vague froide», то есть как раз «холодная волна». Музыка проекта – существенно более высокобюджетная, чем у KaS Product: тут уже звучат не только дешевые синтезаторы и драм-машины, но звонкие постпанковые гитары и даже саксофон. Тем не менее эмоциональный вектор очень схожий: холодная отстраненность, легкий налет депрессии, сумрак, печаль и бесприютность, закованные в монотонные гитарные или клавишные риффы. Перед образованием ансамбля участники Marquis de Sade, все родом из бретонского города Ренна, играли в группе Gang Rennes – дословно «банда из Ренна», но здесь явно слышится и слово «гангрена»: короче говоря, образный ряд, думаю, понятен. Равно как и культурные ориентиры: музыканты оформляли свои пластинки в духе экспрессионизма 1930-х, слушали оперы на либретто Бертольда Брехта и смотрели фильмы с Конрадом Фейдтом. Как тут не вспомнить, что и название KaS Product взято из экспрессионистского плаката – эстетика 1920–1930-х годов вообще повлияла на колдвейв самым прямым образом.
Яркий пример этого влияния являет группа Complot Bronswick – или просто Complot. От коллег по жанру они отличались повышенной театральностью подачи: здесь уже даже в мелодике и в пении слышится что-то в духе зонг-опер Брехта и Курта Вайля. Немудрено: музыка для этих людей была неразрывно связана с театром. В 1981-м они поставили в заброшенном промышленном ангаре спектакль по мотивам античного мифа об Икаре, а два года спустя презентовали на культовом фестивале Transmusicales в том же самом городе Ренне музыкально-театральный перформанс про Владимира Маяковского; кстати, его отрывки есть на YouTube, и я рекомендую всем их посмотреть – впечатляющее зрелище, особенно когда на экране появляются кадры из «Броненосца “Потемкин”» Сергея Эйзенштейна. Если KaS Product и Marquis de Sade интересовались европейскими тридцатыми, то участников Complot Bronswick завораживал русский авангард и конструктивизм: кончилось тем, что на волне перестройки, уже в 1991-м (но еще до официального распада Советского Союза), они даже показали свое очередное музыкально-театральное действо в Ленинграде.
«Русский след» порой неожиданно обнаруживается и в других образцах колдвейва. Своими учителями музыканты Complot Bronswick считали в числе прочего музыкантов голландской группы Mecano, в репертуаре которой обнаруживается трек с русскоязычным заголовком «Беспризорные». Разобрать на слух слова, которые старательно пытаются спеть в нем участники Mecano, не представляется возможным – но, на счастье, они услужливо отпечатаны кириллицей прямо на задней обложке оригин