– Нет, – ровным голосом ответил Сантьяго. – Она и сейчас мне не нравится.
– Поэтому ты проговорил с ней весь вечер! – вскричал Ленсио. – За все время нашего знакомства она ни разу не посмотрела на меня такими глазами.
– Кто может понять, что происходит в сердце девушки? – пожал плечами Сантьяго. – Клянусь, я вовсе не собирался занимать твое место.
– Не собирался, но занял! – с истеричными нотками в голосе продолжил Ленсио. – Если она в тебя влюбилась, я этого не перенесу!
Зная вспыльчивый характер приятеля, Сантьяго попытался его успокоить.
– Это мимолетнее увлечение одного вечера. Завтра все будет по-другому. Уверяю тебя!
Сантьяго был прав, и развивайся события обычным путем, так бы оно и получилось, но тут вмешались сверхъестественные силы в лице доньи Марии, и действие двинулось в направлении, разительно отличающемся от нормального.
Два дня Ленсио не появлялся у Сантьяго. Тот терпеливо ждал, надеясь, что время и заботы службы успокоят его приятеля. На третий день, ближе к вечеру, тот явился, и по сжатым в полоску губам и глазам, белым от ярости, Сантьяго понял – грозу еще не унесло.
– Все вам! – вместо приветствия выкрикнул Ленсио. – Где же Бог, где его справедливость?!
– Что случилось, мой дорогой друг? – самым миролюбивым тоном произнес Сантьяго, понимая, что на смену непогоде пришел тайфун.
– Ее мать объявила, что Ольгонза не хочет меня видеть! Неслыханно, возмутительно! Разве я обидел ее чем-нибудь?! Разве не был любезен и терпелив? И вот награда за терпение!
– Она хоть объяснила причину такого поведения дочери? – участливо спросил Сантьяго.
– Объяснила, – злобно блеснул глазами Ленсио. – Объяснила, да еще как! Знаешь, что она ответила?
– Ну откуда мне знать, Ленсио? Расскажи, только не сверкай так глазами, я ведь тебя ничем не обидел.
– Ее сердце отныне занято другим. Более достойным! Вот что ответила донья Мария. Тогда я спросил, а как же все обещания и клятвы, которыми мы обменялись? Разве можно их отменить?
Можно, возразила донья Мария. «Все уже отменено. И больше к нам не приходите, не мучьте понапрасну себя и Ольгонзу. Моя дочь будет принадлежать более благородному и знатному юноше, чем вы!» Теперь ты понял, кого она имела в виду?!
Сантьяго сокрушенно покачал головой.
– Понял, Ленсио, но я не давал ни донье Марии, ни Ольгонзе ни малейшего повода так себя вести.
– Давал, и еще как давал! Зачем черт принес тебя к нашему берегу? Разве не мог ты утонуть во время шторма?! Почему Барбаросса не насадил тебя на меч, как барана на вертел?
– Ты сердишься, Юпитер, – попытался успокоить товарища Сантьяго, – значит, ты не прав.
– Зато ты всегда прав! Ты и такие, как ты. Все вам: богатство, честь, должности, девушки. Чего я, в конце концов, хотел? Только устроить свою жизнь в этой дыре, забытом Богом городишке! Велика прибыль – эта Ольгонза, напыщенная провинциальная дурочка! А я думал связать с ней свою судьбу, взять приданое, купить дом, родить детей! И все уже складывалось, все получалось, пока чертов ветер не пригнал к нашему берегу твою проклятую шлюпку! Все рухнуло за один вечер, за одну твою беседу с этой подлой тварью! И после этого ты еще говоришь, что не давал повода?
Сантьяго удрученно развел руками.
– Чем я могу помочь тебе, друг мой?
– Только одним – умереть! Или ты, или я. По-другому невозможно. Я вызываю тебя на поединок и буду драться до конца, до самой смерти!
– Ох, Ленсио, Ленсио! – вскричал Сантьяго. – Что такое ты говоришь? Какой еще поединок?
– Вас, милостивый государь, – переходя на официальный тон, отвечал Ленсио, – вскорости посетит мой сослуживец, капитан береговой службы.
Он пытался говорить холодно и презрительно, но истерические нотки прорывались в окончаниях слов.
– Прошу уладить с ним все подробности касательно места и времени поединка. Честь имею!
Ленсио чуть наклонил голову, круто повернулся на каблуках и пошел прочь. У самой двери он не выдержал, остановился, обвиняюще протянул руку в сторону Сантьяго и, наконец, выбросил из себя то, ради чего приходил.
– Я больше не желаю тебя знать, подлый негодяй, под маской товарища растоптавший мою жизнь!
Сантьяго остался стоять посреди комнаты в состоянии полного недоумения. Такого поворота событий он ожидал меньше всего. И еще меньше он хотел драться с Ленсио. Оскорбления отринутого жениха вызвали в нем не ответный гнев, а жалость и сочувствие.
Капитан явился почти сразу после ухода Ленсио. С вытянутым обветренным лицом, лошадиной челюстью, кряжистый и неповоротливый, он походил на крестьянина, нацепившего мундир. Скорее всего, он дожидался Ленсио на улице. Войдя, он картинно щелкнул каблуками плохо вычищенных сапог, но здороваться не стал, а лишь слегка наклонил голову.
Договорились драться на мечах завтра утром, на окраине городка. Бой должен был длиться до смерти одного из противников. Раненого предполагалось добить мечом или кинжалом. Сантьяго попытался заговорить о примирении, но капитан сухо ответил, что уполномочен вести переговоры только про обстоятельства времени и места.
– Хорошо, – тяжело вздохнул Сантьяго. – Видит Бог, я не хотел этого поединка.
– Кто ваш секундант? – спросил капитан.
– В этом городке кроме Ленсио я знаком только с отцом Ольгонзы, падре и префектом. Давайте пригласим сеньора настоятеля. Будет кому прочитать отходную молитву над телом умирающего.
Он пытался шутить, но капитану было не до смеха.
– Не годится, – отмел он предложение. – Если у вас нет секунданта, вам придется положиться на мою честность.
– Всецело полагаюсь! – воскликнул Сантьяго, впрочем, плохо понимавший, о чем идет речь. Ему еще не приходилось принимать участия в дуэлях, хотя разговоры о них блуждали по училищу. Падре Бартоломео в своих проповедях, напоминая о христианской любви и смирении, призывал кадетов отказаться от столь пагубного способа выяснения отношений. Но кто слушал старого падре, вопросы чести в Навигацком котировались куда выше религиозной добродетели!
Сговорились встретиться перед самым рассветом, после пяти ударов колокола на башне собора. Капитан сухо простился и вышел, держась прямо, словно проглотил палку. Сантьяго заказал ужин, без аппетита поковырял принесенную еду и, отодвинув миски в сторону, уселся в кресло, рядом со свечой. Спать не хотелось, думы, одна мрачнее другой, заполонили голову. Он пытался отвлечь себя чтением «Жития святых», но никак не мог проникнуть внутрь рассказов, взгляд скользил по странице, губы произносили вслух слова, но понять, о чем идет речь, никак не получалось.
Ему не удалось заснуть на протяжении всей ночи. Он хотел было написать прощальное письмо родителям на случай, если Ленсио окажется удачливее, но снедавшее его тайное беспокойство не позволило составить ни одной строки. Он то и дело вставал, нервно прохаживался по комнате, снова присаживался к столу, опускал перо в чернила и, не в силах написать первую букву, откладывал его в сторону. Наконец, он все-таки заставил себя погрузиться в книгу и, увлекшись рассказами о чудесах праведников и случившихся с ними удивительных событиях, забылся до самого утра.
Когда прямоугольник окна начал сереть, Сантьяго отложил книгу, прочитал утренние молитвы и умылся до пояса холодной водой. Одевшись, он почувствовал себя бодро и уверенно. Ночные нерешительность и волнение исчезли без следа. Ленсио был неправ, и то, как он стремительно несся по пути неправды, свидетельствовало об ожидающем его наказании.
Сантьяго повторял про себя фразу, которую когда-то отец велел выучить наизусть.
«Когда Бог решает наказать человека, он лишает его разума».
Многие годы Сантьяго бесполезным грузом таскал ее в своей памяти, и вот пришел час понимания. Ленсио вел себя как безумный, следовательно, Бог уготовил ему кару. За что именно, может сообразить только сам виновник, и то если хорошенько постарается. Но для того, чтобы вникнуть и разобраться, у людей, как правило, не хватает ни времени, ни желания. Бог мудр, справедлив и добр, а значит, Ленсио переступил через какие-то абсолютные запреты и с помощью Сантьяго должен понести наказание.
Ощущение избранности родилось само собой, из туманного воздуха раннего утра, когда Сантьяго спешил на окраину городка. Он шел быстрым, уверенным шагом, не сомневаясь в том, что Провидение избрало его орудием возмездия. Капитан береговой охраны поджидал в условленном месте, держа повода двух оседланных лошадей.
– Поедем в горы, – мрачно сообщил он. – Поединок будет там. Необходимо сделать все возможное, чтобы дуэль осталась тайной и чтобы победитель и я, как секундант, не понесли никакой ответственности. Тело убитого сбросим вниз, и я засвидетельствую, что он разбился во время прогулки. Противоположная сторона уже выехала к месту назначения.
Сантьяго молча кивнул. Капитан не спрашивал согласия, а распоряжался так, словно был его командиром. Впрочем, какая разница, в горы так в горы!
Он вскочил на лошадь и последовал за капитаном. Они миновали городские ворота, мигом преодолели небольшой луг, проскакали через рощу и въехали в ущелье, по склону которого вилась каменистая тропинка. Лошади убавили шаг и принялись осторожно подниматься.
Солнце, едва перевалив зеленый край ущелья, высветило голубое и прохладное небо. Влажный туман, единственное напоминание об умершей ночи, сползал ко дну ущелья, освобождая место надвигающейся теплоте дня. Первые солнечные лучи еще только золотили вершины скал, то тут, то там возвышавшиеся над верхушками деревьев, росших на краю ущелья, но радостное воодушевление накрыло Сантьяго с головой. Ему почему-то стало казаться, будто рождающийся день обещает быть легким и добрым. Предстоящее убийство или собственная смерть совершенно не пугали его, а казались чем-то далеким и несбыточным.
С кустов, густой стеной стоящих вдоль тропинки, при малейшем прикосновении сыпался серебряный дождь. Сантьяго с оживленным вниманием вглядывался в каждую расщелину, каждый куст и, протягивая руку, вбирал в ладонь крохотные радуги, скрытые в сияющих росинках.