Хороший ветер не затих и ночью. Сантьяго, отоспавшийся за время штиля, не отходил от руля. Он пел, кричал, рассказывал сам себе все оставшиеся страшилки и все молитвы, а потом, вернувшись к истории про отца с того света, опять прошелся по всем страшилкам и снова завершил их молитвами.
Всю ночь его знобило, сырость, казалось, проникла в сердцевину костей. Он ждал восхода солнца, но оно не принесло ему облегчения – его продолжало знобить.
– Я заболел, – громко произнес Сантьяго, сообразив наконец, почему его бросает из жара в холод. – Да, заболел, а пожаловаться некому. И положиться не на кого. Кто посреди моря согреет для тебя вино и укроет теплым одеялом? Никто! Так что держись, дружок, сожми зубы и держись.
Сказать было просто, выполнить куда тяжелее. Его мучила жажда, в бочонке оставалось меньше половины, но он много пил, не думая о завтрашнем дне. При таком ходе берег мог показаться уже до захода солнца. Ему очень не хотелось провести в море еще одну ночь, при одном воспоминании о сырости и холоде тело сотрясала крупная дрожь.
Силы исчезали с пугающей быстротой. Он уже с трудом поднимался, чтобы передвинуть парус, и ходил пошатываясь. Для верности Сантьяго привязал к своему поясу веревку, прикрепленную другим концом к основанию мачты. Конечно, шлюпка была очень устойчива, но болезнь кружила голову, достаточно было встать на ноги, как все начинало колебаться и чтобы сохранить равновесие, ему приходилось хвататься за что попало.
На Сантьяго вдруг навалился жуткий страх.
– Одна большая волна, – шептал он, – и все кончено.
Кто-то внутри пытался сопротивляться и отвечал вторым голосом – твоя шлюпка выдержала шторм, а сейчас, при обыкновенной ветреной погоде, ей ничего не угрожает.
Но страх глушил разум, отодвигая его доводы в сторону, непрестанно твердя одно и то же:
– Если вал, всего лишь один не самый большой вал, рухнет на шлюпку, это будет конец твоей жизни.
Рядом ныряли в волнах дельфины и великолепная белая чайка.
– Чайка, – прошептал Сантьяго. – Значит, берег уже близко. Слава Создателю!
Он вглядывался изо всех сил в горизонт, но ничего не мог рассмотреть из-за блеска полуденного солнца. Небо было чистым, волны низкими, без гребней, ветер средний, хорошего направления. Шлюпка продолжала идти полным ходом. О, если бы так продолжалось как можно дольше!
Наверное, Сантьяго забылся, во сне продолжая сжимать рукой руль. Когда он открыл глаза, прямо перед ним, на расстоянии не более чем одной лиги, возвышались обрывистые утесы. Но чьи, испанские или эмирата?
Шлюпка скользила по медленно катившимся волнам, с каждым мгновением приближаясь к берегу.
– Вот и все, – произнес Сантьяго. – Если бы кто мне сказал, что придется столько дней провести одному в море, никогда бы не поверил.
Качурка-буревестник уселся на верхушку мачты, оглядел Сантьяго и протяжно закричал. Небольшая, величиной с обыкновенного жаворонка черная птичка с белыми пятнами на хвосте, непонятно, как она могла кричать так громко.
Навстречу шлюпке вытянулся мыс, словно приветственно протянутый указательный палец. Отирая пот со лба, Сантьяго переложил парус и направил шлюпку в бухту. Краем глаза он увидел отряд всадников, несущихся во весь опор по краю обрыва. Они тоже направлялись к бухте и, вне всякого сомнения, намеревались встретиться с ним. Кто они, свои или мавры? Не успело сердце екнуть от страха, как Сантьяго узнал кирасы испанской кавалерии и трепещущий на пике первого всадника бело-красный флажок объединенного королевства Кастилии и Леона.
Закрепив руль, он вытащил из ящика одежду, морщась, натянул влажное платье, приладил кирасу. Когда нос шлюпки с шипением врезался в песок, он был готов к встрече. И она не замедлила последовать – выставив вперед копья, к шлюпке подскакал отряд береговой охраны.
– Вот ведь молодцы, – прошептал Сантьяго, уже привыкший за время вынужденного одиночества проговаривать вслух свои мысли, – даже шлюпку не пропустили. Хорошо стерегут!
Он вдруг представил себе черепа покойников, захороненных в земле Испании. Сотни тысяч, нет, миллионы испанцев населяли эту землю за прошедшие столетия, и все они теперь лежат в ней, под истлевшими крышками деревянных гробов: белые кости, белые черепа с черными глазницами. Лошадиные морды плыли и двоились; с трудом удерживая равновесие, Сантьяго выбрался на берег и отсалютовал капитану. Тот, завидя человека в испанской военной форме, спешился и без опаски подошел ближе.
– Кто вы? – спросил он, подхватывая шатающегося незнакомца.
– Гранд Сантьяго де Мена, выпускник Навигацкого училища, начальник охраны каравеллы «Гвипуско» из Кадиса, – доложил он заплетающимся языком.
– Откуда прибыли?
– Шторм отнес каравеллу к берегам Африки, там нас атаковал Барбаросса. Судно погибло, удалось спастись мне одному.
– Вы хотите сказать, – удивленно поднял брови капитан, – что на этой посудине в одиночку пересекли Средиземное море?
– Да.
– И три дня назад, во время шторма, вы тоже были на этой шлюпке?
– Да.
Капитан отступил на шаг, вытянулся перед Сантьяго и воскликнул:
– В таком случае да здравствует Навигацкое училище Кадиса!
Из носа у него торчали огромные пучки седых волос, напоминающие гриву старого мерина. Сантьяго не без раздражения подумал, что не пристало капитану береговой охраны расхаживать в столь непотребном виде.
Дальнейшее он помнил смутно, капитан, шевеля усами, в которые превратились пучки волос, поплыл куда-то в сторону, затем перед глазами оказался желтый песок, а под ним, смыкаясь в единый белый ковер, двигались черепа.
– Он весь горит, – послышался чей-то голос, – иди знай, какую заразу притащил?!
– К Росенде его, – приказал начальственный голос. – Если она гранда выходит – то выходит, а не выходит так не выходит.
Из моря вдруг поднялся огромный вал, тот самый, которого так опасался Сантьяго.
– Ну и что, – прошептал он, – я уже на берегу. Мне не страшно.
Темная вода оказалась теплой, точно кровь, она накрыла его с головой, сладко потащила, перевернула, в носу стало щекотно, а в глазах темно.
Он проснулся от голоса. Невидимая женщина медленно, растягивая звуки, что-то рассказывала. Ее низкий грудной голос выговаривал каждое слово, но Сантьяго не мог различить ни одного из них. Он с трудом разлепил веки и увидел прямо над собой низкий потолок, покрытый черными трещинками.
– Очнулся? – Женщина склонилась над ним и провела рукой по лбу. От руки исходили прохлада и едва уловимый запах мяты.
– Ну, теперь ты сам можешь пить. Садись, – приказала женщина.
Сантьяго сел, оперся на руки и осмотрелся. Он сидел на узкой лежанке в углу небольшой комнаты, размерами напоминающей чулан в доме гранда де Мена. Угол комнаты занимала большая, обмазанная глиной печь, с которой свешивались, как видно для просушки, разноцветные гирлянды трав. Одно подслеповатое окошко, щелястая дверь, кривоватый стол и грубая скамейка. Вот и все убранство.
– Пей же. – Женщина стояла сбоку, Сантьяго повернул голову и увидел, что у комнатки есть еще один угол, где располагался еще один стол, покрытый деревянной и глиняной посудой.
Женщина протягивала ему кружку, он взял ее и с жадностью осушил до дна. Напиток был теплым и отдавал мятой.
– Отпустило, – удовлетворенно заметила женщина. – Теперь и мне через тебя послабление выйдет.
Сантьяго повернул голову и посмотрел на нее. Видимо, болезнь еще не полностью отступила, мир плыл и колебался, и, чтобы разобрать детали, он был вынужден сосредотачиваться на том или ином предмете.
Судя по голосу, женщина была уже хорошо в возрасте, однако когда Сантьяго, передавая пустую кружку, все же удалось вычленить ее лицо и фигуру из плавающих перед глазами цветных пятен, его рот невольно приоткрылся от изумления.
Перед ним стояла молодая красивая женщина, темноволосая, с непокрытой головой. Распущенные волосы падали на точеную шею. На женщине была длинная коричневая юбка, испещренная светлыми пятнами и покрытая темными пятнами, застиранная до серости короткая кофточка, оставляющая обнаженными ослепительно белые плечи и руки. Изящные ступни с аккуратными пальчиками выглядывали из-под края юбки.
Неопытному юноше женщина показалась ядреной, гладкой и ужасно соблазнительной. Большая высокая грудь рельефно проступала через ткань облегающей кофточки. На полных розовых губах играла плутовская улыбка, глаза, словно омытые спокойствием, смотрели невозмутимо и чуть насмешливо.
– Чему дивишься, гранд? – спросила женщина. – Ты угодил в логово ведьмы, разве тебя не предупредил об этом досточтимый префект?
– Я был болен и ничего не помню, – ответил Сантьяго. Руки, на которые он опирался, от предпринятого усилия предательски заныли, а перед глазами снова завертелись цветные круги.
– Ты и сейчас болен, – заботливо произнесла женщина, и плутовская улыбка пропала, точно смытая волной. – Я приготовлю тебе еще питье. А ты ляг покамест, хватит меня рассматривать.
Сантьяго опустил голову на подушку и сложил руки на груди. Сразу полегчало.
– Не надо так, – женщина подошла и разняла его руки, опустив их вдоль туловища. – Так покойникам складывают, а ты еще поживешь, поплаваешь.
Сантьяго промычал в знак согласия.
– Ты никогда не видел живую ведьму? – спросила женщина, возясь у печи.
– Нет, – улыбнулся Сантьяго.
– Ну вот, наблюдай.
– Очень. – Он хотел сказать мол, очень симпатичная ведьма, но решился выговорить только первое слово. – Очень… тут симпатично в домике. Уютно. А как тебя зовут?
– Росенда. Мне очень нужно, чтобы ты поправился. По воскресеньям я хожу к мессе, но служка не пускает меня дальше прихожей. Если ты выздоровеешь, префект обещал добиться для меня места на скамейке в заднем ряду. Так что давай выздоравливай поскорее.
– Ты не похожа на ведьму, – возразил Сантьяго. – Это какая-то ошибка.
– Вовсе нет, – Росенда подошла к его постели. – Все правильно, я самая настоящая ведьма. Так считают все жители Санта де ла Пенья. Вот, попей еще, заснешь – и сразу полегчает.