Иносенсио опять попытался собрать компанию для похода в «Белый лев», но угрозы и увещевания падре Бартоломео не проскользнули незамеченными мимо ушей и сердец кадетов. Пройдет совсем немного времени, и, оказавшись во флоте, они полностью позабудут наставления святого отца и сольются с существующими там порядками. Пирушка в портовой таверне станет казаться им обыденным делом, ласки продажных девок – заурядной составляющей образа жизни, а проповеди корабельного падре – скучной церемонией, во время которой нужно заботиться лишь о том, чтобы вовремя прикрывать рот ладонью.
Кто-то уезжал завтра, кто-то через два дня, Сантьяго и Педро взвалили сундучки на плечи и пешком отправились по домам. Уже стемнело, но полная луна освещала город, словно гигантская лампа. Булыжник мостовых холодно блестел в лунном свете, окна домов светились розовым и желтым, сонно перебрехивались собаки. Свежий ночной ветер наполнял улицы Кадиса глубоким дыханием океана, жизнь представлялась ясной и правильной, наполненной добрыми предзнаменованиями.
На следующее утро Педро прибежал в особняк грандов де Мена переполненный радостным возбуждением.
– Санти, – он с силой сжал руку товарища, – отец вчера подарил мне патент лейтенанта. Через три дня военная каракка «Хирона» приходит в Кадис и я сразу приступаю к службе. Представляешь!
Он обхватил друга вокруг пояса, приподнял и закружил по комнате.
– Прямо от тебя иду к портному шить мундир! В доме переполох, моя сестрица Пепита уже плачет навзрыд, мать тоже украдкой слезы отирает, только отец доволен.
– А ты? – не удержался от вопроса Сантьяго.
– Я, – широко улыбнулся Педро, – я счастлив. И хоть «Хирона», прямо скажем, не «Сан-Луис», а дряхлая посудина, которая всего лишь сопровождает торговые суда из Венеции в Кадис и Барселону, но все равно это настоящая военная каракка и настоящая служба. Начну с малого, а там, глядишь, удастся перевестись на патрульное судно.
– Да, патент на «Сан-Луисе» – недешевое удовольствие, – согласился Сантьяго. – Патрульная служба – весьма прибыльное дело. Помнишь, как Иносенсио хвастал, будто за год вернет родителям стоимость патента?
– Охота тебе слушать этого хвастуна! – воскликнул Педро. – Иносенсио специально травил баланду, чтобы показать, какие премии отхватывают за трофеи на патрульных кораблях. Деньги за патент интересуют его родителей, как прошлогодние медузы. Они могут своему сыночку каждый месяц покупать по два таких патента. Вот мои старики с трудом наскребли нужную сумму: свадьба и приданое Марии-Хуаны съели все их сбережения.
– Ну, на твой патент все-таки осталось, – хлопнул друга по плечу Сантьяго. – Как ни крути, теперь ты офицер на военной каракке!
– Есть! – Педро подпрыгнул и вскричал грозным голосом: – Орудия правого борта к бою!
– Есть к бою, – отозвался Сантьяго.
– Пли!
Сантьяго схватил медный таз для умывания и бросил его на пол. Раздался оглушительный звон – друзья расхохотались.
– Послушай, гранд, – успокоившись, спросил Педро, – а на какой военной каракке будешь ходить ты? Небось на «Леванте», если не на самой «Кастилии»?
– Ты не поверишь, но мне отец еще ничего не сказал. Я-то думал, будто увидев диплом об окончании училища, он тут же вытащит из стола лейтенантский патент, но получилось вовсе не так.
– А как?
– И не спрашивай, – тяжело вздохнул Сантьяго. – Поздравил и отвернулся. Будто я принес расписку от арендатора об уплате долга.
– И что ты собираешься делать?
– Подожду денек-другой, поговорю с матерью, а потом пойду в лобовую атаку.
– С сеньорой Терезой лучше не обсуждать этот вопрос, – посоветовал Педро. – Я по своей матери сужу: начнется слезами, а закончится рыданиями. Моей дражайшей матушке блазнится, будто меня ранят в первом же бою. Я ей сто раз повторял, что на «Хироне» можно до старости не увидеть турецкие паруса и что служить на королевской военной каракке куда безопаснее, чем ходить ночью по улицам ее обожаемого Кадиса, но разве она меня слушает?
И еще совет, не жди штиля, поднимай все паруса и дуй полный фордевинд! У тебя есть на это все права и все основания!
– Ладно, – согласился Сантьяго. – После обеда, когда отец в хорошем настроении вернется из голубятни, попробую завести разговор о патенте.
Голуби были слабостью гранда де Мена. После долгих часов непрерывного сидения в душном кабинете он поднимался на плоскую крышу правого флигеля, где по его распоряжению была сооружена голубятня, и долго возился со своими любимцами. По крыше гулял свежий океанский ветер, лазоревая бухта Кадисской гавани лежала на расстоянии вытянутой руки. Казалось, стоит перегнуться через парапет ограждения, опоясывающего крышу, и можно пощупать пальцами рангоут кораблей, важно качающихся на рейде.
Гранд никому не позволял ухаживать за голубями: чистку, засыпку корма и добавление воды он выполнял собственными руками.
– Так я отдыхаю от сидения над бумагами, – как-то объяснил он Сантьяго.
– Пристало ли гранду мараться птичьим пометом? – удивился тот.
– Рубить человеческие головы и вспарывать животы, по-твоему, более чистое занятие? – вместо ответа спросил отец. – Травить собаками оленей или протыкать копьем вепря считается благородным развлечением, но сколько при этом проливается крови и сколько страданий доставляется ни в чем не повинным животным, ты не задумывался? Моя возня с голубями – совершенно невинное занятие, а если при этом приходится немного испачкать руки – достаточно кувшина с водой и чистого полотенца. Кровь не смывается так легко, сын мой, а терзания невинных продолжают взывать к Богу и после их мученической смерти.
– Оленей и кабанов ты называешь мучениками? – удивился Сантьяго. – Это же бездушные твари, уготовленные нам в пищу.
– Ты видел когда-нибудь, как олениха защищает своего детеныша от собак? А в глаза к ней заглядывал, когда псы рвут ее живой на куски? Эти благородные забавы пробуждают в охотниках звериную жестокость, а возня с голубями приносит в мое сердце только покой и удовлетворение.
После разговора с Педро Сантьяго решил действовать и подкараулил отца у входа в комнату последнего этажа, откуда вела лестница на крышу. Пока тот запирал висячий замок, Сантьяго быстро спросил:
– Отец, все мои товарищи разъезжаются по военным караккам. Педро через два дня уходит на «Хироне», а я еще не знаю, что со мной?
– А что с тобой, сынок? – ласково спросил гранд де Мена, поворачиваясь к сыну. – Неужели тебе хочется оставить нас с мамой дома и общаться с матросней? Обедать солониной с сухарями, не спать в ночную вахту, страдать зимой от холода, летом от жары и рисковать жизнью в боях с турками?
– Но отец, – воскликнул ничего не понимающий Сантьяго, – ради чего я заканчивал Навигацкое училище?!
– Ты усвоил полезные знания, – рассудительным тоном продолжил отец, пряча ключ во внутренний карман, – приобрел бесценный опыт и теперь можешь стать моим помощником. Почему бы тебе не разделить бремя забот, лежащее на плечах твоего отца?
– Но я не хочу корпеть над пергаментами! – голосом, полным отчаяния, вскричал Сантьяго.
– Жаль, жаль. А мне казалось, будто три года казармы повернули что-то в твоей голове, Санти.
– Отец! Если вы вздумали шутить надо мной, я не понимаю этих шуток. Если же вы говорите серьезно, я…
– Прежде всего, успокойся, – жестко перебил сына гранд де Мена. – Ты уже не в училище и разговариваешь не с однокашником. Если тебе так хочется скитаться по волнам на борту вонючей посудины, я могу устроить тебе опытное плавание.
Через несколько дней из Кадиса уходит в Геную каравелла «Гвипуско». Комендант нашего порта посадил на все торговые суда, приписанные к Кадису, команду солдат для охраны. Командир охраны «Гвипуско» заболел и списан по болезни на берег. Если хочешь занять, временно, разумеется, его место, я возражать не стану.
– Отец, но ведь у меня нет офицерского патента!
– Не будь формалистом, Санти. Этот кусочек пергамента – последнее, о чем тебе следует беспокоиться. Капитан каравеллы будет счастлив, если выпускник Навигацкого училища согласится ходить на его корабле.
– Но я думал… я рассчитывал попасть на военную каракку. Как все мои товарищи, мои друзья!
– Во-первых, Сантьяго, ты не такой, как все. Нечего равнять себя с мелкопородистой швалью, которая окружала тебя три года. У гранда де Мена свой путь и свое предназначение. Я все еще не теряю надежду, что ты образумишься и оставишь мысль о военной карьере. Учти, получив патент лейтенанта и поступив на каракку, ты надолго закроешь себе дорогу назад.
– Но я не собираюсь возвращаться, отец! Я еще даже не вышел на дорогу!
– Поплавай с годик на «Гвипуско». Если не передумаешь, куплю тебе патент старшего лейтенанта.
– На «Кастилии»!
– Ишь, чего захотел, – крутанул головой гранд де Мена. – Старший лейтенант флагманского корабля испанского флота должен уметь и знать куда больше, чем ты сейчас умеешь и знаешь. Купить можно что угодно, но справишься ли ты с младшими офицерами и матросами на таком представительном корабле? Как бы позору не набраться!
– За год на «Гвипуско» научусь! – воскликнул Сантьяго, уже смирившийся со своей участью.
– Ладно, если ты так хочешь, пусть будет на «Кастилии».
– Спасибо! – просиявший Сантьяго наклонился и с благодарностью поцеловал руку отца. Стоит покорпеть год на «Гвипуско» за возможность стать старшим лейтенантом «Кастилии». Вот где служба, так служба!
«Гвипуско» оказалась средних размеров каравеллой, чуть больше «Беррио», на которой Сантьяго провел немало часов во время учебы в Навигацком училище. Только парусное вооружение у нее было прямое, более современное, чем у «Беррио», и всего четыре двадцатифунтовых пушки, стрелявшие каменными ядрами. Две располагались на высокой кормовой надстройке и две в носовой части. Пушки позеленели от сырости и в деле, судя по внешнему виду, были очень давно.
– Вот вы и приведете их в порядок, – благодушно заметил капитан, толстячок лет пятидесяти, с лицом в красных прожилках, свидетельствующих о пристрастии к рому. – Ваш предшественник предпочитал мушкеты и замучил всю команду постоянными стрельбами.